В конце 90-х годов книги Александры МАРИНИНОЙ потеснили на книжном прилавке даже великого Стивена Кинга. Почти за четверть века работы Маринина сочинила более тридцати романов – в основном детективного жанра. Сегодня мастерица русского детектива в гостях у читателей «АН».
- Анастасия Павловна Каменская появилась на свет в начале 90-х годов. Как это случилось?
– В 1992 году, когда мне стукнуло в мою кудрявую голову взять и попробовать что-то написать, я и не предполагала, что будет вторая книга, потом третья... Каменская опиралась на мой собственный опыт службы. Напомню для тех, кто этого помнить не может, что в 1982 году, когда умер Брежнев, в МВД пришёл новый министр, начались кадровые перестановки, стали сокращать научные учреждения. А я как раз под эти сокращения попала. Нашему старшему научному сотруднику, подполковнику, предложили должность участкового. Я была просто научный сотрудник и подумала – боже мой, мне-то тогда что предложат! Когда в 1992 году я решилась писать, взяла этот свой страх и своё тоскливое желание, чтобы подобные ментальные склонности были востребованы в раскрытии преступлений. Хотя бы на бумаге.
«Я человек неромантический»
– Каменская – это вы или всё-таки не вы?
– В тот момент, когда я её придумала, Каменская была точно такая же. Мы не умели говорить «нет» руководству, мы очень боялись своих начальников, мы понимали место женщины в сугубо мужском коллективе. Мы прекрасно знали, что женщине, для того чтобы занять ту позицию, на которую претендует мужчина, надо быть не такой же хорошей, как он, а в десять раз лучше. Но Настя знает больше языков, чем я, она худенькая, она блондинка, а всё остальное у нас, в общем, похоже. Ей страшно повезло в личной жизни, она состоялась в 15 лет, и вот с этим другом, затем любовником, затем мужем Настя и движется по жизни. Моя личная жизнь была другой, я выскочила замуж в 19 лет и в 23 уже развелась. Потом вышла замуж второй раз, и это оказалось успешно. В этом пункте мы с Настей непохожи. А во многом похожи. Я человек неромантический, небогемный, и моя Настя будет делать строго то, что мне надо, и не выйдет за рамки прописанного на протяжении 23 лет характера.
– Детей у Каменской нет.
– Детей нет, и поскольку ей уже 55 лет исполняется в этом году, то уже и не будет. У меня нет собственного опыта материнства, и если бы я сделала Настю матерью, любая мать, читающая мои книги, моментально обнаружила бы фальшь. Мы с Настей живём вместе.
«Я делаю только то, что хочу»
– Герой детективов, профессиональный борец со злом, близок к ангелам, чаще всего ограничен в личной жизни, и у него, если сравнить его с героями психологической прозы, совсем немного свойств. Что Пуаро? Усы, педантизм, гурманство… Но читатель любит этих странных героев – и, полюбив, хочет от автора всё новых и новых приключений. Начинается диктатура, читатель требует: пиши ещё! пиши именно об этом! Но ведь автор должен быть свободен?
–Для меня такой диктатуры нет. Я делаю только то, что хочу. Если я хочу писать детектив, но не про Каменскую, я пишу. Если я вообще хочу писать не детектив, я пишу не детектив. Единственное условие, которое я соблюдаю чётко, – это проживание героем реальных лет. У Каменской твёрдо заявленный возраст, и ей всегда столько лет, сколько должно быть в момент, когда происходят события. Каменская стареет, и я не могу грешить против правды жизни. В тот момент, когда Анастасии Павловне исполнилось 50 лет, существовала инструкция: полковники служат до 50 лет, после этого надо писать рапорт на продление, а его могут оставить и без удовлетворения. Это так унизительно – ждать, продлят тебе службу или не продлят! Ты отдал 30 лет службе, 50 лет – это же прекрасный возраст, когда жизненного опыта уже достаточно, а здоровья ещё хватает. И в этот момент тебе говорят – пошёл вон, ты старый, ты нам не нужен. Настя уволилась, а спустя несколько лет инструкцию изменили. Но обратно-то никого не берут, да Каменская и не пойдёт, потому что каждый год, который ты провёл без службы, – это потеря профессионализма.
– Почему среди сотен детективных героев Каменская так полюбилась читателю?
– Не знаю! Повезло. Я же не профессиональный писатель.
«Я не писатель, я – автор»
– Как так?
