Когда я вышел в очередной отпуск, то в первый день не знал чем заняться. Дурдом не хотел отпускать. Вдруг наш родной фондовый рынок сожрут американцы, европейцы или эти с кошачьими глазами? И дождь за окном. И гром, и молнии, с градом и порывистым ветром.
Я выполз на балкон и сунул голову под ливень. Во тьму. Вокруг сверкали молнии, изнемогали деревья, содрогалась земля, но мне стало лучше. Я стал веселеть, как будто больной, примкнувший к кислородной подушке. Пил озон, зная, что он вреден. Ловил руками градины величиной с рисовое зерно, смеялся заливистым смехом, как придурок, мечтающий стать настоящим идиотом. И чуть не прыгнул с балкона восьмого этажа от внезапной навязчивой радости.
Спасла, как всегда жена. Схватила за шиворот, втянула в коридор и вразумила, -
- Я уезжаю к маме под Тарусу, к детям. Ждём тебя в четверг. Пока, милый.
- А как же гроза, ты вымокнешь? – удивился я тому, что ничего не помню кроме работы.
- Да нет никакой грозы, - сказала Даша, - отсыпайся, ты плохо выглядишь.
Я вышел на балкон и помахал ей рукой, когда она садилась в машину. Проводил её грустным взглядом. Кинул взгляд на утренний двор. Кусты и деревья были сухими, на асфальте ни лужицы.
- Что за дела, приснится же такое, – подумал я и пошел в ванную комнату принять душ.
Когда сушил голову феном, зазвонил телефон. Я его не сразу услышал, но все-таки успел добежать. Звонил старший Грушин. Сказал, что из Найроби, но через да часа они с братом будут у меня. Я не понял, как это может быть так скоро из Африки. Переспросил, но тот рассмеялся,
- Накрывай на стол, дружище, потом узнаешь.
В холодильнике было много чего вкусного, за что жене спасибо. Если что и надо было делать с едой, то только достать, порезать, наложить. Ну и съесть, разумеется. Я успокоился, достал бутылку коньяка, плеснул немного в прогретую паром рюмку, налил густой дымящийся кофе в чашечку тонкого, почти прозрачного фарфора, обрезал сигару, зажег и задумался,
- Конечно, братья Грушины замечательные во всех отношениях люди, имеют право пошутить. Но не до такой же степени. Я хлебнул коньяку и взъерепенился. Сами же всегда говорили, что больше всего на свете не любят, когда из них делают дураков. А из других, значит, можно? Я ведь младшему в своё время почти что жизнь спас, а старшему колено оперировал после ранения и учил не только ходить, но и пользоваться дорожными чеками и пластиковыми картами. А теперь оборзели на бабле и власти. Прикалываются. Одним словом, генералитет долбанный.
Прошло чуть более двух часов. Когда позвонили в дверь, я встрепенулся и пошел открывать, оставив на столике недопитую бутылку и огарок сигары. Ввалившиеся братья Грушины создали эффект толпы и чуть не задушили меня в объятиях. Завалили подарками. Я отнекивался и отбрыкивался как мог - типа, да не надо, да есть это всё у меня. И жираф, и носорог и буйвол. Давайте руки мыть, и за стол. Но если честно, я им очень обрадовался.
Сели. Выпили. Повторили по нескольку раз. За встречу, за здоровье, за близких родственников - радостно. За президента страны и любимую Родину нашу - торжественно. За ушедших - скорбно, не чокаясь. За наше боевое братство - сурово и трепетно.
Стол был обилен, в смысле селёдки, маринованных грибочков, студня с хреном, нарезок и салатов, но быстро таял. Захотелось борща и пельменей. Борщ ели с чесночными пампушками и зеленью, а пельмени - с тарусской сметанкой и вологодским маслицем.
Вначале вспоминали боевое прошлое, потом улетели в будущее, в котором, как оказалось, им светило все, но и у меня оставались какие-то призрачные шансы.
