Бей своих, чтобы чужие боялись?

Никита Хрущев, в 30-х годах тоже десятками тысяч отправлявший соратников на кровавые эшафоты, сталинское правило «нет человека – нет проблем» усвоил хорошо и надолго. Во всяком случае, кровавые события 1962 года в Новочеркасске зримо на весь мир доказали приверженность нового генсека именно этой фразе.

 Сначала было слово…

На Дворцовой площади г. Новочеркасска установлен каменный монумент – гранитная глыба, на которой выбито: «2 июня 1962 г.». За немногословным текстом тем не менее кроется массовая кровавая трагедия, именно в указанный день унесшая жизни 26 мирных жителей этого южного города. Жители Новочеркасска, как старожилы, так и их дети и внуки во всех подробностях и сегодня знают, что же именно случилось тем далеким днем 2 июня на территории местного электровозостроительного завода. А случилось вот что…

Скороспелая хрущевская денежная реформа 1961 года отменила не только количество нулей на советских купюрах, но и реально «под дых» ударила по всей советской экономике, ещё не полностью восстановившейся после войны. Особенно остро это почувствовали простые работяги Новочеркасского электровозострои́тельного завода (НЭВЗ), и без того еле сводившие концы с концами на сложном производстве. Прибавим сюда тяжелые бытовые условия (ветхие бараки без удобств и перспектив), в которых эти люди вместе с семьями вынужденно ютились годами и станет понятен градус народного возмущения от реформы, поставившей их на грань выживания.

Впрочем, люди, пережившие лихие военные годы и подчинявшиеся самому тогда главному народному правилу – «лишь бы не было войны!», были готовы снова затянуть пояса, но следующий после реформы 1962 год привнёс в их семьи новое сильнейшее разочарование. 1 июня в «Правде» появилось сообщение советского правительства о том, что розничные цены на молоко и мясо с этого дня … повышаются аж на 30%! В тот же день профком НЭВЗа скороговоркой оповестил всех работников завода о том, что на эти самые 30% им всем … понижена зарплата!...

Первыми остановили работу литейщики НЭВЗа: они потребовали от месткомовских болтунов ответить на их единственный вопрос: «Как и на что людям жить дальше?» Общественники традиционно от ответа уклонились, сославшись на дирекцию завода, разбежались по кабинетам. Вскоре к литейщикам присоединились и рабочие других цехов, обстановка стала зримо накаляться, народ потребовал выхода к ним заводского начальства. Через несколько минут перед гудящей толпой появился директор завода Курочкин.

Вальяжно выслушав претензии возмущенных работяг, он не нашел ничего лучшего, как бросить в лицо собравшимся единственную фразу, сразу ставшую детонатором в уже и без того взрывоопасной ситуации: «Если не хватает денег на мясо, жрите пирожки с ливером!» Хамский ответ Курочкина враз униженные рабочие сочли прямым оскорблением и бывший до того мирный митинг мгновенно превратился в массовый протестный бунт…

 На баррикады, товарищи!

Вскоре тревожным набатом заревел заводской гудок, люди начали массово выходить из цехов, по дороге выстраиваясь в шеренги и организованные группы. Паники не было, как не было и актов вандализма: единственным ощутимым протестом стали самодеятельные плакаты с требованием повысить зарплату, да еще возмущенные крики оскорбленных рабочих, многие из которых были фронтовиками.

Струхнувший директор Курочкин позорно бежал в заводоуправление, откуда начал панически названивать в милицию и горком партии: дескать, спасайте, братцы, иначе наши электровозы так и останутся на «запасному пути»! Там сигнал приняли и вскоре на территорию завода заехали мрачные воронки, из которых экстренно выгрузилось около сотни экипированных «к бою» милиционеров.

К чести их командиров, оценивших настрой рабочих и общую обстановку, никаких репрессивных команд не последовало. Более того, сами милиционеры среди которых многие приходились родственниками бастующим, организованно отступили, пропуская надвигающуюся толпу.

Тем временем разгоряченные демонстранты уже с красными флагами в руках начали заполнять близлежащие улицы, двигаясь к железной дороге, которую вскоре перекрыли. Отчётливо раздавались выкрики: «За что мы воевали?» и «Хрущева – на мясо!»

Прояви местная партэлита в эти минуты благоразумие и такт, народный гнев можно было бы еще вполне мирно успокоить, а людей уговорить разойтись обратно по рабочим местам, но… Для этого партэлите необходимо было самой обладать этими простыми человеческими навыками, но таковых не нашлось. Ситуация стала развиваться по самому худшему сценарию.

