Аргументы Недели → История

Как либеральный царизм прогнал "Бродячую собаку"

, 11:04 , доктор исторических наук

3 (16) марта 1915 года в Петрограде было закрыто литературно-артистическое кабаре «Бродячая собака». Или как оно называлось официально «Подвал общества интимного театра».

Художник Сергей Судейкин, один из основателей и корифеев этого заведения, так вспоминал о том печальном дне: «С утра шатаясь по городу, мы пришли в «Бродячую собаку» — Маяковский, Радаков, Гумилев, Толстой и я. … Мы сели в шляпах и пальто за круглый стол играть в карты. Четыре медведеподобных, валенковых, обашлыченных городовых с селедками под левой рукой, сопровождаемые тулупным дворником с бляхой, вошли в незапертые двери и заявили, что Общество интимного театра закрывается за недозволенную карточную игру. Так «Бродячая собака» скончалась». В распоряжении петроградского градоначальника официальным мотивом для закрытия «Собаки» было означена незаконная продажа вина. Однако пресса связывала закрытие кабаре со скандалами, которые неизменно сопровождали выступления футуристов. Они появились в «Собаке» еще осенью 1913 года, а 23 декабря того же года молодой филолог Виктор Шкловский прочитал в кабаре доклад на тему: «Место футуризма в истории языка». Очень быстро «Бродячая собака» превратилась в гнездо отечественных футуристов, или, как они сами себя еще называли «будетлян». А в феврале 1914 года кабаре посетил мэтр футуризма итальянского – Филиппо Томмазо Маринетти. В богемном подвале его приняли с особой торжественностью, там он провел пять ночей: читал отрывки из поэмы «Цанг тумб туум», сделал доклад об основах футуризма.

С этим бунтарским и эпатажным движением неразрывно связаны и последние месяцы жизни «Бродячей собаки». 11 февраля 1915 года грандиозный скандал в кабаре произвел Маяковский. В тот вечер импровизированная литературная программа явно не клеилась. Тогда к директору и создателю «Бродячей собаки» Борису Пронину подошел Маяковский. Далее уже следим за развитием событий со слов самого Пронина: «Вдруг Маяковский обращается ко мне: «Боричка, разреши … мне выйти на эстраду, и я сделаю «эпатэ», немножко буржуев расшевелю». Тогда я, озлобленный тем, что вечер получился кислый, говорю Вере Александровне (жена Пронина – АП): «Это будет замечательно», и она говорит: «Шпарьте!» Маяковский вышел и прочитал «Вам»»:

 

Вам, проживающим за оргией оргию,

имеющим ванную и теплый клозет!

Как вам не стыдно о представленных к Георгию

вычитывать из столбцов газет?!

 

Знаете ли вы, бездарные, многие,

думающие, нажраться лучше как,—

может быть, сейчас бомбой ноги

выдрало у Петрова поручика?..

 

Если б он, приведенный на убой,

вдруг увидел, израненный,

как вы измазанной в котлете губой

похотливо напеваете Северянина!

 

Вам ли, любящим баб да блюда,

жизнь отдавать в угоду?!

Я лучше в баре б….м буду

подавать ананасную воду!

 

Присутствующие «остервенели», как свидетельствуют очевидцы. Это «вам» было адресовано в первую очередь тем, кого сами богемные завсегдатаи «Собаки» называли «фармацевтами». «Фармацевты» считались антиподами людей искусства, без скидок на профессию. Вначале их просто не допускали в кабаре, но затем научились извлекать из них пользу. Причем двойную. Во-первых, «фармацевты» поддерживали заведение экономически. Они, как вспоминал поэт Георгий Иванов, «заплатили по три рубля за вход и во все глаза смотрят на «богему»». Во-вторых, «фармацевты» служили своеобразной «дичью», разжигавшей эпатаж «богемы», и тем самым стимулировали творческие инстинкты. Трагическое стихотворение Маяковского, написанное на втором году «Великой войны», бросило крайне болезненный вызов не только охочим до артистической эксцентрики обывателям-«фармацевтам», но и самой «собачьей» богеме.

И, наконец, последнее событие, связанное с футуризмом, состоялось в «Бродячей собаке» буквально за неделю до закрытия. 25 февраля 1915 года в кабаре прошла презентация литературно-художественного альманаха «Стрелец», объединившего на своих страницах символистов (А. Блока, М. Кузмина, А. Ремизова) и футуристов (В. Маяковского, Д. Бурлюка, В. Хлебникова).

Но не одними футуристами была жива «Бродячая собака». Кабаре также облюбовали представители поэтического течения, известного как «акмеизм». 19 декабря 1912 года поэт Сергей Городецкий прочел в кабаре лекцию «Символизм и акмеизм». Эта лекция стала программной заявкой новой литературной концепции, призванной сменить символизм. Акмеизм провозглашался «открытым путем к великому искусству» и выходом из тупика символизма. Акмеисты Н. Гумилев, М. Кузьмин, А. Ахматова, О. Мандельштам стали непременными участниками «собачьих» вечеров и ночей.

