Любая революция – это череда конспирологических махинаций. Сначала бунтари увлекают массы сладкой сказкой о грядущем изобилии во всем: от новых галош до бесплатных соболиных палантинов. Затем, понимая, что наболтали лишнего, начинают прятаться и от тех, кому все это наобещали, и от тех, с кого собирались содрать и галоши, и палантины, чтобы раздать их тем, кому наобещали. Крайними остаются доверчивые статисты…
Билетик в сортир? Извольте…
Февральская революция создала в России основное двоевластие: временное правительство, т.н. Советы рабочих и крестьянских депутатов, куда сразу записались и выпущенные на волю из царских темниц как идейные политзэки, так и не менее идейные блатные урки. Впрочем, одна идея у них все же была общая и объединяющая: «Грабь награбленное».
Владимир Ленин, главный идеолог всемирного шабаша, уложивший революционную мысль в одну фразу: «Вчера было рано, завтра будет поздно», понял, что его время пришло и двинулся из Германии брать власть в России.
Ехал в опломбированном купейном вагоне вместе с соратниками, среди которых был и Григорий Зиновьев, их женами и детьми. Те уже в пути начали шумно делить будущие дивиденды, запивая все это германским шнапсом и пивом. Было весело, гулко и немного чопорно. Дверь в вагонный сортир скрипела и постоянно хлопала и вождь не мог собраться с мыслями. Впрочем, именно во время этого европейского трафика Ильич (как утверждают многие авторы), смог наглядно продемонстрировать свои выдающиеся организаторские способности: он лично составил график посещения туалета как самими соратниками, так и их женами и орущей детворой. Самодельные билеты на посещение заветного унитаза вождь якобы выдавал лично, также лично следил и за соблюдением строгой очередности этого графика.
Вообще на языке уголовного права, которое Ильич, по профессии - юрист, знал хорошо, изготовление поддельных документов (а «билеты» таковыми и являлись – авт.) и сегодня называется «мошенничеством», но чего не сделаешь ради грядущего залпа Авроры? История в силу интимности момента не сохранила более глубоких очевидных свидетельств той поездки: брал ли, например, Ильич билет в сортир и себе? Впрочем, это не так уж и важно: главное, что утерпел, доехал. Но к моменту приезда вождя его популярность среди встречавших потеряла былую мощь. Слухи о том, что Ленин полностью состоит на окладе у враждебного России германского правительства сыграли свою роль. Ко всему и Временное правительство приказало к тому времени Ильича арестовать.
Партийный сенокос.
Перед соратниками Ленина встал вопрос – куда же на этот раз схоронить вождя? Вопрос не был праздным: немецкий вагон уже уехал обратно, а в Петрограде вовсю шныряли ищейки Керенского. На помощь пришел соратник и тезка - Владимир Бонч-Бруевич, который со временем у Ленина стал «ранним Сусловым», т.е. главным идеологом и, по сути, пресс-секретарем. Совмещая работу в должности главного редактора «Известий», он сразу начал определять и круг т.н. «близких» к вождю людей. Со временем этот список менялся, т.к. «близкие люди» уже тогда умели профессионально гадить друг другу: игра ведь стоила свеч!
Сначала Владимир Дмитриевич прятал Владимира Ильича на своей даче под Питером. Потом, очевидно понимая то, что сыскари в конечном итоге до вождя доберутся, по совету товарищей уговорил того переехать в более безопасное место: в местечко Разлив, что поблизости от Сестрорецка. Вождь упрямиться не стал и через некоторое время вместе с еще одним революционным смутьяном и соседом по бронированному вагону Григорием Зиновьевым летом 1917 г. поселился в доме питерского рабочего Николая Емельянова. Бонч-Бруевич перевел дух и наказал отныне Емельянову беречь вождя пуще самого себя.
Питерский рабочий, к тому времени уже забывший, что такое слесарные тиски и сам знавший Ленина с 1905 г., когда помогал тому контрабандно перевозить из Финляндии в Россию листовки и стволы, поселил беглецов в санном сарае. Но вождя уже активно искали, заглядывали и на подворье Емельянова. Тот, помня наказ Бонч-Бруевича, понимал, что за благополучие Ленина может ответить и головой, под видом заготовки сена для коровы арендовал участок на соседском острове, куда и перевез Ленина и Зиновьева. Для маскировки тем нацепили парики и строго-настрого запретили говорить по-русски: отныне по конспирологической легенде им надлежало изображать безграмотных финских крестьян-косарей. Для житья был сооружен из сена добротный шалаш, вместо мебели поставили деревянные чурбаки. Отсутствие даже деревянного сортира опытного Ильича не смутило, хотя до продажи билетов «в кустики» дело не дошло.
