13 октября 1926 г. в газетах появилось сообщение: «чубаровцам» предъявлено обвинение. Информация шла по каналам РосТА, её публиковала центральная пресса – всё вместе это означало, что дело вышло уже на всесоюзный уровень. Хотя обвиняемые надеялись: больше пяти лет им не дадут. Больше по уголовному кодексу не положено! Да и за что больше? Что такого сделали?
Они действительно полагали, что ничего особенного не совершили.
Чужие здесь не ходят
Процесс над «чубаровцами» устроили показательный, присутствовала масса журналистов, в отчётах каждый старался сообщить дополнительные подробности. Так что о «чубаровском деле» известно много – включая фамилию потерпевшей (но «АН» всё же решили соблюсти этику). О сути преступления коротко сказано в нашей справке, а если её дополнить…
Любе Б. было 20 лет. Сегодня иногда пишут, что она была «партийкой» – оттого, мол, и поднялся шум. Нет, обычная деревенская девушка, недавно приехавшая в Ленинград поступать на рабфак для получения «высшего с/х образования».
Но именно потому, что была приезжей, не знала: Лиговка, где располагался Чубаров переулок (ныне Транспортный), – один из самых шпанистых районов Ленинграда. Сторонней женщине одной вечером тут лучше не появляться. И обвиняемые на суде объясняли: да мы её за проститутку приняли! Разве будет «порядочная» здесь в такое время ходить? А раз проститутка – значит, можно! Вот и поволокли в сад, заткнули рот…
«Экспертиза показала, что Любовь Б. до изнасилования была девственницей. Лица, знавшие потерпевшую, удостоверяют, что она отличалась спокойным и положительным характером». Любу в ту ночь вдобавок заразили полным набором вензаболеваний. А ведь антибиотиков ещё не существовало, и, например, сифилис лечился долго, вылечивался не до конца.
Той августовской ночью
«Известия», 14.10.1926. «В 3 часа 40 минут ночи 22 августа (1926 г. – Ред.) в управление милиции явилась Любовь Б. и заявила, что около 11 часов вечера в саду завода «Красный кооператор» (быв. Сен-Галли) её изнасиловали более 30 хулиганов. Организованная облава задержала Кочергина, Ситникова, Иванова Г., Холманова Г., Иванова П.
Любовь Б. шла вечером из дома к своим знакомым. Около Чубарова переулка её схватили за руки трое неизвестных и повели в сад, где стали насиловать. (…) Всё время подходили новые группы, которые продолжали её насиловать. (…) Любовь Б. неоднократно теряла сознание и для приведения в чувство её дергали за волосы, трясли, щипали». (…) Обвинение предъявлено 21 человеку».
Добавим, что Любу Б. привёл в милицию случайный прохожий: сама она была полуживая. Число обвиняемых позже увеличилось до 27 человек.
Обычное дело
Большинству насильников было от 17 до 25 лет. Безработные, рабочие завода «Красный кооператор», старшеклассники. Газеты приводили колоритные подробности.
Вот Костя Кочергин – гордость завода, бывший краснофлотец, комсорг. Женился недавно. Правда, с женой в тот вечер поругался. Выскочил злой за дверь, решил по парку пройтись (жил рядом). А там – радостный крик: «Бабу повели!» Причём среди тех, кто повёл, – его брат Петька…
Вот солидный дядечка, ему за 50. Тоже с «Кооператора». Поддал с приятелями, шёл домой, заметил – парни какие-то толпятся. Подошёл, посмотрел. Решил тряхнуть стариной. Среди собравшихся оказались ребята из его цеха, они уважительно пропустили старшего товарища без очереди.
Вот Мишка Осипов – этот прямо артист! Мало, что вместе с Кочергиным-младшим и Михайловым девку поймал! Он, когда сам закончил своё дело, – начал с кепкой народ обходить и собирать по двадцать копеек «за удовольствие».
И так далее. Милые детали. Доказывают – случившееся не было в Чубаровом переулке и его окрестностях чем-то из ряда вон выходящим. Если и не повседневное событие, то как минимум не в новинку.
«Быковщина»
Ещё одно шумное дело тех лет: в 1928 г. на ленинградской фабрике «Скороход»: молодой рабочий Быков «из хулиганских побуждений» застрелил мастера Степанкова, сделавшего ему замечание. В данном случае всё было ещё и густо замешено на «пролетарском чванстве» (тогдашний термин) – ненависти к старым «спецам», к интеллигенции вообще. Жертвами подобных настроений нередко становились, например врачи. Наркомздрав Н. Семашко в «Известиях» приводил примеры: в Ленинграде «рабочий М. Фролов изувечил врача Гриншпун за отказ выдать удостоверение о болезни для освобождения от воинской службы». В Пензе «инвалиды, не попавшие в число отправляемых на курорт, набросились на врачей. Доктор Х. спрятался в уборную, а за женщиной-врачом П. инвалиды гнались по улице, пока она не скрылась в квартире у знакомых».
