1 августа – 140 лет со дня рождения ученого-биолога Ильи Ивановича Иванова. Того самого, что мечтал скрестить человека и обезьяну.
Сегодня Иванов – герой бесчисленных газетных публикаций, нескольких книг, документального фильма, телепередач. Юбилей такого персонажа «АН» не могли обойти.
«Красный франкенштейн»
Те, кому это имя все же незнакомо, могут глянуть нашу справку и согласиться – не зря писатель О. Шишкин назвал Илью Ивановича «Красным Франкенштейном». Вообще же писали об Иванове многие. Со страниц повести «Дневник доктора Борменталя» Г. Файмана, полностью построенной на архивных документах, встает какой-то тихо помешанный «фанатик науки». К. Россиянов в своей работе «Опасные связи» разбирает ивановскую историю в контексте морально-этических взглядов той эпохи, не зацикливаясь, однако, на «тайнах Кремля» – видимо, так к этой фигуре и надо подходить.
Потому что большевики, конечно, такие-сякие, но Илья Иванович и без них мечтал о своем заветном гибриде. Кстати, Россия Иванову должна низко поклониться: крупный ученый, он еще до революции заложил основы целой современной отрасли – искусственного осеменения животных. С этим «ноу-хау», мы тогда лет на тридцать опередили мир, появилась возможность увеличения поголовья отборного скота и (что было особенно важно в то время) породистых лошадей. К усилиям Иванова благожелательно относился Столыпин. Потом Илья Иванович трудился в Аскании-Нова, творя всевозможных тамошних знаменитых зеброослов и антилопокоров. Эксперимент с обезьяночеловеком виделся пожилому профессору достойным завершением дела жизни.
Если нельзя, но нужно…
Но простите… Это ведь не козу с бизоном скрещивать. Человек – он по образу и подобию Божьему. Что-что? Иванов и те, кто дал ему «добро», были атеистами? И вообще опыт проводился под знаменем воинствующего дарвинизма? Однако есть же черта, за которую...
Не для оправдания, но для понимания ситуации напомним несколько вещей.
Вот отечественные ученые, которые или поддерживали идею Иванова, или как минимум не отвергали ее. Николай Вавилов. Иван Павлов. Владимир Вернадский. Отто Шмидт... За границей – Эмиль Ру, Альбер Кальметт, Поль Ланжевен... Крупнейшие имена! Или мы признаем, что все эти люди – моральные выродки, или – что они мыслили в тогдашней системе координат, не во всем похожей на нынешнюю.
1920-е – время предощущения великого биологического прорыва, дерзких медицинских экспериментов. Помню восторженную заметку в пыльной подшивке: проведена операция по пересадке головы у жука! Жук шевелит лапками! Этак завтра и с человеком получится! Мы как-то рассказывали («АН» №51 от 24.12.09) про одну из тогдашних операций – пересадку глаз собаке. Александр Богданов в Москве в 1926-м развернул Институт переливания крови – ах какие ожидания были у публики! Студенты приходили: мы в «Вечерке» прочли, что переливание обновляет организм, а завтра экзамены, нельзя ли встряхнуться? Вспомните литературу – булгаковское «Собачье сердце», беляевского «Человека-амфибию»: юноше вшили жабры, он сейчас и в море, и на земле… Горький в статьях негодовал на природу: ты сделала нас больными и смертными, но ничего, скоро тебя обуздаем!
При этом понятия научной этики были, скажем так, зыбкие. В. Вересаев в «Записках врача» возмущался: лишь одна из российских медицинских газет осудила докторов, которые «в научных целях» прививали здоровым людям сифилис или туберкулез (опыты оправдывались необходимостью глубже изучить болезнь, испытать новые лекарства). Прочие коллеги исходили из принципа «если нельзя, но для человечества нужно, – то немножко можно». «Записки» вышли в 1900-м, Иванов задумал свой опыт через четверть века – исторически ничтожный срок.
Плюс, говоря о 1920-х годах, вспомним тогдашнюю медицинскую сенсацию №1 – операции французского хирурга (русского происхождения) Сергея Воронова. Воронов «омолаживал» престарелых пациентов, вживляя в их яички ткани яичек обезьян. Только в Москве в 1925-м было произведено 14 операций «по Воронову». «Огонек» публиковал дневник одного из «решившихся», профессора П. Викторова: «Начались эротические сновидения, уже много лет меня не посещавшие… довольно энергичные эрекции». Это потом выяснилось, что эффект краткосрочен. В мире таких операций было проведено несколько тысяч. (На животных-доноров вырос спрос, и в СССР заговорили о перспективах обезьяноводства.) То есть тысячи людей могли про себя сказать: мы и так уже чуть-чуть обезьяны. Валяйте, профессор Иванов, разбег набран!
