Из справки майора КГБ: «Немцы стали избивать Щёголеву и детей, травили их овчарками»

Господь дал возможность советскому лётчику Михаилу Мальцеву двадцать лет не знать, какой ценой спасла его жизнь близ Воронежа простая русская женщина, Прасковья Щёголева. Он прочитал об этом уже задолго после войны в газетах. Приехав в село Семилуки, где он когда-то был подбит, Михаил упал на могилу и долго лежат так, обхватив её руками. В этой могиле похоронена Прасковья, её мать и пятеро детей, которых не пощадили фашисты – затравили собаками и расстреляли. За спасение лётчика…

Страшная весть облетела всё село

Прасковья, или как её ласково называли родные, Параша, Параня, родилась в 1907 году. Выросла, пошла работать в колхоз. Как вспоминали односельчане, спорая была, умелая. И заводная – что песни петь, что стихи читать – равных ей не было среди местных девчат. А вот в работе Прасковья менялась – неразговорчивая, неприступная, спокойная. И безотказная в труде – что ни скажет бригадир, то всегда выполнит. Ещё селяне вспоминали решительность Парани – если нужна помощь, то она тут как тут.

И муж нашёлся под стать Прасковье. Степан Щёголев. Тракторист, здесь же, в колхозе. Сильный, широкоплечий. Свадьбу, как тогда было заведено, играли аж три дня кряду. Гуляло всё село – пели, плясали, веселились.

В семье появились шестеро детей. Сначала Александр и Татьяна, потом Нюрка (Анна), Полина, Коля. Уже перед самой войной родилась младшая, Ниночка. Степан уже работал бригадиром у трактористов.

А в сорок первом грянула война. Страшная весть сразу охватила всё село. Бабы заревели. Прасковья сначала злилась на них – как будто заранее отпевают. А потом и сама не выдержала – захлебнулась слезами… Через два месяца Степан ушёл на фронт, обняв жену и детей и махнув на прощание рукой. Никто из них не думал, что видятся они в последний раз…

Летом 42-го года в село Семилуки пришли фашисты. Заняли дома. Люди в большинстве своём ушли в соседнее село Ендовище. Спасли вповалку, приютили добрые люди. Но семьи большие, а есть было нечего. 14 сентября Прасковья Щёголева предложила родным сходить в своё село – там картошка, помидоры, зелень… Будет, чем накормить детей. Только Татьяну мама оставила в Ендовище – почти взрослая уже, мало ли чего… Зато взяла с собой племянника. Пришли в Семилуки. Переночевали в доме – удалось тайком от фашистов.

«Ползи, ползи, родненький…»

15 сентября 21-летний младший лейтенант 825-го авиационного штурмового авиаполка Михаил Мальцев вылетел на задание. На машине командира – в полку на тот момент осталось всего три ИЛ-2. Нужно было провести штурмовку немецкой техники, которая дислоцировалась в лесу на западной стороне реки Дон – тогда по линии реки проходила и линия фронта.

Зенитные пушки врага сделали своё дело – как ни пытался увернуться от огня пилот, прямое попадание в мотор сбило самолёт. В ста метрах над землёй прыгать с парашютом было бессмысленно. Самолёт упал.

Прасковья увидела его, когда забивала досками окна. И увидела наши звёзды на крыльях. Самолёт упал практически посреди огорода. Позвала маму, Наталью Степановну. Вместе доставали воду, поливали кабину, засыпали огонь землёй…

Михаил Мальцев очнулся от того, что кто-то дёргал его за плечо. Девочка лет девяти. Это была Нюрка. Она помогла вылезти из кабины лётчику, у которого уже загорелся комбинезон. Прасковья приготовила одежду Степана… Не успели. Как только Мальцев вылез из кабины, детский голос закричал, что нужно уходить: немцы идут.

Прасковья указала путь – благо, что оврагов в этой местности пруд пруди. «Ползи, ползи, родненький…» Мальцев уполз, но через некоторое время вновь потерял сознание.