Вспомнили случай с генералом Шкаликовым на официальном приёме в одной из тропических стран. Званый обед проходил на свежем воздухе. Он лично контролировал безопасность и любил повторять, что у него нигде муха не пролетит, и комар носа не подточит. Представьте себе реакцию Шкаликова, когда чинный размеренный ход беседы внезапно прерывает ударивший его со всего размаху в лоб пятнадцатисантиметровый летающий таракан. От неожиданности генерал чуть не падает со стула, роняет из рук столовые принадлежности и орет дурным голосом. А в этот самый момент ему в рот на огромной скорости влетает другой таракан, и обезумевший, багровый, с выпученными глазами Шкаликов выплевывает мерзкую тварь вместе со всем содержимым желудка на стоящее перед ним блюдо с закусками. Смеялись. Но тогда было не до шуток. Генерал после атаки насекомых на сутки потерял дар речи, а когда вновь заговорил, то шепотом и исключительно нецензурными словами.
Перед чаем с кофе под трюфельный торт, клубнику с черникой, вишней и персиками я внезапно загрустил.
- Друзья, - сказал я с горечью, выдохнув после выпитой рюмки царской водки, и закусил малосольным огурцом, - мы говорили о прошлом и будущем, но как-то забыли про настоящее, в котором живём. В прошлом хлебали грязь из одной лужи и не знали, кто из нас завтра встретит рассвет. Сегодня вы оба блестящие генералы, бороздящие просторы...
- Большого театра? - попытался сострить младший Грушин.
Я сбился.
- Ты не тушуйся, доктор, свои, но как у нас говорят, сказал А - говори Б, - поддержал меня старший брат.
- Вот и говорю, - продолжил я после паузы, - Вы, молодцы, во всех отношениях, а я, кто - рядовой лекарь. Пекусь о здоровье своего единственного пациента - российского фондового рынка. А он очень часто хворает. Ставлю ему клизмы, измеряю давление, берегу от восточных и западных ветров. Сколько раз хотел пойти на эвтаназию, но останавливался. Давал шанс. Но дело даже не в этом. Я в дурдоме бываю чаще, чем в семье. Работаю за еду. Но мне там нравится! А какие прекрасные люди со мной работают - санитары Володя и Анечка! Главврач - легенда! Бычинский, конечно, дурак, но не такая сволочь как Маргулис, которого я бы...
- Дальше не надо, - перебил меня старший Грушин, - пусть живёт пряником, пока не съели. Твоя сила в том, что ты не крутой сегодня как в прошлом. Тебя особенно ломать некому. А мы вот крутые до сих пор, но нас это мало радует, потому что не знаем, когда сломаем или сломаемся. Главное, мы друзья, можно сказать, братья.
А по твоим методикам, говорят, в прошлом году рубль вылечили. Падучий. И акциям нашим давно была бы грош цена, если бы не ты, доктор. Светлая у тебя голова, и стержень есть внутри и воспитание. Вот ты сейчас в отпуске, и рубль ослабел, а в августе грохнется без твоего совета. Как пить дать. В экономике сейчас мало кто понимает кроме дурдомовских.
- Да что я, один что-ли, мы всем коллективом стараемся, - отмахнулся я от похвал.
- А ты не скромничай, мы бьемся с обстоятельствами, а ты их лечишь. Неизвестно, что круче.
Мы ещё выпили и съели. За ребятами приехал лимузин. Я пошёл их провожать, а когда вышли на улицу спросил у младшего Грушина,
- Правда, что вы из Африки долетели до Москвы за два с половиной часа?
- Да, - ничтоже сумняшеся, - ответил он, улыбаясь во всю ширь своих белозубых челюстей.
- А на чём? - не унимался я.
- На беспилотнике, сверхскоростном, - вмешался старший брат Грушин.
- А что, уже делают?
- Делают. У нас пилотов нет, но пассажирских мест достаточно. НУРС-М называется, модифицированный неуправляемый ракетный снаряд. Мы здесь пока впереди планеты всей - у них же во всех беспилотниках нет ни пилотов, ни пассажиров. Отстают. Только ты об этом никому не рассказывай.
Впечатленный новым знанием, я вернулся домой мыть посуду. Уж что-что, а секреты хранить умею. Могли бы и не предупреждать.