В январе 1960 г. дизель-электрическая лодка Б-37 была включена в состав Северного флота и переведена на базу в заполярном поселке Полярный. Никто из 70 человек ее экипажа от командира до матроса и подумать тогда не мог, что судьба определила их кораблю боевую жизнь длиной всего в два года…
Парни, уходите скорее!
День 11 января 1962 г. гарнизона Полярный начинался как всегда: выстроенный на пирсе Екатериновский экипаж ПЛ Б-37 дружно поприветствовал своего командира капитана 2 ранга Анатолия Бегебу. По команде подняли флаг. Экипаж зашел на борт и разбежался по боевым постам, чтобы заняться рутинным и привычным делом: осмотром техники, проворачиванием механизмов и т. д.
Несмотря на то, что лодка стояла на швартовых у родного причала, она находилась на боевом дежурстве, т.е. пребывала в состоянии по первой же команде мгновенно выйти в океан. На борту был полный боезапас. Ситуация осложнялась еще тем, что именно в те дни отношения между США и СССР дошли почти до «точки невозврата» из-за Карибского кризиса и руки военоначальников обеих стран в прямом смысле лежали на ядерных кнопках «пуск». Вторым корпусом к Б-37 была пришвартована лодка С-350, на которой тоже шла ежедневная морская работа. В общем, все как всегда. Но…
Внезапно в 08:25 внутри корпуса раздался странный хлопок, из ходовой рубки Б-37 повалил густой чёрный дым, в динамиках загремели колокола громкого боя. Оперативный дежурный немедленно по громкой связи тут же оповестил все корабли, находящиеся в гавани: «Аварийная тревога! На Б-37-пожар». Старший помощник командира аварийной лодки Арнольд Симонян успел с верхней палубы громко крикнуть экипажу соседней С-350: «Немедленно отваливайте от нас! Парни, скорее!...» - закончить фразу капитан-лейтенант Симонян не успел: чудовищной силы взрыв оборвал не только ее, но и жизнь самого офицера, который в той трагедии стал первой жертвой. Увы, не последней…
Командир лодки Бегеба как смог оценил обстановку и успел доложить о ситуации в штаб Северного флота. Далее связь оборвалась, т.к. сама рубка уже полыхала, а отсеки стремительно заполнялись едким дымом. Внутри корабля в это время на боевых постах находился экипаж. Через рубку внутрь корпуса пробиться было уже невозможно и Бегеба, приказав всем морякам срочно покинуть отсеки и прыгать на верхнюю палубу, сам бросился в корму, где был аварийно-спасательный люк. Только через него можно было еще попасть в отсеки, что Бегеба и намеревался сделать, чтобы лично и полно оценить обстановку и принять необходимые решения. Не добежал несколько шагов: мощный взрыв вышвырнул его в воды Кольского залива. Не погиб чудом: контуженый офицер уже очнувшись смог ухватиться за причальный брус. Картина, которую увидел командир, была куда страшнее самого кошмарного сна: на его глазах его же корабль с разорванной носовой обшивкой медленно погружался в воду. Уцелевшие прыгали за борт по приказу Бегебы, обожженные матросы судорожно отплывали от гибнущей лодки. Паника. Ужас. Хаос.
Впоследствии, уже на следствии и суде Бегебе постарались в основу обвинения поставить именно тот факт, что командир, обязанный покидать корабль последним, по сути в той ситуации… спас себя самым первым! Обстоятельства, способствующие трагедии, почему-то внимание военными прокурорами упорно не принимались. Возможно, потому что лично Главком ВМФ СССР адмирал флота Сергей Горшков приказал следователям строжайше наказать именно командира погибшего ракетоносца. Горшков, экстренно прилетевший из Москвы в Полярный, первым делом, растолкав врачей, ворвался в палату к раненному командиру и прилюдно проорал в лицо Бегебе: «Что разлегся? Твое место не здесь, твое место там, вместе с экипажем, в губе Кислой!» Именно по указанному адмиралом адресу находилось военное кладбище гарнизона, где и хоронили погибших моряков. Чутко державшие «нос по ветру» следаки в погонах, естественно, крики Главкома приняли за указание к действиям. Следствие стало быстро набирать обороты.