Васька Рыло и другие
Конечно – не было. И случиться подобное могло где угодно. И случалось, наверное. Просто Ленинград – центр, там всё заметнее. А так в середине 1920-х волна хулиганства захлестнула весь Союз.
Архангельск, Иркутск, Херсон, Харьков, Владивосток – отовсюду находишь в тогдашних подшивках сообщения о всевозможных диких, дерзких, злобных выходках. В Ленинграде кроме «чубаровских» были ещё «балтийские», «порховские», «охтенские»… «Красная газета», 1925 год: «Охтенские бьют стекла, срывают вывески, выворачивают фонари, мажут ворота и стены. Гаванпольские нападают на прохожих. Балтийские специализируются на собачонках и кошках, которых подвешивают к окнам, чтобы пищали, и на преследовании подростков. Тамбовские практикуют в пивных и клубах». «Известия» с возмущением сообщали, что столичное Замосковоречье затерроризировано неким Васькой Рыло и его братвой. Когда Ваську наконец отдали под суд, корреспондента, который про шайку написал, избили. В Пензе шпана регулярно блокировала жизнь города: ночью опрокидывала ассенизационные бочки и поутру пройти по зловонному морю было невозможно.
Уголовщина легко переходила в дела более серьёзные. «Ульяновск. На выехавшую в д. Криуши для разбора хулиганских дел выездную сессию суда напала группа хулиганов во главе со Стародубовым, который бросился с бритвой на пом. прокурора т. Баскину». «Артёмовск. Обнаружен труп комсомольца Аника. Предполагается, месть хулиганов, на процессе которых Аник выступил свидетелем».
Причины и следствия
«Чубаровское дело» – тоже пример того, как легко при первой же возможности уличная «хулиганка» соскользнула в нечто большее. В современных комментариях довольно часто перекидывается мостик от этой истории к модной в 1920-е теории «стакана воды» Александры Коллонтай. Саму вспышку уличной преступности называют логическим продолжением революционных потрясений. Но, думается, всё не так прямолинейно.
Ну что, в России – до Коллонтай подобных эксцессов не случалось? Вон у Л. Андреева есть рассказ «Бездна», там девушка попадается шайке босяков – со всеми последствиями. Написан в 1902-м. А насчёт отголосков революции… Да, питерская шпана щеголяла в матросских клёшах и тельняшках – запали ей в душу «альбатросы Октября». Да, тогдашнее хулиганство оборачивалось не только «чубаровщиной», но и изрядно политизированной «быковщиной» (см. справку). И всё же…
Вспышки хулиганства – следствие социальных потрясений вообще. Нечто подобное (только тогда в ходу был термин «озорство») переживала Россия после отмены крепостного права, когда в города повалили разорившиеся крестьяне, в том числе молодёжь. Потом – вспышки в 1905–1907 гг., накануне и во время Первой мировой. Так что большевики имели дело с давней болезнью. Конечно, революционный и послереволюционный раздрай в головах усугубил её развитие. Но есть и более конкретные объяснения происходившему. Например, в 1925-м началось массовое производство водки (требовались деньги на индустриализацию). Из-за неразработанности правовой базы ловили хулиганов неохотно, карали мягко. Тот же Васька Рыло получил три года, «чубаровцам» при всей «особой тяжести» светило не более пяти лет.
Дышло закона
Пять лет? Три десятка уродов сломали девчонке жизнь, изувечили морально и физически, преступление прогремело на всю страну – и не больше пяти лет? Тут уж на кону был авторитет советской власти!
И суд проделал юридический финт. Потерпевшая ведь собиралась на рабфак? Чтобы стать советским специалистом? Значит, перед нами – посягательство на жизнь и здоровье будущего советского специалиста. То есть – политический бандитизм. Расстрельная статья. («Какой бандитизм! – кричал Кочергин-старший. – Судите нас за то, что мы сделали!» И был зачислен в «идеологи чубаровщины».)
Итог: семи обвиняемым – расстрел, двое оправданы, остальным – большие сроки. Общественность приняла приговор с удовлетворением. Шли дискуссии – как ещё их наказать? Может сослать на какой-нибудь необитаемый остров в Белом море? (Географы искали на карте подходящий). Подвергнуть лоботомии? Но, в конце концов, просто отправили на Соловки.
Что по-житейски – вопросов нет! – справедливо. Но только довольно скоро политическая подкладка стала шиться к чему угодно: халатность объявлялась «вредительством», авария – «терактом». И про первый прецедент подобной трактовки закона – действительно мерзкое «чубаровское дело» – уже никто не помнил.
Но хулиганство тогда на самом высшем уровне действительно признали нетерпимым. И в подшивках находишь уже новые слова: «Следствие – в течение 24 часов… руководителей групп и шаек – к высшей мере… прекратить отпуск спиртного несовершеннолетним и нетрезвым… высылать в неблагополучные районы конные патрули…»