Овчарки изорвали детей и женщин в клочья

К дому подъехали немцы. Прасковья строго-настрого наказала детям ничего не говорить про самолёт – мол, разговаривать буду сама. Эти немцы побоялись подойти к самолёту – внутри ещё рвались снаряды. Посмотрели, поспрашивали и уехали. Прасковья с матерью и детьми пошла потихоньку к Ендовищу… Совсем немного осталось, когда женщин с детьми перестряли фашисты. С овчарками.

Всю семью вернули в село Семилуки. «Где лётчики?» – спрашивали Прасковью. А она никак не могла понять, почему о лётчике говорят во множественном числе. Потом догадалась – самолёт-то двухместный. Просто тогда под Воронежем шли такие ожесточённые бои, что было не до комплекта, Миша полетел один…

Офицер ударил Парашу пистолетом. Показалось мало – удар прикладом автомата. Отнялось пол-лица. Как говорят, мама тогда сказала заплакавшей на её руках Ниночке: «Спи, родная, это не для тебя…» А старшим шепнула: «Бегите!» Племянник сумел убежать. Спрятался здесь же, за сараями. Поэтому слышал всё… И как овчарки рвали живую плоть. И как фашисты радостно комментировали… И как… Господи, как же трудно подобрать слова!!!

Из справки майора управления Комитета государственной безопасности по Воронежской области товарища Мартыненко:

«… Немцы вновь начали допрашивать Щёголеву и детей о месте укрытия лётчиков, но никто из них лётчиков не видел (как уже писалось выше, самолёт был двухместный, поэтому даже спустя долгое время считали, что лётчиков было именно двое – прим.авт.). Щёголева стояла на своём, заявив, что ничего не знает. Рассвирепев, немцы стали Щёголеву и детей избивать и травить овчарками, которые их рвали в клочья, но и этот садизм не дал положительного результата.

После этого немцы взяли двенадцатилетнего сына Щёголевой Александра, завели в соседний пустой дом и, угрожая расстрелом его матери, пытались добиться у него, где находятся советские лётчики. Не добившись и этого, они избили его, сказав, что все будут расстреляны.

Возвратившись во двор, учинили над Щёголевой, её матерью и пятью малолетними детьми зверскую расправу. Прежде чем их расстрелять, они натравили на них собак, которые искусали их, изорвали в клочья (при этом у Щёголевой были выбиты челюсти и оторваны груди), а затем все они были расстреляны, сброшены в погреб. Судя по надписи, которая имеется на могиле погибших, это произошло 15 сентября 1942 года. В этой могиле похоронены семь человек.

Майор В. Мартыненко, 31 октября 1964 год».

«На Нюрке плюшевый жилетик – весь простреленный…»

Саша, сидя в запертом чулане, вспомнил про лаз в сени. Пролез туда, потом на чердак. Через соломенную крышу ему удалось убежать. Залез на ветлу, сколько просидел там – не помнил. А ночью пополз огородами, пока не уснул в какой-то канаве. Утром его обнаружил знакомый старик и увёл мальчишку с собой.

Саше удалось выжить, как и Тане, которая осталась в тот день в Ендовище. Она на следующий день и обнаружила страшную находку в подвале собственного дома. Истерзанные тела родных. Босая Прасковья, которой немцы сняли сапоги, в последнем объятии прижимала к себе младшую, двухгодовалую Ниночку. А на Нюрке – той самой Нюрке, которая помогала выбраться лётчику из кабины – плюшевый жакетик – весь простреленный… Заголосила… А что тут сделаешь?! Выкопали могилу, накрыли погибших родных досками, засыпали землёй. А через некоторое время Саша с Таней лишились и крыши над головой – вернувшись в Семилуки через несколько дней, они увидели сгоревший дотла дом.

