1721 год стал поистине знаменательным в российской истории. Завершилась двадцатилетняя Северная война между Русским царством и Швецией. 30 августа (по современному стилю это 10 сентября) в городе Ништадт (современный финский город Уусикаупунки) был подписан мирный договор.
По этому соглашению Швеция признала присоединение к России Лифляндии, Эстляндии, Ингерманландии, части Карелии и других территорий, а Россия, в свой черед, обязалась уплатить Швеции денежную компенсацию и возвратить Финляндию.
Договор был ратифицирован 9 (20 сентября), а уже на следующий день в Москве начались торжества по случаю Ништадтского мира. Празднования этого события, которое в России воспринимали как победу, растянулись на несколько месяцев.
Кульминацией этих победных ликований стала торжественная служба в Троице-Петровском соборе Петербурга 22 октября (2 ноября). Но, как оказалось, это обернулось не просто благодарственным богослужениям, а особым государственным актом.
В этот день прекратило свое существование Русской царство, и родилась Российская империя.
Для участия в торжествах в северную столицу собралось около тысячи представителей военной и гражданской элиты России. В центре тогдашнего Петербурга – на Троицкой площади – выстроились части 27 полков русской армии, а по Неве к Троицкой набережной подошли 125 галер русского Балтийского флота. Вначале была отслужена благодарственная литургия, затем торжественно зачитан текст ратификационной грамоты о мире. А далее произошло вот что.
Перед царем в качестве ходатая от «имени всего народа российского» появился канцлер Г.И. Головкин. Он просил Петра Великого принять титул «отца отечествия, императора всероссийского». В тот момент перед монархом предстояли «купнособранные» Сенат и Синод. Петр ответил на речь просителя очень сжато. Он говорил о заключённом мире, о «неослаблении» в воинском деле, о труде «на пользу и прибыток общий». Ни разу царь не упомянул новый титул, но так или иначе его речь означала согласие принять его «по умолчанию».
Как только царь умолк, под «трубный глас», пушечный и ружейный салют состоялось троекратное возглашение новых титулов. В полный голос их возглашали все присутствующие: «Виват, виват, виват Петр Великий, Отец Отечества, Император Всероссийский!». Собственно из этого ликующего гласа народного и родилась империя.
После ликований и пальбы местоблюститель патриаршего престола митрополит Стефан Яворский совершил благодарственный молебен, а знатные особы устремились с поздравлениями к супруге Петра Екатерине и ее дочерям, именуя их «Ее Величеством императрицей» и «имперскими принцессами».
В общем, все прошло достаточно строго и просто, можно сказать в духе петровского царствования. Но теперь уже это было не просто царствование, а императорское правление. Менялась и официальная титулатура русского монарха. Вместо «великого государя, царя всея Великия и Малыя и Белыя России самодержца» отныне торжественно возглашалось: «Мы, Петр Первый, император и самодержец Всероссийский». А царская корона над двуглавым орлом уступила место имперской короне.
Прежде чем ответить на уже назревший вопрос о том, что означали эти символические перемены для жизни Российского государства, отметим следующие примечательные аспекты нашего события.
Во-первых, инициатива «поднести» Петру титул императора, судя по всему, родилась за 4 дня до назначенного богослужения в Троице-Петровском соборе. Инициаторами этого проекта были духовные лица – вице-президенты Синода архиепископы Феодосий Яновский и Феофан Прокопович.
Во-вторых, мотивами «императорского проекта» были не соображения государственной или общественной необходимости, а личные заслуги Петра I: его «великоименитые дела», результатом коих стало «сильное и доброе состояние государства Российского, «польза» всех верноподданных» и «вечный мир с короною Шведскою». Так говорят об этом сами члены Синода в протоколах заседания 19 октября того года. Канцлер Головкин уже после торжеств в Троицком соборе заявил, что делами Петра его «верные подданные из тьмы неведения на феатр славы всего света, и тако рещи, из небытия в бытие произведены и во общество политичных народов присовокуплены...»
В-третьих, узнав об императорском предложении буквально за два дня до намеченного богослужения, Петр «долго отрекался» принять титул. К тому царь приводил многие «резоны». Но, в конце концов, под грузом доводов и прошений от сенаторов и членов Синода царь «склонился на то».
