– В фильме «На семи ветрах» моя героиня моется перед смертью, надевает чистую рубаху, что очень символично. Помню, я перепугалась, сказала – нет, не буду! Тут десять человек актеров, все мужчины. Да какие – Ромашин, Заманский, Павлов – все красавцы как на подбор. А Ростоцкий, режиссер фильма, был очень хитрый, знал, на чем можно сыграть, – на моем честолюбии. Говорит: «Не хочешь – не надо. Пригласим натурщицу, паричок ей наденем, она спиной встанет, как требуется». Натурщица оказалась совершенно не похожей на меня. Да, красивая грудь, покатые плечи… А у меня мальчишеская фигура – худенькая. И я подумала, что натурщица совершенно не соответствует моей Светлане – она угловатая, и в этом, наверное, ее прелесть. «Нет, я сама буду сниматься», – сказала я, заливаясь слезами.
Я не осуждаю, когда это необходимо по сюжету, красиво снято, без пошлости. А откровенные снимки… Смотря кто позирует. Если фотомодели – то ради бога, это их профессия. Если настоящая актриса, творческий человек, ей такой «пиар» не нужен. Сняв трусы, не докажешь свою значимость.
– Правда, что Екатерина Фурцева пыталась вычеркнуть вас из состава киноделегации за то, что вы на одном из приемов танцевали твист по просьбе вашего учителя Сергея Герасимова?
– Мы были молодыми девчонками – второй курс института, впервые попавшими в Канны. На курсе у Михаила Ромма учился парижанин. И вот перед нашим отъездом он подходит ко мне – а мы жили на одном этаже в общаге – и спрашивает: «Ларис, а ты твист умеешь танцевать?» В СССР этот танец был запрещен. «Давай я тебя научу, как же ты приедешь в Париж – и не потанцуешь?» Научил меня каким-то общим движениям. В Париже после премьеры фильма ко мне все время приставал журналист-американец: «Станцуйте мне твист на столе, в русских панталонах». Я думала – почему в русских панталонах? Потом вспомнила историю, связанную с приездом Ива Монтана в Россию. Наши женщины в те времена не знали, что такое красивое белье. Что мы могли купить? Трикотажные штанишки розового цвета с «начесом»… Ив Монтан, увидев, в каком белье ходят наши женщины, накупил этих панталон и… устроил выставку в Париже «В чем ходят советские женщины». Это был позор, переросший в некий политический конфликт, после чего Монтан долгое время не появлялся в Союзе. Очевидно, журналист слышал эту историю. Я ему долго объясняла через переводчика, что, во-первых, не танцую этот танец, а во-вторых, у меня панталон нет (смеется).
И вот зазвучал твист, все пошли танцевать. Сергей Герасимов говорит: «Иди, танцуй! Ты – моя студентка, должна все уметь!» –и вытолкнул меня. Вдруг передо мной оказался латиноамериканец, он танцевал потрясающе. Нас принялись фотографировать. А через день вышел целый разворот в «Пари матч» под заголовком «Сладкая жизнь советской студентки». Когда мы вернулись в Москву, этот журнал первым делом лег на стол к Екатерине Алексеевне Фурцевой. Она страшно возмутилась и сказала, что больше я за границу ни ногой. А у нас намечалась поездка в Карловы Вары с презентацией фильма. Меня вычеркнули из списка делегатов. Если бы Герасимов и Чухрай за меня не заступились, никуда бы я не поехала.
– А каким вам запомнился Высоцкий?
– Не будь песен Володи, «Вертикаль» бы давно забыли. Довольно слабая картина. Тогда творчество Высоцкого было запрещено. И песни его пытались выкинуть из фильма. В итоге выбросили одну «Скалолазку». Говорухин пошел на это, чтобы сохранить остальные.
Вообще, несмотря на все сложности, это было прекрасное время. Все мы были молоды, покоряли вершины, совершали восхождение. Были настолько увлечены этими горами, что пытались повторять все, что делают альпинисты. Мы жили рядом с 15–20метровыми трещинами во льду, попадали в камнепад.
Володя уже тогда был нашим кумиром. Но он не был высокомерным, умел дружить. Его никогда не надо было упрашивать: «Володя, спой». Он брал гитару – и его уже невозможно было оторвать от нее. Он «пел, как дышал». Тогда любое застолье прекращалось – не чокались, не гремели посудой. Он отдавал себя каждой песне, проживал ее, и это действовало на слушателей.
– Правда, что одну из песен он посвятил вам?
– Он спел песню «Она была в Париже», когда приехал в горы. Говорухин и все утверждают, что она посвящена мне… Я рассказывала Володе про Париж, про Осло. Мы сидели в палатках, делать нечего, свечи горят, каждый байки рассказывает. Конечно, он пытался ухаживать за мной. Но он за всеми ухаживал, был влюбчивым. Я же на его ухаживания не обращала внимания, мне в это время нравился другой человек.
Когда он женился на Марине Влади, наша дружба сошла на нет. На съемках «Вертикали» он был крепким мужчиной. А спустя несколько лет иду по «Мосфильму», гляжу – Володя! Он показался мне таким субтильным. Узенькие брючки, узенький пиджачок, кепочка… Как-то «офранцузился», мне даже стало его жалко… Хотя Марина Влади очень помогла ему, надо отдать ей должное. Высоцкий смог выехать за границу, многое увидеть.