Говорят, что и Степан приходил на побывку с фронта в родное село. Увидел сгоревший дом, услышал историю гибели жены и детей… Как в известной песне Михаила Исаковского: «Не осуждай меня, Прасковья, что я пришел к тебе такой: хотел я выпить за здоровье, а должен пить за упокой». Увы, здесь получилось так же. Похоронка на Степана пришла с Ленинградского фронта, уже после гибели Прасковьи и детей…

«Спасибо, ты меня уже напоила. Сыт по горло»

Михаил Мальцев прятался в густом бурьяне. Несколько раз терял сознание. Пытался доплыть до своих, но отказался от этой затеи – не было сил, давало знать о себе ранение. Вернулся к крайнему в селе огороду, на рассвете забрался в избу и спрятался за печь. Здесь его обнаружили дети и, испугавшись, выбежали на двор. Мальцев кое-как выбрался из дома и увидел женщину. Чернявую, лет тридцати. Спустя много лет он узнал её имя – Наталья Мисарова. Жительница соседнего села Ендовище, она случайно попала в Семилуки – женщин и подростков из их села тогда погнали копать картошку для немецкой столовой. Конвоир привёл их на огороды, а сам отправился за добычей мяса – стрелять кур по сараям местных жителей.

Наталья поняла, что перед нею тот самый сбитый лётчик – уже наслышана была об этой истории. Сказала, что сдаст его в немецкую комендатуру. Мальцев попросил её и детей не делать этого. Мальчик поклялся «честным пионерским», а девочка дала лётчику три помидора и горбушку хлеба. Мальцев, страдая от жажды, впился в помидор, стараясь не замечать жгучей боли в раненом языке (при падении самолёта он сильно прикусил его, практически откусив кончик, и язык очень распух). Мисарова, покосившись на детей, тоже сказала, что ничего не скажет…

Михаил снова забрался за печь. Сначала караулил. Ждал со взведённым курком кольта – думал, что если и сдаст его эта женщина, то сразу… Успокоился и уснул. А через несколько часов проснулся от боли – двое немцев держали его за руки, а третий стоял с винтовкой напротив. Тут же, за печью, один из немцев нашёл кольт Михаила. Обрадовался: «прима американе»… Во дворе, куда выволокли советского лётчика, поскольку сам он передвигался с трудом, он увидел прячущуюся за углом женщину. Ту самую. Он ещё потом подошла к Михаилу, протянула крынку с молоком…

- Спасибо, ты меня уже напоила. Сыт по горло, - ответил Мальцев, с трудом ворочая языком.

Потом он вспомнил этот момент – Мисарова сильно побледнела и растерялась. Тут же подошла какая-то старуха с кружкой воды – фашисты разрешили ей напоить советского лётчика… Пить хотелось страшно!

Третья попытка бегства увенчалась успехом. Через три года плена

Три года Михаил Мальцев провёл в фашистком плену. Дважды пытался бежать, но его поймали и зверски избили.

В книге Михаила Велтистова «Прасковья» автор пишет:

«В концлагере №57 под Эссеном Мальцев работал на угольных шахтах. Его номер – 100066. Работа была тяжёлая, а кормили баландой из шпината и брюквы. В феврале 44-го Михаил весил сорок семь килограммов вместо семидесяти. Спас его француз, Адриан Ривьер. Он приносил в шахту в литровой фляге суп вместо воды и там обменивался флягой с Михаилом. Литр супа с горохом, крупой или лапшой поддерживал силы русского. Сам Ривьер получал посылки от Красного Креста.

С приближением фронта пленных перегнали в центр Германии. 4 апреля 1945 года их загнали в сарай с сахарной свёклой. Свёклу узники съели сырой. Вечером открыли задние ворота, и человек десять убежали. Михаил с одном москвичом прятался в лесу два дня – до прихода союзников.

В отделении контрразведки Третьего Украинского фронта он рассказал о себе всё. Почувствовал: поверили.

Вернулся на родину, некоторое время работал в отдельном рабочем батальоне, на перегрузке эшелонов; демобилизован был как специалист с техническим образованием».

