Пьеса Мольера «Тартюф», написанная 350 лет назад, появилась в полном блеске на сцене петербургского театра «Мастерская» под руководством Григория Козлова (театру всего шесть лет от роду). Шедевр Мольера воспринимается оживлённой публикой как остроактуальная комедия. Поскольку тема мнимой добродетельности, показного благочестия звучит в нашем обществе всё сильнее…
«Тартюф», разыгранный молодой труппой «Мастерской», иронично и элегантно «офранцужен». Слуга сцены (Д. Житков) время от времени даёт зрителю понять великолепие французской речи, да нашу бывшую любовь к французской культуре (страстная её фаза пришлась на 50–80-е годы прошлого века) нет-нет да и всколыхнут изображения на экранах. То портреты дивных французских актрис 60‑х годов, то кадры из фильмов «новой волны»… Всего в меру – это пикантный гарнир к основному блюду. А основное – драма обыкновенной семьи буржуя Оргона, состоящей из нормальных грешных людей, в которую вторглось чудище Тартюф, на каждом шагу клянущееся небом и изображающее исступлённую добродетель. Не веру и не религию осмеивает Мольер, но тех, кто, религией прикрываясь, обделывает свои делишки. Этого-то святоши и не могли простить Мольеру – пьеса несколько лет была запрещена, и её разрешил к исполнению лично король.
Поворотный круг, на нём – зеркала с подсветкой, как в грим-уборных (на сцене настоящие зеркала издавна запрещены, чтоб вы знали, так что это имитация). Семья Оргона – это одновременно и бойкая труппа, разыгрывающая озорное представление. Перевод М. Донского играется почти без купюр, однако вначале артисты вставляют кое-что «от себя» – по делу и тоже в меру. По ходу действия отсебятина исчезает, как тает и изначальная весёлость – история становится всё печальнее. В конце семья Оргона и он сам, как беженцы, сидят на чемоданах. Хотя королевским вмешательством они спасены и слуга сцены раздаёт всем персонажам трёхцветные флажки в знак высшей радости, Оргон падает навзничь, ему плохо. Может, и помер (против этого я протестую и считаю, что просто сердечный приступ)... Набожное чудище, клянясь небом и верой, вытеснило людей из их дома, лишило денег, оклеветало… Кто же он – Тартюф, которому удалось всё это проделать?
Это самая большая неожиданность спектакля. Как правило, Тартюфа играют эдаким лицемером в возрасте, мошенником со стажем. А в «Мастерской» Тартюф (М. Студеновский) – симпатичный молодой человек. Сначала мы видим его со спины – на его обнажённом торсе татуировки, слышен плеск воды, странные шёпоты и вскрики, на экранах текут кадры с религиозной живописью… Обычно тему приставания Тартюфа к жене Оргона Эльмире играют как рядовой случай похоти – о нет, тут другое. Он сверхвозбудим, этот человек, он эротически помешан, он настоящий маньяк, и страсть его к Эльмире не рядовой случай. Он пытается её склонить к греху под «Я люблю тебя» певца Сержа Гинзбура, и пленительная Эльмира (П. Воробьёва) заворожена чумовой стихией этой горячечной страсти.
Эротическая сверхвозбудимость могла бы привести этого Тартюфа в искусство, он мог бы стать артистом, художником, поэтом… Но его природная низменность, возрастающая соразмерно отпору, который пытается ему дать семья Оргона, делает молодого привлекательного человека редкой гадиной. Даже и не простая корысть им движет – но месть за отвергнутые чувства (меня, такого прекрасного, и не любят!). Безмерная, показная набожность подозрительна и почти всегда скрывает что-то личное, жалкое, неаппетитное и маньяческое… Да, вот так вот. 350 лет назад предупреждал нас умный человек, может, пора ему поверить?
Почва, на которой прорастает наш Тартюф, – умиление обычного грешного человека чьей-то святостью, на которую он сам не способен. Сергей Бызгу (Оргон), замечательный актёр высшей марки, мог бы играть эту роль и на сцене «Комеди Франсез», столько в нём «галльского» оживления, чудесной быстроты реакций, настоящего природного артистизма. Концепция концепцией, но на сцене надо чем-то жить каждую секунду – и Оргон-Бызгу живёт, простодушный, глуповатый, упёртый, но, несомненно, хороший человек. Да и всё население «Тартюфа» из «Мастерской» умеет жить на сцене посекундно, не кривляясь, не декламируя (а пьеска-то в стихах!), но вызывая восторг у зала. Отменно хороши очаровательные дамы и девицы (скажем, резвая служанка Дорина – А. Артёмова), да и вообще в ансамбле спектакля нет ни одного провала. Поразительно верный, живой тон взят всеми артистами – и старинная комедия делается современной и, что важно, ужасно остроумной.
Перед нами отличная реплика в дискуссии о том, есть ли границы у режиссёрских трактовок классических пьес или их нет и быть не может.
Такие границы есть. Их устанавливают талант, вкус, ум, опыт режиссёра. Если человек вообще не владеет технологией построения драматического спектакля, не имеет настоящего режиссёрского таланта и чувство меры в него не встроено при сборке – он-то и будет громче всех кричать о том, что никаких границ нет.
А Григорий Козлов за шесть лет с несколькими поколениями выращенных им учеников построил театр, в который хочется приходить ещё и ещё тысячам людей. Он не оратор и в дискуссиях не участвует. Он театр делает. Умный, понятный, заразительный. Примечательно, что критики, рьяно хлопочущие о продвижении «режиссёров без границ», его намеренно игнорируют – даже не ходят на спектакли.
Хотя «Мастерской» грех жаловаться – её любят и поддерживают, в принципе участь талантов в городе безрадостна. При благочестивом губернаторе Полтавченко закрыто большинство газет, радиостанций и телеканалов, так что о них, о талантах, публика может и не узнать вовсе.
Ничего не скажешь, Тартюф с нами. И доверчивых Оргонов выселяет из дома всё так же успешно…
«Лжеправедники есть, как есть лжехрабрецы.
Бахвальством не грешат отважные бойцы,
А праведники, те, что подают пример нам,
Не занимаются кривляньем лицемерным…» (Мольер)