Главным событием уходящего года, безусловно, стала пандемия коронавируса. Эпидемия перевернула нашу повседневную жизнь и сильно сказалась на экономике. Необходимость организовать борьбу с инфекцией и обеспечить лечение заболевших стала серьезным вызовом для государственных структур практически всех стран мира.
Где-то с ковидом справились быстрее и эффективнее (например, в Китае), где-то – хуже (например, в Британии или Франции). Россия с этой точки зрения оказалась где-то в середине. У нас и рост заболеваемости начался позднее, чем в европейских странах, и тяжелая форма заболевания встречалась статистически заметно реже. Существует точка зрения, что на это повлияло наследии советского здравоохранения: поголовные прививки БЦЖ (противотурберкулезной вакцины) создали совершенно иную среду для распространения коронавируса в тех странах, где значительная часть живущих были вакцинированы в детстве, отличие от стран, где это было делом добровольным и привитыми оказался лишь небольшой процент.
Неготовность здравоохранения
Но несколько меньший процент тяжелых случаев не означает, что тяжелых случаев нет вообще. А при сотнях тысяч и миллионах зараженных даже небольшой процент тяжелых случаев дал такое количество тяжелобольных, к которому медицина оказалась неготовой. У разных стран и разных регионов оказалось разный запас прочности и разная способность мобилизовывать ресурсы и усилия.
В Нижегородской области на территории военного госпиталя в кратчайшие сроки был построен новый ковидный госпиталь на 60 мест и ковидный госпиталь на 200 коек на территории больницы № 23. Много это или мало? Для лечения больных с тяжелой формой коронавирусной инфекции в регионе пришлось полностью или частично перепрофилировать целый ряд больниц, и к концу декабря число мест для ковидных больных достигло 7700. Еще 1000 мест для таких больных область может развернуть при необходимости в течение 10 дней.
Но это значит, что более семи тысяч нижегородцев и жителей области с другими заболеваниями не могут получать лечение в стационаре. Это одновременно! А за все время пандемии вовремя не была оказана помощь десяткам тысяч нижегородцев.
При этом возможностей обратиться к врачу в поликлинике тоже было гораздо меньше. У нас на какое-то время приостанавливался прием пациентов в поликлиниках и были на заморожены всевозможные плановые осмотры и обследования. В конце лета – начале осени некомплект медперсонала в некоторых поликлиниках достигал 60–70 процентов. Кто-то перешел на работу в ковид-госпитали, кто-то заразился сам и оставался на больничном или в самоизоляции, а пожилым как наиболее уязвимой категории можно было работать только дистанционно.
Это не уникальная ситуация. В отдельных графствах Англии, по словам переехавшей в Великобританию нижегородки, работающей там врачом, все было значительно хуже. Но и у нас положение дел далеко от идеального.
Жизнь в ожидании вакцины
Победить коронавирус до появления вакцины удалось, пожалуй, одному Китаю. Рецепт этого был прост: город, где начиналась эпидемия, закрывался на карантин, проводилось сплошное тестирование, и все, у кого был выявлен вирус, изолировались, а их контакты отслеживались, и люди, общавшиеся с зараженными, тестировались повторно.
У нас (как в странах Запада) для таких действий не хватило ни решительности властей, ни сознательности населения. А главное, у нас не хватило мощности по изготовлению тест-систем. На конец года в Нижегородской области с начала пандемии протестировано более 1,9 млн человек. Население области составляет 3,2 млн. Если бы эта вакцинация была проведена в сжатые сроки, эпидемию можно было бы остановить (как в Китае). Но за девять месяцев тестирования кто-то, у кого в первый раз не было вируса, мог уже и заразиться. И заразить еще кого-то. И ведь наш регион вышел в конце декабря на второе место в составленном федеральным минздравом рейтинге эффективности системы здравоохранения субъектов федерации. В первую волну мы были где-то в середине списка.
Места между регионами распределялись по нескольким формальным показателям, в числе которых важнейшие – количество тестируемых, наличие резерва коек, коэффициент распространения инфекции и смертность заболевших. Это показатели статистические. А индивидуальные истории показывают, что нам еще есть что улучшать.
Что делать тем, кто контактировал с зараженным? По отзывам, требования, предъявляемые к ним медиками, и выдаваемые им рекомендации были противоречивы. Так же, как непоследовательны порой были требования по соблюдению социальной дистанции и санитарного режима. Но здесь есть вина не только власти, но и общества.