– Я никогда не училась писать, а в нашей сегодняшней действительности принято считать, что если кто пришёл в авторство из другой сферы, не закончил литинститут, или факультет журналистики, или филфак – это дилетант, а дилетантов надо гнобить. Я никому не позволяю называть себя писателем, я – автор. То, что я – автор, – факт юридический, его оспорить невозможно.
– Читатели выбрали Каменскую демократическим путём, проголосовали рублём, и теперь её судьба полностью в ваших авторских руках. Акунин своего Фандорина застрелил. Читатели возмущены – жизнь и так подводит нас на каждом шагу, так хоть бы герои были неизменны! Наверное, это жажда понятного, чёрно-белого мира, где есть гарантии?
– Я бы сказала немного иначе. Нам всем, если мы психически здоровы, необходимы уверенность в завтрашнем дне, стабильность. Мне эти побуждения понятны, я сама поборник стабильности и езжу отдыхать каждый год в одно и то же место, причём одним и тем же рейсом. Но я не могу идти на поводу у этой потребности в стабильности. Как только дам себе эту слабину, я стану зашоренной, узкой.
«Я озабочена состоянием своих мозгов»
– Сильно сказано! Драма намечается – читатель хочет одного и того же, а автор желает разнообразия… Кстати сказать, у вас в книгах, кроме острого сюжета, есть много популяризации разных знаний. В новой книге «Казнь без злого умысла» я прочла не без интереса про отечественные технологии разведения пушных зверей. Вы специально готовитесь, изучаете те или иные сферы?
– Изучаю, мне интересно. Я озабочена состоянием своих мозгов. Собственно говоря, спина, место, которым я сижу на стуле, и голова – для меня это три рабочих инструмента, которые требуют специального внимания и заботы. В какой-то момент – всё-таки лет мне уже немало, я вдруг почувствовала, что у меня начинает слабеть память. А памятью своей я всегда гордилась. Тут оказывается – не могу держать все цифры и факты в голове, надо писать синопсис. Раньше без всякого синопсиса обходилась, даже не было черновиков никаких. Я подумала: что же мне такое сделать, чтобы заставить голову трудиться? Решила набирать дополнительные знания, изучать то, чего я не знаю. В книге «Смерть как искусство» это был театр. В «Последнем рассвете» – ювелирное дело. В «Казни без злого умысла» – пушное дело.
– Вот как выигрывает читатель, когда у автора есть фантомный страх перед деменцией! Однако в детективной литературе есть область увлечения цветами зла, когда вокруг смерти и крови пляшутся балеты, выплетаются фантасмагорические кружева головоломных преступлений. Можно или нельзя эстетизировать отвратительное?
– Нельзя, чтобы прилетали зелёные человечки и раскрывали преступления, вот это нельзя. Всё остальное – вопросы вкуса и меры. В своё время меня шокировала, наверное, по молодости, формулировка «иронический детектив» применительно к истории с убийствами. Я не понимала, как можно вообще иронизировать, когда умер человек. А когда кто-то сервирует трупы, как кондитер, когда тот расписывает торт розочками из крема, – да, мне это не нравится, но у этого есть авторы, есть читатели, я не получаю удовольствия, ну и что? Я разве показатель?
«Веры в себя нет»
– Вас много переводят? Где лучше читают?
– По суммарным тиражам на первом месте были Италия и Китай. Франция продолжает покупать права на новые книги. Германия, Болгария.
– Судя по всему, критика вам ничем не помогла? О востребованной читателями занимательной литературе пишут мало и с презрением, перескажут сюжет разве – и всё.
–Часто даже не сюжет перескажут, а напишут явные глупости. «В каждой книге Марининой горы трупов, моря крови, маньяки и гомосексуалисты…» Что это, где это у меня? «У Марининой муж младше её на 20 лет». Мой муж старше меня. «Маринина не пропускает ни одной светской тусовки». Я вообще нигде не бываю! Каких-то «литературных рабов» мне бесконечно придумывают…
Я веду замкнутый образ жизни и мало общаюсь лично, но в Интернете общаюсь активно, и каждый может зайти и оставить своё мнение. Если бы не это, я давно бы поверила, что исписалась.
– Кого ни спросишь в искусстве – говорят: беда у нас с критикой…
–Это не только с критикой. Это – падение уважения к понятию «профессионализм». Почему-то возникло ощущение, что любую работу может делать любой. Для того чтобы написать дельную критическую статью, надо много знать и уметь, а кому охота париться? Все хотят: во-первых, заработать денег, а во-вторых, продвинуть себя самого на костях соседа. Критика для этого очень удобное занятие.