В-четвертых, произошедшее в Троицком соборе можно смело назвать императорской инвеститурой. Однако это был абсолютно светский ритуал, хоть и состоявшийся в святом месте. Коронации и помазания на царство не было. А восстановление церковного чина венчания на царство произошло уже в 1724 году, когда императорской короной была увенчана Екатерина I.
Примечателен и титул «Отца Отечества». Сами инициаторы действа говорили о том, что он предложен Петру «по прикладу древних греческих и римских сингклитов, которые своим монархам оное предлагали». То есть опять же, ничего сакрального в изначальной аргументации не содержалось. Тем не менее, Б.А. Успенский, выдающийся исследователь русской культуры, отметил в этом событии такой скрытый подтекст. Титул «Отец Отечества» - Pater patriae - «мог быть применен только к архипастырю — архиерею, и прежде всего к патриарху. И действительно, так назывались вселенские патриархи (константинопольский и александрийский). Поскольку официальное принятие этого титула совпало с упразднением патриаршества и с последующим объявлением монарха «крайним судией» Духовной коллегии, постольку указанное наименование могло восприниматься в том смысле, что Петр возглавил церковь и объявил себя патриархом».
Как знать, быть может эта титулатура обозначала куда более масштабный проект? В целом же следует согласиться с итоговым суждением того же Б.А. Успенского: «Принятие императорского титула было культурным, а не религиозным актом, и поэтому оно не было ознаменовано специальной религиозной церемонией; оно означало не расширение власти, а культурную переориентацию, и Петр не нуждался в новой коронации. Это был, собственно говоря, акт переименования, который органически вписывался в общую тенденцию петровских реформ, так или иначе – буквально или метафорически – сводившихся к переодеванию России в европейское платье».
Итак, после победного для России Ништадского мира пришла пора не только подданных, но и саму державу Российскую переодеть в «европейское платье». Единственным подобающим платьем такого государственного фасона было имперское.
Потребность в этом «переодевании» стала ощущаться в России еще в 1709 году, после славной Полтавской «виктории». Теперь же, после окончания Северной войны и закрепления новых границ на Балтике, Московское царство стало уже совсем другим государством с мощными амбициями на европейской арене.
Такому государству уже подобал иной статус в тогдашней геополитической иерархии. Статус «первого градуса», как выражались в ту пору. Обладание таким градусом по европейской шкале вовсе не означало признание зависимости от внешних ценностей и установок. Напротив, это был выход в лидеры «общества политичных народов» с заявкой на создание новой европейской архитектуры – христианского мира с двумя имперскими центрами: Священной Римской империей и империей Российской.
А начать этот процесс Петр решил с себя, и это полностью соответствовало государственной, политической и культурной логике того времени. Ведь в то время государственность целиком отождествлялась с персоной государя. «Государство – это я», - эти слова, приписываемые королю Людовику XIV, очень ёмко формулируют общее положение дел в абсолютистской регулярной монархии. Так же действовал и Петр Великий в делах монархии самодержавной. Приняв титул «императора», он тем самым провозгласил империей свое государство.
И напоследок можно задать такой вопрос. А что сталось после 1721 года с традиционным титулом русских монархов «царь»? Что, «император» полностью заменил, тем самым вытеснив и понизив престиж «царя»? Конечно, неофициально или даже полуофициально российский монарх продолжал именоваться «царем». Однако титул царя сохранялся и в официальном титуле наряду с императором. Так сам Петр I по указу от 11 ноября 1721 года именовался «Императором и Самодержцем Всероссийским, Московским, Киевским, Владимирским, Новгородским, Царем Казанским, Царем Астраханским, Царем Сибирским».
Так что император всероссийский продолжал быть царем, даже царями, в том случае, когда речь шла о владениях ранее принадлежавшим татарским «царям» – ханам. Кстати, Петр еще титуловался как «Повелитель и Государь Иверския земли, Карталинских и Грузинских Царей», а позднее его наследники уже станут царями Грузинскими. А с 1815 года, после окончательного вхождения Польского королевства в состав Российской империи, самодержец всероссийский стал еще и царем Польским. Теперь уже «царь» в титуле российского монарха – это не только бывший хан, но и бывший король. А император, это но просто поднявшийся до кесаря бывший московский царь, но над царями царь, imperator.
Александр Пыжиков, доктор исторических наук РАНХ и ГС