За шумом вокруг модных сейчас нанотехнологий часто упускают из виду, что это далеко не единственная тропинка в светлое научное будущее. Революционный прорыв могут обеспечить минимум три направления. Помимо нано- это также биотехнологии и квантовые вычисления.
В биотехнологиях научных «чудес» не меньше, чем у их более раскрученного собрата. Причем если наноиндустрия в целом пока не вышла за пределы лабораторий, то биотехнологии – сложившаяся отрасль с оборотом в сотни миллиардов долларов. В прошлом году капитализация компаний мирового «биотека» перевалила за полтриллиона евро. России, чтобы не упустить часть этого пирога, надо здорово потрудиться.Если бы академик Лысенко, мечтавший вырастить груши на березе, узнал о возможностях, которые предоставляют современные биотехнологии, он, несомненно, изменил бы свое отношение к генетике. Сегодня стало реальностью создание самых невероятных гибридов.
Так, по заказу ООН ученые создали особый рис для борьбы с дистрофией, которой страдают четверть миллиарда людей в странах Азии и Африки. Растение синтезирует витамин A, предотвращающий болезнь. Оно развивается рекордными темпами: достаточно взять одно зерно, засеять, и через два года урожаем можно накормить половину населения Таиланда. В такой «рисинке» заложено знание, защищенное 60 патентами.
Биотехнологии можно встретить и в легкой промышленности. Компания Nexia модифицировала гены одного из видов пауков, обитающих в Южной Америке. Насекомое плетет невероятно крепкую паутину, ее прочность в 150 раз выше, чем у кевлара, бронежилет из этих нитей не может пробить ни одна пуля. «Паучий» канат толщиной со спичку выдерживает на весу 10-тонный груз. Искусственный материал назвали «биосталью», его закупают для нужд армии и спорта.
О том, насколько прибыльны вложения в биотек, свидетельствует пример компании Biogen. Работая с ДНК, она создала лекарство Avonex – единственное на сегодня средство, помогающее при рассеянном склерозе. Лицензии на производство этого препарата приносят Biogen более миллиарда долларов в год.
Скупить по дешевке
Однако биотехнологии – рискованный бизнес. По статистике, «выстреливает» только одна разработка из десяти. А инвестиции требуются огромные – в каждый новый препарат нужно вложить не один миллион долларов, при этом испытания могут длиться от 5 до 10 лет.
На Западе с финансированием проблем нет. Сотни венчурных фондов рыщут по биологическим институтам в поисках любого проблеска перспективных исследований. В США и Европе уверены, что именно биотек станет движущей силой новой волны экономического развития, сменив на троне прежнего фаворита – информационные и компьютерные технологии. Не случайно биржа NASDAQ, на которой торгуются акции высокотехнологических компаний, ввела новый индекс NASDAQ-biotech. Он растет значительно быстрее обычного «компьютерного» индекса.
Но на российские биотехнологии денежный дождь пока не пролился. Вариантов возможного финансирования у наших ученых немного. Можно пойти на поклон в венчурный фонд. «Но это очень рискованно, – объясняет ведущий менеджер «Биохиммаша» Дмитрий Овчарук. – Они норовят купить разработки как можно дешевле. Нашим НИИ предлагают 100 тыс. долларов, а сами потом зарабатывают на них по 50 миллионов. Некоторые технологии выкупают и просто кладут под сукно».
В биотек инвестируют российский капитал, но таких примеров мало. Бывший финансист Дмитрий Морозов оставил должность зампреда правления банка «Центрокредит» ради кресла главы молодой биотехнологической компании «Биокад». Он вложил 8 млн. долларов в строительство собственного завода в Подмосковье. Компания зарабатывает на производстве «дженериков» – дешевых аналогов известных лекарств, а средства вкладывает в разработку собственных препаратов.
«Готовим революционный препарат для онкологии, – делится планами Морозов. – Он впятеро ускоряет восстановление крови после химио- и радиотерапии. За то время, что кровь восстанавливается после облучения самостоятельно, раковые клетки порой успевают разрастись. А наше лекарство не даст им форы».
Вовсе неожиданно член-корреспондент РАМН профессор Сергей Северин получил финансирование от группы «Промышленные инвесторы». Ученый разработал уникальный метод лечения опухолей с помощью белков, блокирующих прорастание сосудов. Исследования требовали средств, профессор искал их как мог. Рекламировал проект на научных конференциях, даже обходил офисы «новых русских». Денег не давали. Но тут приятель свел его с главой «Проминвесторов». Северин продемонстрировал ему собаку, умиравшую от рака молочной железы третьей степени. После применения препарата через полгода она полностью поправилась. Это произвело неизгладимое впечатление на главу «Проминвестров», прежде никогда не вкладывавшего средства в высокие технологии.
На голодном пайке
Несмотря на успешные примеры, в целом российский биотек невелик. Его костяк – несколько десятков НИИ и ряд частных компаний, основанных выходцами из науки. Самый крупный биотехнологический центр расположен в подмосковном Пущино, где работает специально созданный технопарк.
Биотехнологии – рискованный бизнес. По статистике, «выстреливает» только одна разработка из десяти
Главная проблема российской отрасли – усиливающееся отставание от Запада на многих направлениях исследований. Сейчас Штаты вкладывают в биотехнологии 30 млрд. долларов в год, взамен пожиная 77% всех мировых доходов в этой отрасли.
До 1990 года мы шли в биотеке «нос к носу» с США. Сейчас многое потеряно. Например, советские НИИ в промышленных масштабах выпускали передовой биопрепарат – лизин. Он необходим в животноводстве, добавляя его в корм, можно получать рекордные удои и беспрецедентную прибавку в весе. В СССР ежегодно производилось 40 тыс. тонн лизина, в то время как США не могли осилить и 10 тыс. тонн. Теперь Америка выпускает 300 тыс. тонн лизина в год, а мы вынуждены закупать эту аминокислоту у бывшего «потенциального противника».
Наше отставание не фатально. Сумел же за 15 лет создать собственный биотек с нуля маленький Сингапур! У страны не было собственных специалистов в этой области, поэтому на первом этапе, стартовавшем в 1992 году, она сделала ставку на привлечение международных биокорпораций.
Они поделились знаниями, и сейчас Министерство торговли и промышленности Сингапура вкладывает по 7,5 млрд. долларов в год на развитие национального биотека в государственных институтах. Частные компании добавляют к этой сумме еще 2,1 млрд. долларов. Цель – к 2025 году довести общий объем продукции сингапурского биотека до
25 млрд. долларов.
Российским НИИ о таких инвестициях пока не приходится мечтать. Однако если в наш биотек пойдут крупные инвестиции, в том числе государственные, то из «штучного товара» он может превратиться в полноводную и богатую индустрию.