Утро швыряло с неба хлопья мокрого снега. Я вышел из подъезда и вдохнул его запах. Дома и деревья окунулись в белую хмарь. И всё бы было хорошо, если бы моя машина за ночь не превратилась в сугроб.
Пришлось ехать на работу в дурдом на общественном транспорте. Поскольку я не был одинок в своём решении, в метро скопилось много разного люда, и меня немного помяли и подломили, но не до такой степени, чтобы окончательно потерять человеколюбие и бодрость духа.
Доехав до нужной станции, я пересел в наш ведомственный жёлтый автобус с тонированными стёклами, и вновь имел счастье лицезреть усатого водителя-провокатора. Автобус из-за непогоды был забит под завязку, и мне пришлось сесть на единственное свободное место рядом с ним.
- Привет коррупционерам, с вас триста рублей, это место платное, а то, почему бы, народ в проходе жался? - поздоровался псевдо будённый, тихим, доверительным голосом и вверг меня этим в тревожно-сомнительное состояние.
Я ощутил предчувствие непонятной угрозы, оскалившейся волчьей пастью ещё перед моей болезнью в виде наезда Маргулиса по приватизации и собакинского сатрапа в плащ-палатке, слупившего с меня штраф за якобы неправильную стоянку. И понял вдруг, что этого водилу ко мне тоже кто-то неспроста постоянно подсылает. И надо всё вычислить кровь из носу. Сложить эти пазлы в единое целое, чтобы понять, наконец, откуда ветер дует, и дует ли он вообще.
- У меня нет наличных денег, Семёныч, - ответил я почти честно и почти почтительно, - может, пластик прокатаете?
У водителя не нашлось, чем прокатать пластиковую карту, а на Семёныча он, видимо, очень обиделся, расстроился, похерил весь пластик на свете, своё спецзадание, и далее до самого дурдома со мной не разговаривал. А я по дороге заснул и видел сон, будто я поэт Вознесенский, стою в прошлом веке на большой арене перед многотысячной толпой, и стильно-заикато декларирую: « пАззлы - падлы, падлы –пАззлы, паззлЫ-козлЫ!». А вся аудитория, сплошь как один, усатая, дружно так аплодирует всем стадионом и скандирует: «Губернатор – жлоб!».
Шофёр-оборотень растолкал меня на конечной остановке и сунул в руки две квитанции – одну за проезд на триста рублей, а другую на пятьсот тысяч рублей за проезд в автобусе в пьяном виде. Я забрал с собой обе квитанции, но предупредил негодяя, что по второй точно не заплачу, потому что я трезв и вменяем. А по первой - будем разговаривать с главврачом. По поводу фактов коррупции в подвижном составе и лихоимства скрытых врагов дурдома в лице отдельных его сотрудников.
Персональная электронная карта на вход в здание родного отделения дурдома - «Проблемы экономики» не сработала. Смеркалось, но во всём корпусе не горело ни одного окна. Самые худшие предчувствия разгоняли мои возбуждённые мозги. С тупой настойчивостью кретина я долбил в бронированную дверь новенькими зимними сапогам и кричал,
- Есть кто живой?
- Есть, доктор, здравствуйте, - раздался зычный голос с балкона третьего этажа. Это был санитар Володя.
- Света нет, дверь заклинило, хватайтесь за простыни, я вас затащу.
Я задрал голову вверх и увидел его силуэт с шахтёрским фонарём на африканском пробковом шлеме. Длинная цепочка простыней доставала почти что до земли. Хорошо, что горели уличные фонари, а то бы я ничего этого не увидел. С третьей попытки, закинув на балкон свой портфель, я вцепился в простынную лестницу мёртвой хваткой.
- Вы главное, крепче держитесь, доктор, и не дёргайтесь, - и я вас затащу, сказал Володя, и затащил.
Ступив обеими ногами на твердь, я в первую очередь, стал искать свой портфель. Ведь в нём находились баночка маринованных огурцов-корнишонов и литровая бутылка французского конька Frapin. Поскольку доставка портфеля на балкон не обошлась одной попыткой, мне было очень интересно, что в нём теперь находится.
Портфель был очень хорош, из грубой воловьей кожи, и так ладно скроен, что совершенно не пропускал влагу. Благодаря тому, что я предусмотрительно проложил его содержимое шерстяными перчаткам, шарфом и шапочкой, ничего страшного не случилось. Коньяк был цел, и лишь у банки с огурцами сорвало крышку. Однако когда я нащупал в портфеле, плавающий в рассоле iPhone 4S – подарок жены в годовщину нашей свадьбы, мне стало несколько не по себе.
В сплетении изгибающихся на ветру ветвей деревьев, в зыбкой игре светотени, повсюду мерещилась наглая морда усатого водителя автобуса, а бессвязные шорохи и звуки страдающей природы сливались в зловещую, бессвязную речь, в которой всё более отчётливо слышалось затырканное донельзя слово – коррупция.
Ну вот, сушить его надо, гада, хорошо, что главное уцелело, - сказал, я, крепко прижав к себе коньяк, и мы погрузились во мрак. Мрак, к слову, не был кромешным. Тусклый свет шахтёрского фонаря не позволял нам себя изуродовать, спускаясь по лестнице.
- Володя, а где наше резервное питание, почему не фурычит? Мы что, уже до Роскосмоса докатились или до Сколково, где даже сам Чубайс в кармане лампочки таскает на всякий случай? – спросил я недоуменно.
- Да нет, доктор, я всю энергию на пациента перевёл. Он опять быковать хочет, но не решается. Дрожит как лошадь перед обрывом. Фискальным. Вот и коллега Бычинский, не тем словом будет помянут, прописал ему – чуть помедленнее, - рассказывал по пути санитар.
- Что же он как маленький, всё на Америку косится, ведь пропадёт, родимый, ни за баррель нефти. Кстати, а как он нефть жрёт в последнее время? – спросил я, стараясь не упасть в межлестничный пролёт.
- Нефть сейчас на подъёме. Дорогую хорошо жрёт. Жрёт и радуется. И баксы жрёт, и евро, как подорванный, но только их скоро ему перестанут давать. Может быть, его вообще продадут американцам, чтобы не выпендривался…
Неожиданно дали свет. Мы аж зажмурились от такой радости. Измельчал человек - без электричества никуда. А ведь раньше был замечательным героем. При лучине. И ничего ему не мешало на пути к совершенству личности и ощущению вселенской благодати.
Рубль ты мой падучий
Рубль ты мой падучий – 2. Фальшивый
Рубль ты мой падучий – 3. Зеленый
Рубль ты мой падучий – 4. Приватизированный