Одной из тех чувствительных для истории дат, на которых закончилась бытование старой Руси и началась жизнь новой России, стало 4 января (по новому стилю 14-е) 1700 года. В этот день был опубликован именной указ Петра I: «Боярам, и окольничим, и думным, и ближним людем, и стольником, и стряпчим, и дворяном московским, и дьяком, и жильцам, и всех чинов служилым, и приказным, и торговым людем, и людем боярским, на Москве и в городех, носить платья, венгерские кафтаны, верхние длиною по подвязку, а исподние короче верхних, тем же подобием».
Сроки проведения в жизнь этой государственной реформы русского костюма в петровском указе были намечены совершенно конкретные: «… а то платье, кто успеет сделать, носить с Богоявлениева дня нынешнего 1700 г.; а кто к тому дню сделать не успеет, и тем делать и носить, кончая с нынешней Сырной недели». Это был практически приказ, как в армии – переход на зимнюю или летнюю форму одежды.
Для многих в тогдашней Руси петровский указ стал полной неожиданностью и вызвал настоящий культурный шок. Однако те, кто «держал нос по ветру» не могли не заметить признаки надвигавшейся бури. Еще в 1681 году брат Петра – царь Федор Алексеевич – издал указ, обращенный ко всем боярам, дворянам и приказным людям носить короткие кафтаны вместо прежних длинных охабней и однорядок. В этих охабнях и однорядках теперь уже никто не смел являться не только во дворец, но и в Кремль.
Охабень являлся старинной русской верхней одеждой, как для мужчин, так и для женщин. Вообще же боярские одеяния старой Руси восходили к азиатским образцам, и мужские наряды очень напоминали женские. Часто мужчины без всяких потерь для своей репутации переделывали под себя одежду своих жен. Так вот охабень распашной, до пят, застегивался спереди на петлицы, а по бокам его шли длинные разрезы от подола до рукавов. Рукава также длинные, прямые завязывались на спине, а руки продевались в разрезы. Четырехугольный отложной воротник охабня мог доходить до середины спины. Нечто сходное представляла собой и однорядка. Люди состоятельные шили охабни и однорядки из очень дорогих тканей – шелка с золотом и серебром, атласа, парчи, бархата, шерстяных тканей и богато украшали вышивкой, нашивками, золотыми строками. Теперь же по царскому указу вход во всем этом великолепии в «святая святых» Московской государственности был воспрещен.
Другое действо с переодеванием, причем уже на самом высоком уровне, совершилось во время Великого посольства 1697-1698 годов. Отправляясь из Москвы, все три великих посла – генерал-адмирал Франц Лефорт, генерал Федор Алексеевич Головин и думный дьяк Прокофий Богданович Возницын – были экипированы по традиционному боярскому образцу. Но уже в Австрии высокопоставленные российские дипломаты переоделись во французское платье. Вместе с ними эту культурную травестию совершили и сопровождавшие посольство дворяне, среди которых был и урядник Преображенского полка Петр Михайлов, а в действительности – царь Петр Алексеевич. По возвращении на родину государь Петр Алексеевич предпринял первую атаку на долгополые одежды своих подданных. 12 февраля 1699 года на шуточном освящении Лефортова дворца царь ножницами стал отрезать у присутствующих длинные рукава их богатой верхней одежды – охабней, однорядок и кафтанов. А через год без малого – 4 января 1700 года вышел уже знакомый нам указ.
Надо сказать, что традиционно на Руси европейское платье воспринималось как потешное, соответственно «немцы», т. е. европейцы, воспринимались как ряженые. А ряженые – это какие-то «пограничные» существа, которыми явно движет лукавый. И после петровского указа 1700 года пошли толки о том, что царь «нарядил людей бесом». Помимо толков и скрытого ропота известны и случаи более серьезного недовольства. Такие примеры приводит знаменитый историк С.М. Соловьев: «Дмитровский посадский Большаков, надевая новую шубу, сказал с сильною бранью: "Кто это платье завел, того бы повесил", а жена его прибавила: "Прежние государи по монастырям ездили, Богу молились, а нынешний государь только на Кокуй ездит". Нижегородский посадский Андрей Иванов пришел в Москву извещать государю, что он, государь, разрушает веру христианскую: велит бороды брить, платье носить немецкое, табак тянуть – и потому для обличения его, государя, он и пришел». Но все эти акции носили индивидуальный характер и к смуте не привели. А венский дипломат Иоганн-Георг Корб в своем сочинении «Дневник путешествия в Московское государство» с удовлетворением отмечал: «Прежде одевались они [московиты] так, как татары, после их платье было более изящно, по образцу польскому, теперь же одежда москвитян схожа с угорской [венгерской]».