Кормежку вождя Емельянов возложил на супругу и младших сыновей. Николай ежедневно ловил рыбу и варил свежую уху, супруга таскала хлеб, молоко, мясо и прочие деликатесы, включая любимое вождем финское пиво. Благо, тропы в Финляндию сам Емельянов знал отлично, как знал и дружил с теми, кто ими регулярно пользовался: вождь не должен был нуждаться ни в чем! В общем, ни Ленин, ни Зиновьев особых забот не знали, жаловались лишь на комаров, которые в силу безыдейности одинаково активно пили кровь как у революционеров, так и у их преследователей.
К концу лета стало ясно, что версия сенокоса себя изжила и ЦК решил снова отправить Ленина от греха подальше на зарубежный отдых в Финляндию. Соратник Зиновьев остался в Питере, где отметился чудовищной жестокостью. Именно ему принадлежит юридический нонсенс, ставший тоже лозунгом большевизма: «Разрешить всем рабочим расправляться с интеллигенцией по-своему – прямо на улице!» Говорят, что Ленину эта инициатива глянулась, особенно после того, как в 1920 г. в отместку за покушение на председателя питерской ЧК Урицкого по приказу Зиновьева было расстреляно более 5000 оппозиционеров! Особенно позабавила вождя акция Зиновьева по убиению в Кронштадте 20-ти мирных врачей за их «большую популярность среди рабочих». М-да… Впрочем, и самому Зиновьеву в 1936 г. по велению уже другого вождя-людоеда Сталина тоже всадили в затылок чекистскую пулю.
Бей своих, чтобы чужие боялись?
Переждав неприятные минуты в Гельсингфоргсе, Ленин в 1917 г. уже триумфатором снова вернулся в Питер и объявил с броневика о «Социалистической революции». С той самой минуты некогда мощная капиталистическая Россия, где и слыхом не слыхивали ни о каких долларах США, а ценили лишь царский золотой червонец, стала погружаться в страшный хаос нового строя.
Кстати, о броневике. Многие историки до сих пор спорят не только о достоверности той «броненосной» речи Ленина, но и о существовании самого т.н. броневика. Например, по мнению некоторых исследователей, на самом деле это не была по-настоящему боевая машина, но лишь учебный муляж, который соратники Ильича за награбленные бабки арендовали у солдат местного гарнизона.
Во-вторых, вообще не оказалось ни одного фото или кинокадра, где Ленин бы действительно стоял на его крыше, что для обожавшего любой личный пиар Ильича было, конечно, недопустимым явлением. После смерти Ленина, уже в 1927 г. по указанию Сталина эту машину-мираж пытались отыскать во всех автопарках, но безуспешно. Поэтому в революционных фильмах-фэнтези народу являли какую-то сомнительную копию. Впрочем, на фоне тотального вранья эта мелочь была похожа на невинную детскую игру – «угадайку». Главное, что народ в этот миф верил. Впрочем, дело не в броневике.
Верный соратник Николай Емельянов в революцию шагнул не тормозя: благо, что Ильич его не забыл. Вместе с другими «штурмовал» Зимний, о чем тоже снято немало агитфильмов, хотя на деле, как утверждали очевидцы, не было никакого яростного сопротивления его защитников и ни на каких воротах революционные матросы не висели. Если только обессилившие от награбленного и выпитого.
Затем служил в охране Смольного, лично сортировал «ходоков» к вождю, которые по сути приходили к тому лишь жаловаться уже на новую власть. С удовольствием поучаствовал в подавлении Кронштадтского мятежа, где тоже было пролито много крови. В общем, формировал свою революционную трудовую книжку теми делами, к которым и призывал его недавний «финский» косарь, он же Владимир Ленин. За рвение и преданность вождь рекомендовал Емельянова на хлебную должность в Наркомвнешторг, откуда тот затем перебрался в Сестрорецкий горсовет, стал его председателем, пережил смерть благодетеля, а в 1932 г. с почетом вышел на персональную пенсию. Но ожидаемого покоя не приобрел...
