Правительство получило приятные новости из леса. На Дальнем Востоке стартовал гигантский проект, по масштабам сравнимый разве что с бурным промышленным подъёмом региона в 1950-е годы. В самой богатой и одновременно самой неосвоенной лесной кубышке страны появятся три гигантских предприятия общей стоимостью 40 млрд рублей. По плану они добавят почти треть к и без того немалым нынешним российским лесным мощностям.
Седьмая часть света
В 2016 г. лесная индустрия в отличие от большинства остальных показала поразительный рост. По данным Росстата, бурно рвалось к небу всё – от выпуска шпона и фанеры до штамповки стружечных плит. Минпромторг с особой радостью отметил почти 10%-ный рост объёмов лесопиления.
Понятно, лес – валютный товар, который приносит России 12 млрд долл. в год, так что пилили на славу. Главное – занялись долгожданной переработкой. Что характерно, несмотря на кризис, в России, вырос даже выпуск паркета, дверных и оконных блоков. При этом внутри страны спрос на них уменьшился. Самый большой спад, почти на треть, в прошлом году был на разнообразные деревянные столы, а также комплектующие для кухонь. Ещё бы, дорогущие кухни в кризис народ стал покупать куда меньше. Но это с лихвой компенсировал бурный рост экспорта российских изделий из дерева. Благо под боком ЕС и Китай, где леса остались только в заповедниках и со своей древесиной проблемы.
В целом по итогам прошлого года мы вышли на выпуск 22 млн кубов. Это по официальным данным. Как отмечают эксперты, на деле объём ощутимо больше, порядка 25 млн куб. м, поскольку огромный вал деревянного производства традиционно просвистывает мимо ока государственной статистики. Тысячи мелких и средних лесопилок, разбросанных по дальним концам страны, не спешат открывать налоговым органам всю правду о своей работе. Как бы то ни было, что 22, что 25 млн куб. м древесины – цифра огромная, если учесть, что общий объём мировых заготовок в прошлом году оценили в 170 млн кубов. Выходит, на Россию приходится примерно каждый седьмой ствол на планете.
Вообще могло быть и больше, потому что в РФ пятая часть мировых лесов. К тому же, если сравнить с советскими достижениями, нынешняя цифра совсем скромная. В СССР заготавливали до 300 млн кубометров в год! В 1980-е гг. один только Красноярский край давал до 27 млн куб. м в год. В Карелии в советские времена рубили 17–18 млн кубометров. Но в новых реалиях лес стал другим. Много лет подряд развитие тормозит тот факт, что на деле для промышленности доступна далеко не вся древесина.
В целом леса в РФ занимают почти 800 млн гектаров. К тому же ресурс возобновляемый, за год нарастает больше, чем успевают спилить. Но две трети этого необъятного богатства лесопромышленники обходят стороной. Виной тому прежде всего транспортные проблемы. Тут и раздутые тарифы на железной дороге, и постоянно дорожающая солярка для грузовиков достигает в себестоимости рубок 40%. Так что обычно стволы далеко не увезёшь. В зависимости от региона максимальное расстояние, на которое выгодно поставлять лес, – 120–250 километров. Поскольку транспортные тарифы год от года растут, расстояние сужается.
Защитная зона
Поэтому в РФ с начала 1990-х гг. и было так туго с переработкой древесины. Целлюлозно-бумажных комбинатов мало, они далеко друг от друга. К тому же, как жалуются лесопромышленники, продавать лес на ЦБК – занятие малоприбыльное, на грани рентабельности.
«Когда на севере Архангельской области остановил работу Соломбальский комбинат, заготовленные в регионе лиственные породы стало некуда везти. Отправлять на другие ЦБК оказалось слишком затратно, перевозка обходилась дороже сырья, поэтому десятки тысяч кубов берёзы и осины, срубленные на целлюлозу, попросту пропали», – рассказывает эколог А. Столповский.
Основная опора промышленности – целлюлозно-бумажные комбинаты долго дышали на ладан. Даже у новых крупных ЦБК норма прибыли и сейчас редко превышает 10–15%. Многие старые комбинаты почти на 20 лет впали в состояние перманентного банкротства. В Карелии едва не разорились ЦБК в Кондопоге и Питкяранте. В Красноярском крае подал заявление о банкротстве Енисейский ЦБК. Под Иркутском так трясло Байкальский ЦБК, что шум раздавался на всю страну.
