- Вы были одним из тех, кто вместе с Татьяной Митковой объявил о новой премии НТВ, которая была создана в целях возрождения жанра репортажа. Все так плачевно?
- Я много езжу по стране и вижу, что кризис жанра достаточно серьезен.
И какие бы стимулы сегодня ни вводили - они все хороши.
- Но в чем суть кризиса? В том, что люди не хотят этим заниматься, или в том, что плохо работают?
- Очень многие репортеры работают без интереса, формально, у них все как-то приглаженно и однотипно... У людей нет стимула. И дело здесь даже не в деньгах.
- Как вы относитесь к высказыванию, что репортер - это диагноз?
- Репортером действительно может быть не каждый. Нужно чем-то переболеть, чтобы приучить себя подолгу не бывать дома, ездить, все время что-то искать... Если говорить о себе, то мне всегда нравились настоящие мужские профессии. Хирург и репортер - одни из них.
- Чем наши специальные репортажи отличаются от мировых аналогов?
- Отличие в бюджетах. У них на большую документальную историю могут потратить сотни тысяч долларов. Это не в наших традициях. Мы проигрываем в размахе. А вот тексты у нас лучше.
- Многим репортерам ради любимой работы приходится побеждать страх, закомплексованность. Что вы уже побороли, а что только предстоит?
- Я просто панически боюсь летать самолетами! Причем эту авиафобию я сам в себе взрастил. Все началось с передачи, где я снимал про людей, выживших в авиакатастрофах. Я много общался со специалистами, пилотами, изучал показания свидетелей... Но, видимо, не зря говорят, что знание не всегда есть благо. Чем больше я узнавал - тем страшнее мне становилось. Пить я не пью, а чтение и плеер не очень отвлекают. Как только начинает трясти - я сразу думаю о наихудшем.
- Что говорит по этому поводу ваш коллега Алексей Пивоваров, который сейчас делает передачу о самолетах?
- Как-то я летел из Норвегии, и самолет из-за плохой погоды вместо Шереметьево посадили в питерском Пулково. Хочу выйти и пересесть на поезд, а нас не пускают. Я был просто в ужасе, обратно лететь на самолете было не в моих силах!
Я позвонил Алексею - знал, что он меня поймет. Алексей меня успокоил, сказал, что если существует таможенная граница, то у нас есть все основания выйти из самолета. Чем мы и воспользовались... Что бы мне сегодня ни говорили, что наши самолеты самые надежные, - я в это не верю.
- В прошлом году вы получили ТЭФИ. Как получение статуэтки повлияло на вашу карьеру?
- Проигрыш в первой номинации я очень переживал. А когда получил статуэтку - был счастлив! Но на карьеру это никак не повлияло. Я как работал репортером, так и работаю.
- Кем вы себя видите лет через десять?
- Вот я вам сейчас скажу: «Генеральным директором», - а руководство обо мне плохо подумает. (Смеется.)
- В репортерской профессии, на ваш взгляд, существует половая дискриминация?
- Мне бы хотелось, чтобы она существовала. Я не женоненавистник, но обилие женских голосов и лиц в новостях - режет слух и ласкает взгляд. Новости совершенно не воспринимаются! Но и съемочной группе не всегда комфортно, когда с ними едет девушка. Это правда.
- Выходит, если через 10 лет вы станете большим информационным начальником, то девушку к себе вы не возьмете?
- Я не против женщин, я против, чтобы у наших новостей было женское лицо.
- Говорят, что неинтересных сюжетов для репортера нет. А существуют ли какие-нибудь темы, за которые вы никогда не возьметесь?
- Все, что касается политики, - это не ко мне. Во-первых, сейчас не то время, а во-вторых, вся наша политика скучная, серая и приспособленческая. Здесь никогда не получится яркий материал.