Именно Ахматова оставила самые трогательные и пронзительно-трагичные воспоминания о «Бродячей собаке». Прежде всего, в поэтических образах:

 

«Все мы бражники здесь, блудницы,

Как невесело вместе нам!

На стенах цветы и птицы

Томятся по облакам…»

 

Или:

 

«Да, я любила их, те сборища ночные, –
На маленьком столе стаканы ледяные,
Над черным кофеем пахучий, зимний пар,
Камина красного тяжелый, зимний жар,
Веселость едкую литературной шутки
И друга первый взгляд, беспомощный и жуткий».

 

Первое стихотворение написано под непосредственным впечатлением от новогодней ночи 1913 года, проведенной в «Бродячей собаке». Цветы и птицы, которые упоминает Ахматова, были запечатлены художником С. Судейкиным в фантастических росписях одной из комнат кабаре. Второе стихотворение было создано Ахматовой уже в 1917 году, это уже воспоминание о минувшей эпохе.

Многие годы спустя Анна Андреевна замыслила книгу «Мои полвека», одна из глав которой должна была называться: ««Бродячая собака» (1912-1914). Две зимы». Но, увы, этот замысел так и остался неосуществленным.

Литературно-артистическое кабаре «Бродячая собака» просуществовала всего три года – с 1 января 1912 года до 3 марта 1915 года. Но след в культуре «Серебряного века», да и во всей русской культуре XX века она оставила незабываемый. Однако помнили об этом следе по-разному, даже современники. Наиболее едкие портреты «Бродячей собаки» и ее обитателей оставил в своих мемуарах поэт Георгий Иванов: «Четыре-пять часов утра. Табачный дым, пустые бутылки. Час назад было весело и шумно – кто-то  пел, подыгрывая сам себе, глупые куплеты,  кто-то требовал еще вина. Теперь шумевшие либо разошлись, либо дремлют. В подвале почти тишина... Не все ли равно, что там, на улице, в Петербурге; в мире... От выпитого вина кружится голова, дым застилает глаза». Газеты пестрели красочными подробностями о «разнузданных нравах» и даже «оргиях» «собачьей богемы» в «пьяном тумане подвала». С такой вульгарной оценкой не соглашался Маяковский, причем годы спустя: «Богема – это было общество изысканно-остроумных людей, и ходили туда отнюдь не пьянствовать». «Хунд-директор» Пронин (от немецкого Hund – «собака») тоже спустя годы писал: «В «Собаке» нравы были застенчивые, оргий и связанных с ними гадостей не было… Сюда привлекали разговоры, споры…» Иронию Г. Иванова о трагифарсовой роли «Собаки» в крахе старого мира России резко не приняла Ахматова. Для нее это кабаре являлось территорией творчества, свободной от «фармацевтических» норм, «бражничество», конечно, было, но именно бражничество, а не пьяный разгул.

Спорили современники, не всегда соглашаются в оценках и нынешние исследователи, но для них «Бродячая собака» – это уже классика Серебряного века. Но классика живая. Вот, например, акция образца 1913 года, которая легко затыкает за пояс многие современные концептуальные перформансы. 13 января того года в подвале «Бродячей собаки» отмечалось 50-летие со дня «кончины» Козьмы Пруткова. Этот мемориальный «юбилей» легендарного директора Пробирной Палатки, поэта, драматурга и философа праздновался в кабаре с подобающим случаю искрометным размахом. Особое внимание почитателей таланта Козьмы Пруткова привлекала одетая в генеральский мундир дама, стриженая, она «держала в руке большой корень хрена и по завету Пруткова «Смотри в корень», внимательно весь вечер на него смотрела, не говоря ни слова». Этой дамой была Поликсена Сергеевна Соловьева, частая посетительница «Бродячей собаки», известная художница и поэтесса, писавшая под псевдонимом Allegro. Поликсена Сергеевна – дочь выдающегося русского историка С.М. Соловьева и, соответственно, сестра философа и поэта В.С. Соловьева. А зная о близости В.С. Соловьева к кругу создателей Козьмы Пруткова – А.К. Толстому и братьям Жемчужниковым, можно сказать, что на этом юбилейном собрании его сестра Поликсена была единственной, кто лично знал «великого мыслителя, даровитейшего из поэтов и полезного государственного деятеля».

Ну а по поводу оценок той роли, которую сыграла «Бродячая собака» в истории русской культуры XX века, полезно вспомнить афористическое вопрошание того же Козьмы Пруткова: «Где начало того конца, которым оканчивается начало?»

 Александр Пыжиков, доктор исторических наук РАНХ и ГС

 

Подписывайтесь на «АН» в Дзен и Telegram