Волонтеры и ковид-диссиденты
Когда пожилых призвали сидеть по домам и не выходить даже в магазин, встал вопрос о том, кто же им доставит продукты и лекарства. Власть не взяла на себя за это ответственность (хорошо, что хоть как-то была обеспечена выдача продуктовых наборов родителям школьников!). Но появились волонтеры, которые взяли эту заботу на себя. Другие волонтеры доставляли врачей на работу, делали множество других важных дел.
А обычные люди сидели по домам и переживали разрушение своего обычного образа жизни. Кто-то впадал в панику, а кто-то традиционно для себя не верил власти. И если людей призывают сидеть по домам, значит «активная гражданская позиция» должна заключаться в том, чтобы этот запрет нарушить. Маски не спасают от заражения на 100%? Значит, их вообще не нужно носить. А пандемии нет – есть только заговор против обычных людей.
Кстати, ковид-диссидентов, не верящих в опасность эпидемии и призывающих не подчиняться требованиям властей, было много и в Европе.
И власти ни там, ни у нас все-таки не смогли объяснить большинству населения рациональность принимаемых мер (а это помогло бы и им самим выстроить систему мероприятий логичнее и эффективнее). Но, похоже, власти стремились провести некую среднюю позицию между позицией ковид-паникеров и позицией ковид-диссидентов. Однако срединная линий – это не логично выстроенная позиция.
Возможно, причина в том, что люди, излишне эмоционально воспринимающие реальность, были всегда. Были и острые разногласия между экспертами, отстаивающими антагонистические позиции. Но конфликт подходов в этих случаях был известен заранее. В уходящем году это проявилось внезапно – и стало неожиданностью.
Когда видные эксперты начинают демонстрировать, так сказать, не просто неприятие какой-то группы фактов, а неприятие другой точки зрения вообще, как, например, весьма уважаемый мною Сергей Борисович Переслегин заявил нечто вроде следующего: «Вот после этого я не вижу, как мы сможем в будущем сотрудничать с ковид-лоялистами!» (себя он позиционирует как ковид-диссидента), – вот это пугает даже больше, чем цифры, показывающие смертность от коронавирусной инфекции.
Кризис глубже, чем в 2008-м
Впрочем, накал страстей так силен не столько из-за необходимости сидеть дома, не ездить на курорты и не ходить в рестораны. Для многих пандемия стала тяжелым ударом по благосостоянию. Владельцы (и работники) тех же самых ресторанов, работники туристической отрасли и ивент-индустрии, авиакомпании, даже традиционные отрасли экономики испытали жесткий шок: кто из-за нарушения поставок комплектующих из-за рубежа, кто из-за падения спроса.
В апреле 2020 года впервые в истории цена на нефть достигла отрицательных значений! Конечно, это выверт фьючерсного ценообразования, но факт остается фактом.
Для справки. Последний глобальный экономический кризис 2008 года проявил себя в замедлении (!) темпов роста мирового ВВП в 2008 году до 1,83% и его падении в 2009 году на 2,3%. По опубликованным в начале декабря оценкам Всемирного банка и Организации сотрудничества и развития, в 2020 году мировой ВВП сократится на 5,2% (оценка ВБ) или на 4,4% (оценка ОЭСР). И это еще без учета третьей волны коронавируса, начавшейся в декабре, и жестких карантинов, введенных перед новым годом в ведущих европейских странах.
В Нижегородской области падение макроэкономических показателей обещает быть не слишком большим, а общая ситуация, пожалуй, лучше, чем в целом по стране. Но надо понимать, что это достигнуто за счет работы крупных предприятий: Росатома, «Группы ГАЗ», Лукойла и Сибура, «Красного Сормова» и завода 70-летия Победы, Выксунского металлургического завода, ВСМПО «Ависма» и многих других.
Как при этом выживает малый и средний бизнес – тема отдельного большого разговора. Конечно, меры поддержки предпринимателей были предприняты и на федеральном, и на региональном уровне. Но спасло это далеко не всех. И история еще не закончился. Кто-то выжил, наделав долгов, и его дальнейшее существование зависит от того, как быстро жизнь вернется в нормальное русло. А кто-то уже закрылся, так как меры помощи не покрывали всех убытков, а доходов не стало: в условиях инфекционной угрозы люди пересмотрели свое потребительское поведение, да и ухудшившееся материальное положение у одних и естественное в кризисное время желание у других отложить что-то на черный день способствовали общему снижению потребительских расходов.