Первой премьеры Александринки ожидали с трепетом. Выбор пьесы казался дерзким и неожиданным. Софокл. «Эдип-царь». Трагедия. Да еще не в постмодернистском изложении, а в ее чистом виде, где под ногами героев буквально разверзается земля, а над головами небо. В многочисленных анонсах греческого режиссера Теодороса Терзопулоса (как и всю постановочную группу, прибывшую с исторической родины великого драматурга) склоняли как единственного трепетного наследника и хранителя традиций.
В нас зевали
...Что-то прогудело три раза, призывая настроиться на трагический лад. Зал затих в ожидании чуда, и в наступившей тишине торжественно взмыл занавес, обнаруживая декорации спектакля, наповал сразившие простотой и лаконичностью. Они представляли собой подобие черного кабинета. Вероятно, для того, чтоб ничто не отвлекало зрителя от жизни человеческого духа. В самой глубине сцены появилась голова многострадального Эдипа и, помолчав немного, издала странный звук, похожий на громкий отчаянный зевок. Жизнь духа началась.
Неожиданно из-за кулис с комсомольской решимостью выскочили обнаженные по пояс юноши и, застыв в каратистских позах, издали тот же звук хором. Это и был Хор, обозначенный в программке десятью фамилиями. Для начала юноши посыпали что-то на сцену и, бодро продекламировав речевку, опять издали зевок, который, как впоследствии выяснилось, был лейтмотивом всего действа. Затем они уставились в зрительный зал, широко открыв рты, и надолго замерли. Вероятно, их до столбняка поразило золоченое сияние царской ложи и ярусов обновленной Александринки. Из дырки, находящейся на самой авансцене (возможно, она и символизировала разверзшуюся землю), появился обнаженный торс уже немолодого мужчины и стал ругаться с Эдипом-царем стихами. Эдип (Александр Мохов) пререкался с ним из своего ужасного далека и постепенно даже начал двигаться поближе к зрителям, но совершал это чрезвычайно медленно. Забегая вперед, скажу, что весь путь до авансцены он проделал за следующие сорок минут, не переставая клясть судьбу.
Назначение Мохова, артиста московской «Табакерки», на роль Эдипа вполне закономерно. Зрителю он больше известен как телеведущий и исполнитель ролей трогательных простаков в многочисленных сериалах. А там, в сериалах, как правило, события не происходят и чувства не рождаются. Их темпераментно пересказывают. В классической постановке классической трагедии принцип оказался тем же!
В нас икали
Пока Эдип продолжал свое движение к цели, за его спиной появилась симпатичная статная девушка и громко икнула - уже привычным для зрителя способом. Зрители зашуршали программками и безошибочно определили в появившейся девушке Иокасту (Юлия Марченко), жену и по нелепому стечению обстоятельств мать многострадального царя. Пока Эдип препирался с Хором, ей еще долго приходилось икать из глубины. Еще не скоро она начнет самостоятельно декламировать и двигаться за царем поближе к публике. Хор, разнообразив гопак элементами хип-хопа, подразмялся и вновь занял авансцену, открыв рты, из которых стал раздаваться зловещий хрип... Затем участники спектакля много и с удовольствием темпераментно разговаривали стихами. Иногда к беседе присоединялся Креонт (Игорь Волков), выныривая из разверзшейся земли и ныряя обратно.
Где-то к финалу разверзлись и небеса. Это символизировали красные ленточки, не без изобретательности развешенные в глубине сцены. Представители Хора не растерялись. Они мрачновато повытаскивали аналогичные ленточки прямо из своих штанов и, обернув их вокруг шеи, дали понять зрителю, что полный кирдык уже наступил.
Нас употребили
Спектакль закончился, но начались вопросы. Если бы подобное зрелище украшало собой афишу очередного фестиваля, то, возможно, оставило бы глубокий след в сердцах благодарных театроведов. Они долго впоследствии спорили бы о своеобразии художественного языка и прочих театральных прибамбасах. Только почему это должно представлять собой репертуарный спектакль российского национального Александринского театра? Театра, призванного быть прежде всего психологическим? Почему актеры именно этого театра должны заниматься на сцене физкультурой и хоровой мелодекламацией? Трудно представить в этом произведении великих артистов прошлого - Черкасова, Меркурьева, Симонова, Толубеева...
В последнее время, накануне своего юбилея и бурных переделов, Александринский театр находился в глубоком коллапсе. Но вряд ли это повод для разрушения основ. Основой и силой русского театра всегда был актер. Актер - личность. Где же он?
Не думаю, что наступившее время «Театра Проектов» продлится долго. В нем царит предприимчивый менеджер, подменивший собой режиссера и употребляющий артистов в качестве «буратин». Менеджера не интересует школа, преемственность, развитие. Ему нужен дорогостоящий фестивальный продукт, подкрепленный эффектными манифестами. Когда продукт употребится, менеджер возьмется за новый проект с тем же рвением...
Но что ждет нашу многострадальную сцену дальше?