На счету Абдула Гусейнова более 30 исторических повестей и романов, многие из которых читают на разных языках: на английском, французском, немецком, испанском, турецком, азербайджанском. Союз писателей недавно поздравил его с 85-летним юбилеем. Во время войны это был еще зеленый мальчишка, который на три дня примерил роль командира взвода, а в атаки шел под лозунгом «За Родину, за маму!»
Солдаты, пехота...
Абдул Анбиевич, когда Вы попали на фронт?
- Я учился в Грозненском пехотном училище в Баку. В 1943-м на Курской дуге положение было сложное и сообщили, что фронту требуется больше бойцов. Из нашего училища сформировали курсантский батальон. Рядом было еще снайперское училище. Из всех училищ собрали по одной роте и отправили нас на фронт. Мы прибыли 31 июля, а 1 августа уже оказались на передовой. В нашей роте человек 120 было, и в первый же день половину убило. Ну, это же солдаты, пехота. И так каждый вечер поступало пополнение человек 50-60 в роту, и каждый день половину теряли.
- Среди погибших были и командиры?
- Так мы воевали 17 дней, а на восемнадцатый почти все командиры погибли. Мы же недавно курсантами были! Мне неполных 18 лет, а уже назначили командиром взвода. Правда, пробыл им три дня. Во взводе были пополнения из Сибири, на меня смотрели 50-летние «старики»! Все эти двадцать дней мы ползли, чтобы не увидел никто. Бывало, что в окопе сидели по горло в воде. А что делать?! Здесь уже не высунешься, иначе немцы расстреляют.
- А почему Вы командовали взводом только 3 дня?
- 20 августа меня ранило тяжело. Пролежал очень долго в госпиталях: в Свердловске (Ворошиловоградская область), в Морозовске, в Красноармейске (слился с городом Волгоградом), в Саратове, в Казани. 14 января выписали и дали 6 месяцев отпуска. А после отпуска я, как и в первый раз, рвался на фронт! На передовую выйти мне не дали. В итоге устроился в штаб полка помощником начальника финансовой части. Я ведь окончил экономический факультет сельскохозяйственного техникума перед уходом в армию. Вел учет и переписку пополнявшихся офицеров.
Кстати, умудрился в 1945-м в Польше снова получить ранение. Мы тогда проходили рядом с Освенцимом, сами не зная об этом. Потом только слухи стали доходить: те, кто за нами шел, рассказали. А мы даже не подозревали, с каким адом рядом находимся.
- Вы помните первого немца, которого увидели?
- Помню. Я троих убил. Одного до сих пор не могу себе простить. Мы ворвались в окопы, один немец держал в руке автомат и над другим немцем плакал. Оказывается, это его родной брат погиб, а я плачущего в упор застрелил, так как он вооруженный был. Этого я себе никогда не прощу! На моей совести это...
«За Родину, за маму!»
- Как Вы сейчас относитесь к бывшим противникам?
- Сейчас уже совершенно по-другому. Я в Германии после войны еще два раза был. Руководил экспортом советских фильмов за границу, объездил полмира, особенно соцстраны. В Лейпциге мы издавали журнал «Советский фильм». Так что отношусь вполне нормально. Виноваты-то не простые люди были. Обвиняются, в основном, Гитлер и Сталин.
- Вы хотите сказать, что никогда не произносили фразу «За Родину, за Сталина»?
- Никогда. Сталин очень много злодеяний и ошибок совершил. И за многое его виню. Мыслимо ли, кавалеристов против танков пускать?! К началу войны Красная Армия была обезглавлена. Вот у меня был случай: знакомый в университете военном преподавал, а Сталин приказал его схватить расстрелять. А за что? За то, что был сыном врага народа. А когда война началась, людей знающих, умеющих уже в живых почти не осталось.
Патриотизм для меня - любить Родину. Что фразы касается, так я всегда говорил: «За Родину, за маму». Мне это даже старый знакомый, с которым вместе воевали, до сих пор припоминает. Я был готов биться за кого угодно, но только не за Сталина. Его я защищаю только по одному пункту. Здесь над ним суд хотели провести, как над Гитлером в свое время. А я и пишу в книге своей, что Гитлера судили, потому что он чужие народы гробил, а Сталин чужие не трогал, только свой, советский народ морил, и это дело только нашей страны и никто более лезть сюда не имеет право.
- Между солдатами во время войны национальный вопрос когда-нибудь вставал?
- Нет, никогда. Меня взяли с периферии, из Азербайджана, и поставили на такую высокую должность. Мы были одним целым, единым союзом. Я никогда не слышал фразы «человек с кавказским лицом». Для меня это дико! Мы были такой сильной державой. После войны я работал во многих странах и подолгу жил в них, например, в Иране, в Монголии, в Турции. Как к нам относились! Трепетали все. Я был против распада СССР. Все были равны, были, конечно, и минусы, но держава какая мощная! А во время войны мы в своей победе даже не сомневались.
- Что помогало Вам выжить на фронте?
- Нас готовили командирами в училище, так что мы многое знали: как укрываться, как идти на танк. Все пытались победить и не погибнуть, но это не всегда удавалось. Мой товарищ один прыгнул на пулемет и ценой собственной жизни спас остальных.
- Какой момент войны запомнился Вам больше всего?
- В первый день было страшно. Помню атаку. На твоих глазах товарищи гибнут. Половины роты нет, а к вечеру уже и страха нет. Не люблю об этих моментах вспоминать - страшные они.
Еще момент был. Я его в одной из своих книг напечатал. Была у меня собачка, звали Каштанкой. Добрая, ласковая, и меня больше всех любила. Я ее баловал, как мог. А потом война наступила и, что там людям, собаке тяжело было: недоедала, редко когда косточка перепадала, и не то, что с мясом, с запахом мяса в лучшем случае. Потом меня на фронт провожать пошли и Каштанка рядом. Посмотрел я на нее, как чувствовал, что в последний раз вижу. Сел на поезд и уехал. Только через несколько лет узнал, какая судьба была у Каштанки. Каждый день она приходила на перрон и ждала меня, а вечером, так и не дождавшись, приходила домой. Через две недели Каштанку сбила машина. Прости, Каштанка, что не уберег тебя! Время было такое. Война...