Я знаю, что ты знаешь, что я знаю…

100 лет назад, 21 ноября (4 декабря) 1917 года, в местечке Солы (нынешняя Белоруссия) русский рядовой солдат Степан Щукин подписал с немецким генералом фон Зауберцвейгом договор о временном прекращении боевых действий на Западном фронте. Звучит как анекдот – но тогда это стало одним из важнейших событий для Европы.

Как умел

Охотники кинуть грязью в Степана Щукина наверняка найдутся и сегодня. О, большевистская сволочь! Иуда! Договаривался с немцами! Но знаете… В жизни бывают моменты, когда всё вокруг сыплется и кто-то должен взять на себя принятие решений. А Щукин вдобавок провёл свою игру вполне достойно.

В общем – ноябрь 1917-го. В Петербурге воцарились большевики. Их первый документ – «Декрет о мире» (8 ноября 1917). «Всем воюющим народам и их правительствам» предлагается «начать немедленно переговоры о справедливом демократическом мире». Германия заявляет, что согласна пойти на контакт с русскими. Ленин 9 ноября направляет телеграмму в полки фронтовых армий – пусть, пока суд да дело, они сами «выбирают уполномоченных для формального вступления в переговоры о перемирии с неприятелем».

Свою делегацию сформировал в те дни и большевистский Военно-революционный комитет Западного фронта. Возглавил её рядовой 322-го Солигалического пехотного полка Степан Щукин.

Немцы предложили провести встречу в местечке Солы, недалеко от Сморгони.

Делегация

О Щукине чуть позже, а пока о других членах делегации. В неё входило 18 человек – члены ВРК, делегаты II, III и Х русских армий, переводчик Калаш и два штабных офицера-эксперта, капитаны Липский и Крузенштерн (явно из известного русско-немецкого рода). С германской стороны – тоже 18 человек во главе с начальником штаба группы армий фельдмаршала Эйхгорна генерал-майором фон Зауберцвейгом. Все – офицеры, и у них вызвал ухмылки внешний вид большевистских посланцев. Те действительно были одеты, скажем так, по-фронтовому, рядовые Лукьянов и Школьников в совсем уж грязных шинелях, лишь эксперты – в аккуратной форме.

Переговоры проходили в штабе немецкой дивизии. После приветствий и взаимного подтверждения согласия на сам факт встречи фон Зауберцвейг заявил, что картина ясна, тянуть время глупо. У германской стороны готов проект договора на русском и немецком языках – ознакомьтесь! Суть сводилась к простой формуле: вы отходите, мы продвигаемся. Щукин, прочитав, ответил, что нас это не устраивает. Мы прибыли со своим видением вопроса и своим проектом – тоже на русском и немецком.

Повисла пауза. Тут заместитель Щукина, младший унтер-офицер Станислав Берсон, ещё и, что называется, «перебил масть». На отличном немецком он обратил внимание германской стороны на ошибки её переводчика – и предложил далее обходиться вообще без переводчиков: в русской делегации хватает людей, владеющих немецким. Его поддержал – тоже на немецком – рядовой Иван Лоренц.

Вообще-то Берсон, сын варшавского банкира, уверовавший в 1917-м в революцию как в новую религию, немецкий учил во время юношеских путешествий по Германии и Швейцарии. Лоренц сам был из немцев. «Германская сторона» всего этого, понятно, не знала. Но важно оказалось другое. Немцы ждали туповатую, полуграмотную солдатню, которую легко запугать и запутать, – а тут... Между тем Щукин спокойно объяснял: мы прибыли говорить не об отступлении. Подобные вопросы будут решаться потом и не нами, это – тема для беседы представителей вашего и нашего правительств. У нас же задача конкретная – обсудить условия прекращения огня здесь, на Западном фронте. И просим не считать, что наши позиции так уж слабы, а ваши – так уж сильны. Проблем полно и у вас…

По ходу выступления Щукин тоже перешёл на хороший немецкий. Побагровевший фон Зауберцвейг заявил, что переводчики всё равно необходимы для чистоты процедуры, после чего попросил перерыв – ознакомиться с русскими предложениями.

Нерядовой рядовой

Естественный вопрос – что это за простой рядовой Щукин, который говорил по-немецки и явно был не так прост? Может, он и не рядовой вовсе?

Нет, рядовой. Из самых-самых рядовых окопников страшной Сморгони, про которую тогда говорили «кто в Сморгони не бывал, тот войны не видал», – там 
(АН-№49, 2016) в Первую мировую шло многомесячное сражение, мясорубка с нестихающим огнём, бомбёжками с аэропланов, газовыми атаками.

