Нехрестоматийного в спектакле действительно оказалось предостаточно. Начиная с декораций – летящие в небе пароходики, развешенные невпопад иконы и лампадки в оркестровой яме, бутафорские голуби на голубятне – милое папье-маше – грустное, сказочное, нереальное (художник Е. Качелаева). Так же поэтично начинается и спектакль. Среди героев пьесы, замерших в выразительных позах, появляется Васса Железнова. Это Васса из финала пьесы, что, к сожалению, понятно далеко не сразу. Она покрыта темной шалью. Изначально трагична и безысходна. Все происходящее вокруг – это ее воспоминания, ее сны. И танец с привидением мужа, и ожившее вдруг семейство, присоединившееся к ее шаманству.
Еще не раз все участники спектакля и красиво споют, и талантливо спляшут. Ближе к финалу к танцующим присоединятся даже те персонажи пьесы, которые по ходу действия, так же как и муж героини, отойдут в мир иной. В общем, все смешалось в доме Железновых. Живые и мертвые. Чрезвычайно образно. Многозначительно... Надо отметить, что по ходу спектакля актеры с удовольствием и хорошо поют (музыкальный руководитель Н. Морозов), талантливо и азартно двигаются (балетмейстер Г. Абайдулов). Чаще всего это не имеет никакого отношения к сути происходящего с героями и порой даже тормозит течение событий. Это отдельно приготовленный гарнир. Что же представляет собой основное блюдо?
Жесткий, даже криминальный сюжет горьковской пьесы размыт и слабо очерчен. Отношения героев намечены в акварельных тонах, тогда как сама история трагична и потрясающе современна. Что может быть современней, когда ради дела, во имя дела Семьи с большой буквы, семьи как клана, гибнет семья как понятие человеческое, родственное, родное? По-своему история Вассы страшней и жестче истории семейства «крестного отца» – дона Корлеоне. Жестче сознательными поступками главы семейства, ведущими к разрушению семьи, тем более что во главе стоит женщина – Васса Железнова. В исполнении замечательной актрисы Светланы Крючковой Васса, скорее, жертва, чем жесткая властительница. Она не тактик, не стратег, не талантливый руководитель. Она лишена животной жизненной силы, которая так явно выписана у автора. В этом спектакле она, скорее, поддается обстоятельствам, чем вершит судьбы. Она не является центростремительной силой всего действа. Именно эта режиссерская трактовка лишает спектакль его энергетического, нравственного и, извините, художественного центра. Ведь трагедия и способность вызывать сочувствие Вассе Железновой в ее силе, а не в ее слабости.
Именно поэтому нерв и позиция каждого из героев спектакля невнятны. Отсутствие определенности и жесткости в отношениях героев ведет и к приблизительности их существования. И Андрей Толубеев (управляющий), и Геннадий Богачев (Прохор Железнов), известные нам по замечательным ролям на сцене своего прославленного театра, могли бы оказаться и азартней, и острей, и ярче, но… не оказались. Пожалуй, единственный персонаж истории, истово отстаивающий свою позицию и внятно осознающий свое место в семье, – это Павел (Федор Лавров). В исполнении молодого актера полуюродивый Павел и смешон, и трагичен. Человечен. А значит, способен вызвать сочувствие.
Чем потрясают нас классики? Почему мы постоянно возвращаемся и возвращаемся к ним? Как говорил Г.А. Товстоногов, имя которого носит театр, – «поворотом на сегодняшний день»! Классик на то и классик, что постоянно готов к этим поворотам. Тем, что всегда актуален, жЕсток (не жестОк), остр и современен.
Этим он и коварен. А мы, современники, способны ли, по другому меткому выражению Товстоногова, стать «полномочными представителями зрительного зала», чтобы зритель увидел на сцене себя – свои проблемы, страсти, болячки, а не «сценические композиции на основе вариантов пьесы», как указано в театральной программке?
Для того и нужны нам классики, чтоб понять, можем ли. Премьера в БДТ пока этого вопроса не прояснила.