Родители Мальцева уже и не чаяли, что сын вернётся живым – во время войны получили на него две похоронки.

После демобилизации Михаил Тихонович работал лесником в родных башкирских лесах, женился на Людмиле, которую знал с детства. В семье родились трое детей.

Долгое время Мальцева мучили сомнения из-за фразы, брошенной тогда, в избе, Натальей Мисаровой при первой встрече: «Вас немцы искали. Нашли трёх посторонних мужчин и расстреляли за это семью из семи человек». Михаил всё время возвращался памятью к этой расстрелянной семье. Было сказано, что из-за посторонних мужчин. Не из-за него…

«А чего они попёрлись в запрещённую зону?»

Был ещё один человек, которому история со спасённым лётчиком (точнее, лётчиками, как думали тогда), тоже не давала покоя. Майор КГБ Виктор Александрович Мартыненко в 1964 году закончил свою справку о Щёголевой так:

«Учитывая исключительную стойкость и проявленное мужество Щёголевой Прасковьи Ивановны при спасении советских лётчиков, полагали бы целесообразным: возбудить перед партийно-советскими органами ходатайство об увековечивании памяти Щёголевой П. И., назвав одну из улиц села Семилуки её именем, обсудив вопрос о посмертном её награждении» (Прасковья Щёголева и Михаил Мальцев награждены орденом Отечественной войны первой степени, Александр Щёголев – медалью «За отвагу» - прим.авт.).

Откуда вообще взялась эта справка Мартыненко? Дело в том, что когда-то он прочитал оперативную сводку, где рассказывалось о предательстве Натальи Мисаровой. Виктор Александрович понимал, что её поступок – повод для уголовного дела. Хотя тогда и не таких прощали – что возьмёшь с глупой бабы. Много было других, более неотложных дел.

Но спустя много лет майор вспомнил об этой истории. Вспомнил также, как сам всю войну летал, как его чуть не сбили над Вислой… Решил съездить в село Семилуки и самому разобраться в этой запутанной истории. Он встретился тогда с Сашей Щёголевым, а также и с Натальей Мисаровой.

«Она помнила того лётчика, - пишет в своей книге Велтистов.

- Я ему пить подавала, а он кружку отвёл…

И так зло, вовсе не с сожалением, о Щёголевых:

- А чего они попёрлись в запрещённую зону! Чего их чёрт понёс?».

Мартыненко всё было ясно, но не было доказательств. И тогда, в справке, он так и не упомянул её имени – важнее было, по его мнению, увековечить подвиг Прасковьи.

«Я плакал потому, что считал себя виновным: упал бы метров на сто вперёд…»

История о Прасковье была опубликована в федеральной газете «Советская Россия». Но о лётчиках там почти ничего не было сказано. Мальцев написал в газету. И получил ответ, что его уже давно разыскивают по просьбе работников колхоза «Семилукский».

Конечно же, о письме рассказали Мартыненко, который сразу понял – вот же он, тот самый лётчик. Последние сомнения развеял один факт – шрам на языке…

7 мая 1965 года Михаил Мальцев приехал в село Семилуки, куда его пригласили колхозники.

- Состояние моё в этот момент трудно было описать, - рассказывал потом Михаил Мальцев писателю Евгению Велтистову. – С одной стороны торжественная встреча, цветы. А как вспомню о зверстве, которое совершили фашисты с семьёй русской женщины, виновной лишь в том, что предотвратила гибель сына такой же матери, - сердце сжимается от боли. Я плакал ещё и потому, что считал себя виновным: упасть бы мне метров на сто вперёд, или за Дон, или совсем где-то раньше, - так нет, надо же, упал к ним в огород…

Мальцева привели к могиле… Он долго лежал на ней, раскинув руки, словно обнимая тех людей, ценой жизней которых он был спасён…

Потом пошли в дом бригадира Егора Стрыгина. Выпили. Михаила Мальцева словно прорвало – он четыре часа кряду рассказывал о том, что с ним тогда случилось…

- А смог бы сейчас узнать ту женщину? – спросил сидящий здесь же Мартыненко.