Прощайте, скалистые горы…
В результате взрыва на Б-37 мгновенно погибли 59 моряков. Еще 11 человек было убито на соседней лодке С-350, которая так и не успела отойти от гибнущего соседа. Разлетевшимися осколками были смертельно ранены уже на берегу еще четверо жителей гарнизона. В домах повылетали стекла, пропало электричество. Среди мирных граждан, в основном – жён и детей моряков началась паника, граничащая с истерикой: все подумали, что началась ядерная война, о возможности которой круглосуточно трубила хрущевская пропаганда. Говорят, что самое страшное на корабле - это паника на борту. Уверяю, что паника среди гражданских людей, особенно – женщин и детей, даже на берегу страшна не менее…
Расследование установило, что причиной губительного финала ПЛ явился внезапный одномоментный взрыв торпедного погреба. Государственная комиссия сначала определила два десятка возможных версий, среди которых главной являлась вражеская диверсия. Но она не подтвердилась. Со временем следователи сосредоточились на четырех возможных причинах, где основной «движущей силой» был модный во все времена т.н. «человеческий фактор»: ведь за смерть десятков невинных людей, да ещё в мирное время, кто-то обязательно должен был понести показательное и страшное наказание! Первоначально эта роль отводилась, естественно, командиру Анатолию Бегебе, тем более, что даже сам Главнокомандующий ВМФ придерживался такой же точки зрения. Но жизнь (даже в те сумасшедшие годы!) все же доказала, что и против лома есть приёмы!
Сначала рассматривали «легкую» версию: дескать, моряки на корпусе торпеды обнаружили царапины, которые и решили самостоятельно убрать с помощью паяльной лампы! Дескать, налицо преступная халатность, ну и все сопутствующие ей кары. Не прокатило: ни один, даже сошедший с ума моряк, никогда не позволит себе «шутить» с открытым огнем в погребе с боезапасом. Тем более, что и дальнейшее расследование само эту заманчивую версию и похоронило.
Бегеба в момент принятия на борт торпед находился в отпуске, из которого вернулся лишь за сутки до взрыва. Следователям он положил на стол рапорт командира минно-торпедной части ПЛ, где тот писал: «Товарищ командир, в Ваше отсутствие меня вынудили принять не боезапас, но мусор!» Следствие стало было расследовать это сообщение, быстро выяснили, что действительно весь новый боезапас флота был погружен на корабли, ушедшие на службу в Карибское море. На лодки, стоявшие хоть в боевом дежурстве, но у причала, привезли всё, что нашли в арсеналах. Значит, виноваты адмиралы, отдавшие такой приказ? Но партийная дисциплина и понимание того, что с ними самими будет, если ее нарушить, не позволили следователям даже думать о подобном. Бегеба оставался целью №1 для грядущего обвинения.
Встать, суд идет!
Следствие по делу, о котором конечно было доложено и генсеку Хрущеву, шло быстро. Всего три месяца потребовалось прокурорам, чтобы 6 томов обвинительных показаний передать в трибунал. Бегебе назначили адвоката, молодую девицу, совсем недавно получившую диплом юриста и из всех познаний о морской жизни помнившей лишь летний отдых в Ялте. Оценив ситуацию, командир принял решение от адвоката отказаться и защищаться самостоятельно.
Из показаний Бегебы: «… Я еще некоторое время находился на палубе, как вдруг черный дым повалил из верхнего рубочного люка… Я бросился к телефону. Доложил о возгорании начальнику штаба и сразу вернулся на лодку… Задымленность была такой, что лезть через входную шахту в центральный пост нельзя было даже думать. Радистам я приказал прыгать на палубу, иначе они отравились бы ядовитыми газами. Сам побежал в корму к аварийно-спасательному люку, лишь через него можно было попасть в седьмой отсек. Не добежал шагов десять: чудовищный взрыв швырнул меня в воду.»
Собственно, то же самое подтвердило и расследование госкомиссии, которое почему-то было завершено за пять дней до поднятия лодки. Значит, в тех условиях командир одним из первых начал борьбу за живучесть аварийного корабля, успев приказать морякам прыгать из горящей рубки вниз, чем спас им жизнь! За что же судить?
А судили за то, что на дворе были «шестидесятые» - эпоха Хрущёва, провозгласившего скорую эру коммунизма, при котором не должно было быть не только денег, но и хоть каких-то бытовых неприятностей. А отдать Бегебу под трибунал приказал Министр обороны СССР маршал Малиновский, до того выслушав хорошо отретушированный доклад Главкома ВМФ Горшкова. Вот «правосудие» и старалось.