Но и не совсем рядовой – чего уж…

Степану Ефимовичу Щукину было 24 года. Как вспоминал участник переговоров военврач Н. Петров – «среднего роста, слегка полный блондин, в очках, с умным лицом русского интеллигента» (фото Щукина «АН» предоставили сотрудники Национального исторического музея Республики Беларусь, за что им особое спасибо). Бывший учитель, в 1914-м призван в строй. Вообще-то в Первую мировую таких, как он, образованных, из-за тяжёлых потерь в офицерском корпусе обычно с ходу отправляли учиться на прапорщика. Щукина тоже отправили. Но он был большевиком, причём убеждённым – его ещё пацаном в 1905-м втянул в политику брат, а в 1912-м Степан и сам подпольно вступил в партию. Большевики твердили, что начавшаяся война нужна лишь «сильным мира сего», простым людям от неё лишь горе да слёзы (а что – не так?). И Степан это говорил – в том числе в военном училище. За что угодил за решётку, однако ввиду недостатка улик был позднее просто отправлен на фронт нижним чином – с правом, по сути, лишь погибнуть. Так что понятно, как такой человек воспринял 1917 год.

«Верные своему долгу воинские части»! Это выражение в 1917-м звучало постоянно. О таких частях мечтали Николай II, Корнилов, Керенский… И не могли найти. 

Увы, русская армия в тот роковой год категорически отказывалась воевать. Причин – множество: усталость, непонятность целей войны (что мужику в серой шинели геополитические мечты о константинопольских проливах?), деморализация, разложение, позднее – сверлящая мозг мысль, что власть переменилась, вот-вот в тылу начнётся передел земли, а мы тут, в этих проклятых окопах... Солдат было не удержать. К идее сепаратного мира с немцами к концу своего существования пришло Временное правительство – да поздно. Собственно, и большевистский ВРК Западного фронта, по сути, перехватывал инициативу – соглашения о перемирии уже вовсю заключали низовые части. Та же команда Щукина обнаружила в Солах делегатов 2-го Кавказского корпуса, которые сами приехали «заключать мир». Пришлось их присоединять к общей делегации.

Их козыри

Далее переговоры превратились, по сути, в диалог Щукина и фон Зауберцвейга. Иногда щукинские аргументы подкреплял, беря слово, капитан Крузенштерн. И немцам становилось понятно – русским о них действительно известно очень многое: передвижения частей, настроения солдат, проблемы снабжения… Но откуда?

Откуда? А слово «братания» вам известно? Явление, характерное именно для последнего этапа Первой мировой. Мы много говорим о разложении русской армии. Однако от войны ведь устали все. И не только у нас, но и, скажем, во Франции солдаты воюющих армий в 1917-м уже нередко, кинув окопы, выходили на нейтральную полосу, обнимались, по-дружески судачили о том о сём. Сегодня пишут, что братания нередко использовала для сбора информации немецкая разведка. Но, выходит, и русская тоже?

Кстати, о Франции. Самый яростный спор в Солах вызвал пункт 9 «русского» проекта – от немцев требовалось обязательство не перебрасывать после заключения перемирия свои части на европейский театр военных действий. Зауберцвейг возмутился – какое ваше дело! Русская же делегация настаивала – на данный момент Россия и Антанта пока союзники. Мы здесь должны лишь договориться о двух месяцах перемирия на конкретном Западном фронте. Не соглашаетесь на наши условия – мы уходим.

У большевиков имелись свои козыри. Нет, не будем настаивать, что Щукин и его товарищи впрямую угрожали развернуть в германских частях разлагающую революционную агитацию. Но опасность этого немецкому командованию была очевидна – а по всему выходило, что и возможность у собеседников есть. Неслучайно в итоговом варианте договора немцы особо оговорили запрет солдатам обеих армий выходить «за свои проволочные заграждения» (а русская делегация, в свою очередь, вырвала у немцев обещание не применять к нарушителям запрета «насильственные действия»).

Переговоры продлились 30 часов. Подписанный в Солах документ можно найти в литературе по истории дипломатии. В его основу лёг (с оговорками) «русский» проект. Поскольку там имелся и пункт о непереброске немецких дивизий в Европу (весьма важный в то время), текст соглашения вскоре опубликовали не только «Известия» в Петрограде, но и ведущие западные газеты.

А вообще сегодня интереснее другое. Немцы тогда исходили из логики военной силы. За большевиками была изощрённая логика политики. Что оказалось сильнее?

Два месяца на Западном фронте действительно никто не стрелял. Но русские солдаты по-прежнему покидали окопы. Немцы двинулись вперёд. Большевикам пришлось подписывать «похабный» Брестский мир. Логика силы победила? Но в ноябре 1918-го началась революция уже в Германии – и рухнула её армия со всеми генералами. Так что победила всё же политика.

…Станислава Берсона в 1918-м расстреляли белополяки – яростный неофит революции, он и умер яростно, кроя злыми словами своих палачей. Иван Лоренц стал с годами крупным советским дипломатом. Репрессирован, реабилитирован посмертно.

Степан Щукин в Гражданскую служил в ВЧК, был в армии. В 1920-е закончил Институт красной профессуры. Работал в полпредстве в Париже, в Коминтерне. В Отечественную – на фронте, занимался разложением войск противника. После войны – профессор Высшей партшколы при ЦК ВКП(б). Свободно читал лекции на немецком и французском. Умер в Москве в 1955-м.

…Да, ещё. Там, в Солах, подписание перемирия немцы предложили отметить банкетом. Но, поскольку германские офицеры не захотели пригласить к столу своих рядовых солдат, наши отказались.