Сам же Петр в своей «костюмной реформе» был очень настойчив, и указом от 4 января 1700 свои преобразования не ограничил. Уже в марте того же, 1700-го года, царев советник по финансовым и административным вопросам А.А. Курбатов докладывал государю о том, что необходимо «возобновить указы, хотя с пристрастием, о венгерских кафтанах», поскольку «народы ослабевают в исполнении и думают, что все будет по-прежнему». И вот 26 августа 1700 года, как пишет современник тех событий, были «прибиты по градским воротам указы о платье французском и венгерском и для образца повешены были чучелы, сиречь образцы платью». Таким образом в дозволенный костюмный репертуар был введен и французский фасон, а для убедительности выставлена наглядная агитация – «чучелы», то есть манекены с обязательным платьем. Ослушники в длиннополом русском наряде отлавливались, ставились на колени, а их традиционная одежда обрезалась по эти самые колена, чтобы быть похожей на предписанный французский фасон. А в декабре последовал новый указ ко «всяких чинов людям московским и городовым жителям, и которые помещиковы и вотчинниковы крестьяне, приезжая, живут на Москве для промыслов». Правда, распоряжения не касались духовного чина и пашенных крестьян. Итак, всем вышеперечисленным предписывалось «носить платье немецкое, верхнее саксонское и французское, а исподнее – камзолы, и штаны, и сапоги, и башмаки, и шапки немецкие». Отдельной графой содержались регламентации до «женского полу всех чинов»: «носить платье и шапки и кунтушы, а исподние бостроги, и юпки, и башмаки немецкие ж, а русского платья, и черкесских кафтанов, и тулупов, и азямов, и штанов, и сапогов, и башмаков, и шапок отнюдь никому не носить».
Мастеровым же людям запрещенную одежду и аксессуары не делать и в рядах ими под угрозой «жесткого наказания» не торговать. С тех же, кто дерзнет вырядиться по-старому, брать пошлину в городских воротах: с пеших по 13 алтын по 2 деньги, с конных по 2 рубля с человека.
Но и на этом документе костюмная реформа Петра I не завершилась. Историки подсчитали, что всего за период с 1701 по 1724 год было издано 17 различных указов, регламентировавших правила ношения бытовой, праздничной и форменной одежды европейского образца, а также употребления типов тканей и их отделки. Причем часто эти указы носили довольно свирепый характер. Вот, к примеру, именной указ от 29 декабря 1714 года – опять про русские платья, сапоги и бороды, но с новыми запретами. Тем, кто будет этим торговать и/или носить, то «за такое их преступление учинено им будет жестокое наказание и сосланы будут на катаргу, а имение их движимое и недвижимое взяты будут на Великого Государя без всякие пощады». Вот так, под угрозой каторги и конфискации имущества преобразовывался старорусский человек на европейский лад.
Что же получила Россия взамен охабням, однорядкам и кафтанам? Кафтаны, камзолы и короткие штаны-кюлоты. Итак, кафтаны остались, но это были совсем иные кафтаны и главное – короче старорусских. Кафтан по французскому фасону – жюстокор – доходил до колен, плотно облегал фигуру до пояса, а книзу расширялся эффектными складками. Пуговицы на кафтане имели скорее декоративное предназначение, поскольку сей вид верхней одежды, как правило, не застегивался: из-под него должен был проглядывать камзол. Камзол мог быть пошит из одной ткани с кафтаном, но был короче и без складок. При этом и у кафтана, и камзола существовали разрезы по бокам и на спине, что значительно повышало маневренность их носителей и допускало беспроблемную верховую езду. Воротники французских кафтанов были довольно объемными, часто кружевными. Но в России по инициативе Петра прижились небольшие холщовые воротнички по шведскому образцу. Сам же государь-преобразователь обычно ходил в поношенном сюртуке голландского кроя, в залатанных чулках и стоптанных башмаках. Тем самым являя своим приближенным образец умеренности и утилитарной бережливости. Хотя на праздниках Петр мог появиться в щегольских и даже роскошных одеждах. Но опять же по европейскому образцу.
Мы практически ничего не сказали о переменах в женском костюме, но по вполне понятным причинам. Для столь серьезной темы нужен совсем иной формат. Ограничимся только главным – на смену широким и длинным сарафанам пришли корсажи, юбки и распашные платья. Узкие корсеты совершенно иначе моделировали женскую фигуру, к тому же они доставляли массу неудобств, стесняя грудь и затрудняя дыхание. Но пути назад, к свободным сарафанам для российских дам были отрезаны не только жесткими предписаниями петровских законов, но и не менее жестким диктатом европейской моды, стремительно покорявшей культурные пространства Российской империи.
Что же произошло на Руси в результате «костюмной революции» Петра I? Для исторического обобщения дадим слово С.М. Соловьеву, одному из столпов русской исторической науки. В середине XIX века он сказал об этом просто и доходчиво, быть может, чуть наивно с современной точки зрения, зато образно: «… Говоря преимущественно о перемене платья, мы опять должны заметить, что нельзя легко смотреть на это явление, ибо мы видим, что и в платье выражается известное историческое движение народов. Коснеющий, полусонный азиатец носит длинное, спальное платье. Как скоро человечество, на европейской почве, начинает вести более деятельную, подвижную жизнь, то происходит и перемена в одежде. Что делает обыкновенно человек в длинном платье, когда ему нужно работать? Он подбирает полы своего платья. То же самое делает европейское человечество, стремясь к своей новой, усиленной деятельности: оно подбирает, обрезывает полы своего длинного, вынесенного из Азии платья… Таким образом, и русский народ, вступая на поприще европейской деятельности, естественно, должен был одеться и в европейское платье, ибо … вопрос состоял в том: к семье каких народов принадлежать, европейских или азиатских, и соответственно носить в одежде и знамение этой семьи».
Александр Пыжиков, доктор исторических наук РАНХ и ГС