Прибывший на место 1 секретарь Ростовского обкома КПСС Басов с директорского балкона заводоуправления в мегафон проорал собравшимся требование немедленно разойтись по цехам и продолжить выполнять план пятилетки. Сопровождавшая его партийная челядь  не придумала ничего лучшего, как при этом демонстративно поаплодировать словам своего начальника. Разгоряченная толпа рабочих расценила эту мизансцену как очередное оскорбление и в прибывших под свист и улюлюканье сразу полетели камни. Зазвенели разбитые стёкла, на землю, сорванные со стен, стали падать портреты членов политбюро, бастующие ринулись на штурм заводоуправления…

В это время само здание уже было взято под охрану подоспевшими солдатами внутренних войск, под прикрытием которых и обкомовские «миротворцы», и дирекция завода удачно сбежали на задний двор. При этом чуть было не случилась трагедия: замешкавшийся главный инженер, который неосмотрительно обозвал ворвавшихся в кабинеты дирекции рабочих «врагами народа и провокаторами» чуть не был ими … сожжен в топке одного из заводских паровозов! Солдатам удалось отбить бедолагу у толпы, что и спало ему жизнь. Вечер, как говорится, «перестал быть томным…»

 Слушай мою команду!

Оценив ситуацию как чрезвычайную, командующий войсками округа генерал Плиев не нашел ничего лучшего, как приказал … подавить демонстрантов танками! К счастью, командовавший танкистами его заместитель генерал Шапошников не только отказался выполнять этот преступный приказ, но и приказал солдатам сдать боеприпасы и заглушить технику. Впоследствии это «вольнодумство» стоило генералу карьеры.

Тем временем толпа бастующих превысила числом 4 тысячи, многие были откровенно пьяны: русский бунт никогда не обходился без этого, в толпе появились откровенные провокаторы… А ведь можно было всего этого избежать, не каркни тогда директор Курочкин глупость про пирожки с ливером, найдя правильные слова секретарь обкома Басов, не захлопай при этом в ладоши его подобострастная челядь! Но вышло то, что вышло.

2 июня о ситуации доложили Хрущеву. Тот немедленно направил в бастующий город партийную комиссию во главе с верным членом политбюро Микояном, традиционно наказав соратникам самым безжалостным способом подавить бун. Те взяли под козырек: благо все они, как и Хрущев, прошли отличную школу террора при Сталине и уж чего-чего, а крови не боялись.

А начавшийся всего лишь сутки назад мирный митинг уже превратился в агрессивный и протестный городской бунт. К протестующим стали массово присоединяться рабочие других заводов, во главе колонн появились портреты Ленина, украшенные цветами, ревели заводские гудки, среди бастующих было много женщин, некоторые даже держали на руках детей: ведь все еще по укоренившейся формуле «человек человеку друг» верили в здравый смысл начальства и обещанную ими справедливость. Оказалось, что верили напрасно.

 Выходи по одному!

Толпа, руководимая и эмоциями, и умелыми зачинщиками увеличивалась. По некоторым отчетам местного КГБ ее численность превысила уже 5000 человек, среди которых было много охочих до всяких приключений местных маргиналов и провокаторов. Вся эта масса, скандируя «мы за социализм, но с едой!» двинулась к зданию горкома КПСС.

Первой преградой на их пути была река, которую люди легко форсировали: кто по мосту, кто вплавь, кто вброд. Мост был блокирован подошедшими по приказу Плиева танками, но танкисты, выполняя распоряжение генерала Шапошникова, рабочим не мешали: закрывшись в башнях, лишь смотрели через смотровые щели как те перелезали через их бронированные махины. Позже специалисты признали, что если бы танки двинулись на людей, жертвы исчислялись бы тысячами…

Понимая, что накал толпы достиг критического уровня, военные и милиционеры экстренно перевезли всех высокопоставленных посланцев Хрущёва на охраняемую территорию военного городка. Там же в полной готовности уже грели двигатели экстренно подготовленные для их эвакуации вертолёты. Время для принятия какого-либо неординарного решения ускорилось неимоверно и таковое было принято!

Когда возбужденная толпа бросилась было к горотделу милиции раздалась чья-то команда «Огонь!» и первые автоматные очереди. Появились первые убитые и раненые, которые в поднявшейся суматохе падали под ноги тех, кто пытался выбраться из-под обстрела и затаптывал упавших. Прицельная стрельба по безоружным людям велась и с крыши горкома партии, и с крыши ближайших домов. В ту ночь одномоментно погибло 26 человек, более 90 было ранено. В ту же ночь в городе прошли массовые аресты как предполагаемых зачинщиков, так и тех, кто просто хотел знать: чем и на что им кормить свои семьи?

P.S.                                          

 А судьи что?

Следствие было скорым и беспощадным. Конечно «не смогли» установить – кто же отдал команду отрыть огонь по безоружным и кто ее конкретно исполнял: скорее, их просто засекретили.

Зато под суд уже в августе споро отправили 114 человек. Семерых, назначенных главными зачинщиками, приговорили к расстрелу, остальные поехали в дальние лагеря на 8-10-15 лет. Залитую кровью площадь перед горкомом КПСС срочно покрыли новым асфальтом, саму бойню засекретили (что не помешало «голосам» уже на следующий день разнести подробности трагедии по всему миру), погибших же захоронили тайно: многие захоронения так и остались для близких неизвестными до сих пор. И вся вина этих людей была лишь в том, что они всего-то позволили себе поверить в громкие лозунги о всеобщем «равенстве и братстве!» Всего-то…