Из показаний Бегебы: «… Обвинитель спрашивает: почему воздушные баллоны торпед были просрочены с проверкой на 24 месяца? Отвечаю: торпеды принимались в мое отсутствие.
Вопрос: почему аварийная тревога не была объявлена, а ваши люди в панике бросились в корму? Отвечаю: расположение тел в отсеках показывает, что каждый погибший находился там, где его обязывала быть как раз аварийная тревога» и т.д.
Суть вопросов, которые так скороспело насобирали следователи, ясно доказывает, что главная задача всего расследования была лишь в одном: обвинить командира не только в преступной халатности, но и в банальной трусости, повлекшей и гибель лодки, и смерть большей части ее экипажа. Приговор по таким статьям, особенно в те годы, мог быть лишь расстрельным.
На том же процессе Анатолий Бегеба смог лично назвать и очевидную причину трагедии: «Вероятнее всего, у старого кислородного баллона одной из торпед выбило донышко. Ведь перед пожаром я слышал хлопок! Обшивку торпеды взрезала воздушная струя. Ее тело было в смазке. Масло в кислороде самовоспламеняется. Мичман Семёнов, старшина команды торпедистов лишь успел доложить о возгорании и погиб от удушья. Потом взрыв…»
Удивительное дело, но именно эти слова капитан 2 ранга не раз говорил и допрашивавшим его следователям, но… они раз за разом не были теми услышаны! Более того – не были даже занесены в протоколы и уж тем более - проверены экспериментальным путем. Так кто же допустил по-настоящему преступную халатность?
Суд тем временем шёл своим чередом. Никто из присутствующих на процессе не сомневался в том, что Бегебу подводят под расстрел: ведь понимали, что о приговоре будет доложено лично Хрущёву, у которого еще со сталинских времен руки тоже были по локоть в крови: одним больше, одним меньше?..
Суд после суда.
И вот самый тревожный момент любого судебного заседания: оглашение приговора. Все встали. В наступившей звенящей тишине председательствующий на процессе полковник юстиции Федор Титов громко и четко зачитал… оправдательный вердикт! Капитан 2 ранга Анатолий Бегеба был признан невиновным по всем пунктам обвинения! Присутствующие замерли. Осознание того, что справедливость даже при «развитом социализме» все же жива, лишило многих каких-либо эмоций.
Главный обвинитель на процессе полковник Титков, первым осознав свой личный крах, выскочил из зала, даже не забрав со стола папки со старательно подшитыми для расстрельного приговора бумагами. Именно он, упреждая жуткие оргвыводы в свой личный адрес, сразу доложил об оправдательном вердикте командующему КСФ адмиралу Касатонову. Тот срочно вызвал к себе председателя суда полковника Титова. Орал: «Вы выбили у меня из рук рычаг, при помощи которого я хотел укрепить дисциплину» и т. д. Свой ор командующий КСФ закончил тирадой о том, что с приговором он не согласен, его опротестует прокурор флота и Бегеба обязательно будет осужден! Странно, что адмирал Касатонов (кстати, талантливый флотоводец – авт.) под дисциплинарным рычагом на вверенном ему флоте подразумевал лишь планировавшийся расстрельный приговор. М-да.
Далее для полковника Титова, не убоявшегося оправдать Анатолия Бегебу, начался кошмар. Вот что он, уже позже ставший генералом, вспоминал о тех днях.
- «… На следующий день мне позвонил председатель Военной коллегии Верховного Суда СССР генерал-лейтенант Борисоглебский. Сообщил, что поступил протест от военной прокуратуры. Через три-четыре дня позвонили из ЦК КПСС. Звонок был сделан по личному поручению Хрущева. Я не сомневался, что оправдательный приговор будет отменен.» Но жизнь всё же диктует свои, неизменимые никаким телефонным правом условия.
Через несколько дней на имя полковника Титова пришла правительственная телеграмма из Верховного Суда СССР: «Оправдательный приговор оставлен силе тчк рады за правосудие тчк поздравляем тчк». Таков был финал трагедии, которая сначала одномоментно унесла жизни 78 безвинных человек и чуть было не увеличила эту страшную цифру на жизнь еще одного невинного – капитана 2 ранга Анатолия Бегебы.