Пару лет бывший революционер проработал директором молниеносно созданного музея «Шалаш в Разливе», лично водил экскурсии трудящихся, умалчивая о сожителе Ильича Зиновьеве, который к тому времени уже выпал из верных «сталинцев». Поэтому из постоянно реставрируемого шалаша были выброшены и его кровать, и его деревянные чурбачки-стулья. Отныне по новой легенде Емельянову надлежало рассказывать о том, что в соломенном убежище от сыщиков хоронился лишь один Ильич и только его одного кусали злобные безыдейные комары, что тот и делал. Не помогло…
В 1934 г. в дверь персонального пенсионера постучали суровые люди в тужурках. Забрали и его, и супругу Надежду Кондратьевну, которая когда-то исправно потчевала Ильича разными вкусностями. На следствии у самого Емельянова суровые собеседники допытывались – почему во время своих лекций тот ни разу не рассказал экскурсантом когда и с какими подарками для вождя приезжал в Разлив и товарищ Сталин? Большевик же неизменно отвечал, что товарищ Сталин к учителю и кумиру в соломенный схрон на острове… не приезжал ни разу, что было чистой правдой! Следователи расстраивались и вновь начинали пинать собеседника, пока тот вдруг не вспомнил, что, да, конечно, как же я мог забыть: было, было, такое явление! Конечно, товарищ Сталин неоднократно навещал соратника и даже привозил ему корзинку грузинских разносолов с неизменной «хванчкарой». За это внезапное «прозрение» Николая Емельянова не поставили к стенке, но дали десять лет лагерей. Столько же получила и его супруга, которой пытались доказать, что она кормила вождя не теми пирожками.
Судьба сыновей тоже оказалась трагической. Старший Александр отсидел четыре года в Воркуте, затем фронт, где экс-связной Ильича получил два ранения и несколько медалей. После салюта Победы, уже в 1951 г. ему добавили еще десять лет, которые он отбывал до 1956г., пока его вместе с другими не реабилитировали и не освободили.
Младший Николай, который ловил рыбу и варил для Ильича и тогда еще не «врага народа» Зиновьева ароматную ушицу, был арестован в 1937 г. В том же году и расстрелян.
Сына Алексея мотали по тюрьмам долго: практически с 1934 г. (забрали вместе с родителями) и аж до 1954 г. (!).
Еще один сын Анатолий вообще бесследно сгинул в бездонных лагерных котлованах. Судьба его неизвестна, хотя предсказать ее совсем не сложно.
Самый младший из них Гоша (увидев которого в доме Емельянова приехавший с пожитками вождь пошутил: «А ты меня не выдашь?») «успел» отсидеть лишь три года и пошел воевать на фронт, где и погиб. Не думаю, что со словами «За родину, за Сталина!»
Повезло лишь одному из братьев - Льву, который каким-то внутренним чутьем определил приближение «Большого террора» и чисто по-английски «я ненадолго» вышел из дома и исчез. Чекисты его не нашли. Наверное, и не стали искать: и без того «семейный» наказ Сталина ведь был исполнен полностью!
P.S. Не прячьте, да не судимы будете…
В 1954 г. семью Емельянова реабилитировали. Супруги вернулись в Разлив, где у них оставался их единственный дом, в котором когда-то они и привечали Ильича: больше идти было некуда, но… К тому времени их дом был уже не их законным жилищем, а пропагандистским домом-музеем Ленина!
Стариков не пустили даже на порог, былые соседи тоже закрыли двери на засов от бывших «врагов народа», люди остались в прямом смысле на улице. Впрочем, кто-то потом пустил их пожить в курятник, и на том спасибо! Началось их «счастливое» нищенское существование в стране победившего социализма.
Самому Емельянову удалось устроиться электриком в свой же, но уже дом-музей на жалкую зарплату. Жена тяжело болела. Скитались по съемным углам, т.к. никто им дом, конечно, возвращать не собирался. Более того, партийные секретари питерского обкома всерьез рассматривали вариант… высылки семьи вообще в другую область, чтобы не сболтнули чего лишнего. И ведь выслали бы: что-то, а добивать беспомощных коммунисты тогда уже умели профессионально. Помог счастливый случай!
Готовился визит в СССР югославского руководителя Иосифа Броз Тито, с которым Хрущев старался наладить хорошие отношения и в программе которого значилось посещение гостем «Шалаша в Разливе». Более того, маршал где-то обронил, что хотел бы встретиться и с самим Николаем Емельяновым…
И началось: по свистку из ЦК бывшего ленинского бодигарда срочно наградили, ну естественно – орденом Ленина, его супруге привезли орден Трудового Красного Знамени, так и не пояснив – за какой именно труд она награждается: то ли за пирожки для Ильича, то ли за то, что десять лет обрубала сучья на таёжных просеках.
Семье выделили комфортные апартаменты в их же доме-музее, улицу назвали именем Николая Емельянова, снова определили супругам персональную кремлевскую пенсию. Взамен власти настоятельно попросили ничего не рассказывать важному гостю ни о своих сыновьях, ни о своих лишениях. Дескать, ошибочка вышла, чего в жизни не бывает? А Иосиф Броз Тито до них так и не доехал…