В книге «Политтехнология стальной эпохи. Маршал Берия и политрук Хрущёв» предпринята попытка доказать, что 26 июня 1953 г. состоялись не просто смещение и арест первого заместителя председателя Совета министров СССР, депутата Верховного Совета, обладавшего судебным иммунитетом, министра внутренних дел Лаврентия Павловича Берии, а имели место преступление по уничтожению одного из первых руководителей страны и военный переворот. В ходе этой акции власть, незримо для непосвящённых, фактически перешла в руки одного из пяти секретарей ЦК – Никиты Сергеевича Хрущёва. В №40 и №41 опубликованы первые две части. В этом номере – окончание.
Отсутствие репрессий на всех самостоятельных участках работы, где не было прямого контроля и давления Сталина, является архиважной чертой в портрете Берии. Благодаря стабильности управленческого и инженерно-технического аппарата курируемые им отрасли промышленности в годы войны получили фантастическое ускорение. При обороне Кавказа никто из командиров также не был расстрелян, хоть многие и были понижены в должностях. В Специальном комитете по использованию атомной энергии разрешалось свободно вести любые политические разговоры, чтобы ни в чём не ограничивать полёт научной мысли. При этом личные дела всех учёных и даже их родственников хранились под контролем Берии, подальше от силовых структур.
О щадящих бериевских методах управления свидетельствует и тот факт, что никто из академиков и руководителей, чувствовавших себя более-менее независимо от хрущёвского ига, не выступил ни в печати, ни на трибуне в отличие от партийных лизоблюдов, «храбро», но заочно выливающих на «подсудного» потоки лжи. Этот процесс стал своеобразной присягой новой власти в лице Хрущёва и Булганина. Однако почти для всех долгое время неясной оставалась фактическая роль Маленкова. Наверняка и сам он не сразу понял планы Хрущёва, несовместимые с его председательским креслом.
И ещё один, может быть, главный штрих к портрету «кровожадного» Лаврентия Берии, написанному под руководством его наиболее вероятного непосредственного палача – Никиты Хрущёва: масштаб репрессий, после того как Лаврентий Берия возглавил НКВД в конце 1938 г., уменьшился в 150 раз по сравнению с 1937–1938 годами.
Многие тут же скажут, что это результат сталинского повеления, и в значительной мере будут правы. Однако за бешеный разгул репрессий мы проклинаем Ежова и «ежовщину», а не «сталинщину». Почему же за прекращение кровавой вакханалии мы не благодарим Лаврентия Берию?
Именно Берия, согласно мемуарам Хрущёва, с горечью восклицал, что «арестовывают всех людей подряд» и «многих видных деятелей уже пересажали», а на ответственных должностях скоро работать будет некому. Несомненно, эти разговоры доходили до Сталина, который за такое мог «и казнить, и миловать». В данном случае не только помиловал, но и поручил остановить чудовищный маховик.
В процессе решения этой задачи Берия превзошёл сталинские ожидания. Он предложил не только резко ограничить количественный размах террора, но также запретить все меры физического воздействия на арестованных и уничтожить орудия пыток. Неизвестно, какие диалоги были у них с вождём, но вскоре после назначения Берии секретарям обкомов, крайкомов и руководству НКВД была выслана шифротелеграмма Сталина без визы Берии с разрешением применять пытки только в особых случаях к «врагам народа». Только вот факт принадлежности к этим самым «врагам» этими самыми пытками и доказывался. Если у Берии со Сталиным не возникало бы разногласий, то необходимости в таком документе не было. Действовали бы в этом плане циркуляры ежовской эпохи. Неслучайно при возвращении в органы в 1953 г. Берия первым делом запретил пытки и приказал уничтожить всё, что с ними связано, предусмотрев уголовную ответственность за их применение.
Но вернёмся к процессу устранения Лаврентия Берии. Незадолго до переворота отношения маршала с МВО казались неуязвимыми. Накануне злосчастного для Берии дня уже упомянутый нами командующий МВО генерал Артемьев получил приказ отбыть с частью войск на учения, безусловно, санкционированные тандемом Булганин – Хрущёв. Никаких оснований не подчиниться приказу у Артемьева не было. Но произвести законный арест депутата Верховного Совета Берии без каких-либо серьёзных обвинений и без санкции генерального прокурора Григория Николаевича Сафонова, который не являлся ставленником Хрущёва, было невозможно. Не имея письменных документов, вряд ли уважающий себя маршал Жуков да и другие генералы бросились бы выполнять противозаконную просьбу секретаря Хрущёва и ненавистного для Жукова и большинства военных штатского министра Булганина. Кроме того, огромная трудность заключалась и в том, что ведомство намеченной жертвы занималось безопасностью высших государственных деятелей, и у НКВД со сталинских времён наверняка где-то оставались вездесущие прослушивающие устройства.
Но всё же главная опасность была в том, что любой из потенциальных заговорщиков, взвесив шансы Хрущёва – хотя и члена Политбюро, но рядового секретаря ЦК, мог решиться заработать очки перед Лаврентием Берией и предупредить его.
Особенно ненадёжными в этом плане были плечом к плечу отработавший с ним всю войну и первые послесталинские месяцы Г.М. Маленков, а также не чуждый кавказской солидарности и порядочности Анастас Иванович Микоян. Поэтому большинству из окружения заикнуться об аресте Берии Хрущёв не решился бы даже в самом доверительном разговоре, при живом маршале. Но и для смещения зампредседателя правительства и перевода в простые министры, например нефтяной промышленности, никаких оснований не было. После того как Лаврентий Павлович управлял всей военной промышленностью, добившись феноменальных результатов, а также возглавлял коллектив создателей атомной и водородной бомб, сомневаться в его профессионализме не приходилось.
Но у большинства высших чиновников таились зависть к его выдающимся способностям управленца и страх за насиженные места. В частности, Вячеслав Михайлович Молотов, Лазарь Моисеевич Каганович и Климент Ефремович Ворошилов были в сталинской обойме почти 30 лет.
Хрущёв всё это прекрасно понимал, что придавало ему решимости в действиях. Из всех возможных вариантов он, по-видимому, выбрал один, многократно обкатанный Сталиным, – убийство соперника, а затем уже формирование с помощью своего нового генерального прокурора Романа Андреевича Руденко легенд с арестом, судом, расстрелом без расстрельной команды, доказанной подделкой писем из заключения, обвинениями за сотни изнасилованных женщин и девочек, а также шпионской деятельностью в пользу Запада. Именно этим, максимально неожиданным и жестоким, но зато и наименее рискованным путём с огромной долей вероятности Хрущёв и пошёл. На это указывает множество косвенных доказательств, которые мы разбираем в книге «Политтехнология стальной эпохи. Маршал Берия и политрук Хрущёв», а также на сайте газеты «Аргументы недели».