- Хоть бы сто лет прошло, всё равно узнаю!

«Пусть вас совесть мучает всю жизнь»

Утром поехали на поля, где все селянки трудились на посадке лука. Михаил попросил оставить его одного – мол, он сам пройдёт мимо трёх групп женщин-колхозниц. Наталью Мисарову он нашёл в третьей группе… Сразу пошёл к ней.

- Узнаёте меня?

- Нет.

- А лётчика помните, которого в 42-м сбили в Семилуках?

- Помню. Вы похожи на него. Но он был совсем другой. Обгоревший и хромал на одну ногу. У него язык был откушен.

Мальцев показал женщине язык со шрамом. Она побледнела и сникла: «Виновата. Что же мне теперь будет?».

- Пусть вас совесть мучает всю жизнь, - Мальцев повернулся и зашагал прочь. Слёзы лились у него из глаз…

Наталья долгое время пила. И умерла как-то, напившись самогона до одури… Говорят, после той встречи с Мальцевым никто не хотел с ней общаться. Обходили стороной, как прокажённую.

Канонизировать Прасковью не получилось

В начале 2000-х тогдашняя глава Семилукского сельского поселения Валентина Быкова и журналист одного из воронежских телеканалов Николай Колтаков обратились к церковникам – хотели причислить Прасковью Щёголеву к лику мучеников.

- Мы тогда собрали много подписей в поддержку нашей идеи, - рассказал Николай Колтаков. – Нам даже, помнится, помогал бывший ФСБ-шник Анатолий Кириллович Никифоров. И вроде как даже тогдашнее областное церковное руководство, а именно митрополит Мефодий, был не против. Но потом местный, Семилукский батюшка, отец Василий, поначалу загоревшийся этой идеей, вдруг пошёл на попятную… Отговорили доброхоты. Тогда кто-то сказал ему, что, мол, какая же Прасковья мученица – о ней вообще разное говорят. Ну, расстреляли фашисты, и что? Мало ли тогда стреляли? В общем, тогда прикрылись церковной «бюрократией» и формализмом – вроде как для того, чтобы причислить к мученикам, нужно раскопать кости, и если явят они свои чудеса – тогда пожалуйста, сделаем всё, что положено… А зачем тревожить покойных? В её случае, кажется, мученичество очевидно. Но думаю, что если бы митрополит не сменился, мы бы сумели убедить Мефодия…

Тогда Николаю сказали ещё, что нужно найти несколько человек, кажется, троих, которые смогут подтвердить, что она совершила чудо – в душе у кого-то что-то поменялось. Так и хочется спросить церковных бюрократов – а разве не меняется «что-то в душе» у многих тех, кто даже теперь, спустя много лет, узнаёт историю подвига Прасковьи? Разве не задумываются об этом школьники, которых водят на экскурсию, на могилу этих семерых, расстрелянных немцами? Разве не поменялось что-то в душе, например, у Инны Меркурьевны Меркуловой, которая попала на могилу Щёголевой, будучи 12-летней школьницей в 1948 году?! Она потом работала учителем в селе Семилуки, и именно её силами было собрано большинство материалов о Прасковье, воспоминания  о ней… А сам Мальцев? А его родители, дети и внуки? А мы, совершенно посторонние люди, которые знают и помнят о великом подвиге Прасковьи?

И то ладно, что пусть хотя бы не церковные, но мирские власти несколько лет назад озаботились увековечиванием памяти Прасковьи… Деньги собирали всем миром – около пяти миллионов. Долго утверждали проект памятника. Установили. Он получился действительно красивым. На остановке, где дорожное кольцо ведёт проезжих по четырём направлениям… Пусть каждый путник поклонится тебе, Прасковья!...