Конечно, лес можно везти на лесопилки, которых много. Если позволяет расстояние до границы, брёвна, так называемый пиловочник, предпочитают гнать на экспорт. Хотя и российские пилорамы сейчас всё чаще дают вменяемую цену. Проблема в том, что заготовители вырубают только лакомые с точки зрения прибылей участки, под посёлками и вдоль дорог, чтобы не возить пиловочник далеко. Но взрослых деревьев, таких как сосны полуметровой толщины, там мало. Они редкость даже в малолюдных районах. Потому что в позднесоветское время, когда солярка стоила гроши, с лесом не церемонились. Тогда рубщики по зимникам ехали в малолюдные районы, искали многовековые рощи и уничтожали их подчистую.
В поисках самых ценных пород древесины добрались даже до защитных лесов. Это деревья, растущие вдоль рек, дорог, в лесопарках. Они сохраняют водоёмы, где нерестится ценная рыба, берегут почвы от эрозии. Таких массивов в лесном фонде четверть. По нынешним законам в некоторых охраняемых рощах можно вести промышленные вырубки, чем заготовители с радостью и пользуются. К примеру, в Приморье в аренде уже более половины защитных лесов. Рядом Китай, который охотно закупает нелегальную древесину. Поэтому нелегальные делянки в этих краях – норма. К примеру, незаконно вырубается до половины дуба.
Белая лесополоса
Вырубка пошла даже в притундровой зоне. Это самый большой по площади тип защитных лесов, они занимают 100 млн гектаров. «Раньше рубить массивы с запасом древесины в 50–100 кубометров на гектар никому бы не пришло в голову. Слишком мало. Теперь дефицит леса настолько велик, что там, где можно добраться, заготавливают и в притундровой зоне», – рассказывают эксперты.
Рано или поздно доступные взрослые леса кончатся. По подсчётам экологов, в некоторых регионах массовое разорение лесопромышленников начнётся уже через 5–7 лет. Сначала закроются остатки старых советских леспромхозов. В Тверской, Архангельской областях они уже разоряются. Выживают только хозяйства, в которых рубят более 1 тыс. кубометров на человека в год. Это те, кто вовремя отказался от бензопил и перешёл на современную машинную рубку леса.
Разумеется, запасы леса со временем восстанавливаются. Но не так быстро, взрослый массив нарастает минимум 100–120 лет. Сначала на делянке появляются трава и кусты, потом через них пробиваются берёза и осина, годные только на целлюлозу. Лишь через 80–100 лет лес становится хвойным. Промышленной толщины, пригодной для качественных досок, деревья достигают через 150–200 лет.
Срок роста леса можно сократить. Но для этого за массивами нужно ухаживать. Для начала отказаться от классического способа заготовки древесины – сплошных рубок с участками в 50 гектаров. Чем меньше делянка, тем быстрее семена деревьев успевают попасть в почву и прорасти. В идеале стоило бы перейти на частичные рубки. Так делают в Финляндии. Там каждые 30–40 лет в хвойных лесах рубят примерно по трети деревьев. При этом лес остаётся хвойным, за счёт прореживания оставшиеся деревья вырастают быстрее, их стволы толще. Поэтому в Финляндии в среднем добывают 2,5 тыс. куб. м древесины с гектара в год. Тогда как в России – менее тысячи.
Сейчас ситуация изменилась. В то время как российская экономика в целом переживает не самые простые времена, лесная отрасль вступила в белую полосу. Во-первых, мировые перспективы очень хорошие, спрос устойчиво растёт последние 15 лет. Даже если РФ внезапно нарастит выпуск вдвое, мировой рынок охотно проглотит новые объёмы. Во-вторых, когда начнётся новый экономический подъём внутри страны, спрос на всё, от строительных материалов до тех же кухонь, резко подскочит. Поэтому главное сейчас – подготовиться к росту, окончательно вывести индустрию из дикого состояния. Главное, наверху окончательно осознали: леса в обжитых районах пора беречь не на бумаге. Путь вперёд – это Дальний Восток и новые масштабные проекты.