Опыт Иванова – результат не какого-то специфически большевистского цинизма (хотя и это имело место). Идея витала в воздухе. В Бельгии, во Франции, в Германии, в США готовы были взяться за дело свои Ивановы – просто организационно не получалось. А в СССР получилось. Хотя ведомство Луначарского, например, считало, что выделяемые средства лучше пустить на народное просвещение. Но, видимо, восторжествовала точка зрения, что молодой советской республике на научном фронте требуется для престижа какой-то невероятный рывок.
Дикие люди
История профессора Иванова интересна еще и тем, как наступало отрезвление.
Многие исследователи отмечают, что, судя по экспедиционным дневникам, он к африканцам относился не то чтобы по-расистски, но с долей пренебрежения: «дикари»! И вот, когда не выгорело дело с оплодотворением самки, со спокойной душой решил подыскать какую-нибудь одинокую туземку, чтобы впрыснуть ей обезьянье семя. И выяснилась интересная вещь. Не было в местных племенах одиноких женщин! Пока не замужем – жила с родителями. Умер или погиб муж – вдову брал в свой дом его брат (второй или третьей женой), другой родственник. Но брошенной, голодной, с детьми на руках, готовой от нужды на что угодно, она не ходила.
Иванов данным обстоятельством был расстроен. Но мы вправе спросить: кто в этом мире «дикари»? Туземцы, для которых «табу» оставить женщину в беде, или мы, белые, у которых… В общем, продлите мысль сами. Добавим, Иванов очень боялся, что «негры» вообще узнают о сути его экспериментов. У них ведь свои твердые представления о том, что в жизни можно и нельзя. Могли и очки побить.
К чести Академии наук СССР (перед которой Иванов из Африки отчитывался) она тоже резко опротестовала полет профессорской мысли и «не сочла возможным» одобрить эксперимент над женщиной. Охотницы принять в себя обезьянье семя (как и удальцы, готовые оплодотворить обезьяну) потом отыскались в СССР. Обычный комментарий пишущих о данном факте: что же суки-коммуняки с народом сделали, надо же, каких воспитали развращенных комсомолок-комсомольцев! Но, думается, кинь профессор призыв на Западе – там тоже нашлись бы доброволки (и добровольцы). Людей с моральными вывихами где угодно хватает. Сам профессор необходимость пригласить подходящую советскую даму объяснял просто. Даже Сухуми для обезьян – север. Могут помереть. Давайте срочно получим от самцов семя и пустим в дело.
Но тут возник еще один вопрос. Ну, удастся эксперимент. Что тогда делать с получившимся существом? Это вообще кто будет – гомо сапиенс, обезьяна? (Один из ивановских учеников придумал термин «помесный гомункулюс».) Как к нему относиться в жизненных ситуациях? Профессор Преображенский, вы убили Шарикова, когда он был еще собакой или уже человеком?
Дискуссии прервала жизнь – причем удар пришел откуда не ждали. В 1929 г. началась коллективизация. В колхозы сгоняли обобществленный скот. Возникла идея во всесоюзном масштабе развернуть работы по его искусственному осеменению. А Иванов – не забыли? – был тут главным спецом, возглавлял соответствующую лабораторию во Всесоюзном институте животноводства.
Дальнейшая история подробно описана К. Россияновым. Вырос объем работы. Чтобы решать оргвопросы, Иванов взял в лабораторию некоего заслуженного партийца. А тот обвинил шефа во вредительстве: мол, коровам вводятся «не те» катетеры. Иванова арестовали. Мягкий, всю жизнь погруженный в свои научные раздумья, профессор махнул рукой, подписал, чего велел следователь, – и получил пять лет ссылки в Алма-Ату. Преподавал в местном ветинституте, в 1932-м был досрочно освобожден, собрался уезжать, но внезапно умер от инсульта.
В джунглях Африки
Профессор И. Иванов (1870–1932) отправился во Французскую Гвинею (ныне Республика Гвинея) в феврале 1926‑го. Деньги на экспедицию выделили советское правительство и Академия наук СССР. Целью Иванова было получение гибрида человека и человекообразной обезьяны (шимпанзе или гориллы). Для чего? Версии самые разные. Но, если без конспирологии, то, скорее всего, советская наука просто хотела ошеломить мир небывалым экспериментом. Возможно, Иванов также должен был привезти в СССР обезьян для операций «по Воронову» (см. текст).
Предполагалось отловить подходящую самку обезьяны и искусственно оплодотворить ее человеческой спермой. Парижский Пастеровский институт предложил для работы питомник приматов в городке Киндия.
Увы, африканцы-охотники не смогли поймать для Иванова пригодное животное. Тогда он решил подкупить колониального врача-француза и тайно оплодотворить женщину-африканку обезьяньим семенем – видимо, во время гинекологических осмотров. Но недобрая молва уже пошла. Осенью 1927 г. Иванов был вынужден покинуть Африку. Не выдержав морской перевозки в СССР, погибли три намеченные для дальнейших экспериментов самки шимпанзе. Иванов привез лишь десяток самцов разных пород (с этих животных начался знаменитый Сухумский питомник). Намечалось продолжение опыта, но в 1930-м профессор был арестован и в 1932 г. умер в ссылке в Алма-Ате.