-Никита Сергеевич, вам на драматическую сцену пора - не было таких настроений?
- О, я очень хочу. Мне даже как-то короля Лира предлагали сыграть.
- А Лира вам рано.
- Может быть. У меня была идея - перенести на сцену ту историю, которая в картине «12», и с тем же актерским составом. В спортзале!
- Но вы бы многое могли переиграть и в мировом репертуаре. Какой бы из вас получился граф Альмавива из «Женитьбы Фигаро»!
- Да, какой бы из меня получился граф Альмавива! Просто «граф Армавира»!
- А пока миллионы зрителей видят вас в составе двенадцати присяжных, которые вдохновенно, азартно, более или менее красноречиво обсуждают фигуры русской истории в телепроекте «Имя Россия» - Ивана Грозного и Пушкина, Ленина и Сталина, Столыпина и Менделеева... Скажите, как человек сведущий, эта ретро-демократия - максимум дозволенного нынче русскому обществу? Сможем ли мы когда-нибудь так же азартно и красноречиво обсудить Владимира Путина и Валентину Матвиенко, Германа Грефа и Игоря Сечина или, если взять деятелей культуры, Аллу Пугачеву и Виктора Пелевина?
- Хороший вопрос. Мне кажется, я бы мог. Но тут вот есть какая сложность. По отношению к историческим персонажам есть солидный материал - воспоминания, книги, документы. А если мы берем сегодняшних деятелей, то придется брать из жизни текущей, из личного опыта. И не выльется ли это в некоторое свинство, учитывая наши национальные особенности? Начнут выяснять отношения, орать, неприличными словами выражаться... Хотя мне было бы это интересно - я о любом, кто действует сегодня, имею свою точку зрения.
- Что Иван Грозный, с ним уже все ясно. А вот кто такой Герман Греф, интересно? Тайна! Возьмем, к примеру, Николя Саркози - человек, закаленный в битвах, его с утра до вечера обсуждают, и это его только бодрит, вон как Францию нынче стало видно и слышно на мировой арене. Нет ли опасности в нашей вечной закрытости?
- Николя Саркози живет в свободном, открытом обществе, обсуждения его личности не носят анонимного характера. А у нас в лицо говорят одно, за спиной другое, мы не можем чувствовать себя единой нацией, мы все время «два пишем, три в уме». Представьте, что объявили бесконтрольное, повсеместное обсуждение действий президента, премьера, и кого мы услышим? Прежде всего тех, кто говорит «нет», потому что наше общество привыкло объединяться вокруг нелюбви. И не может объединиться вокруг любви - тут же обвинят в лакействе, в угодничестве.
Но объединение по принципу общей нелюбви бессмысленно - когда будет разрушено то, что вы не любите, вы мгновенно увидите, что любите разные вещи. И вы тут же рассоритесь! И не так-то просто понять своих современников, не так все однозначно. Вспомним Бориса Николаевича Ельцина, царство ему небесное. Когда грозила опасность, он возбуждался, был деятелен, мощен, он стучал кулаком по столу, наслаждался этим выбросом адреналина, принимал ответственные решения, громил своих противников. А потом уходил точно в тину, угасал, и выплывали тут же другие «деятели». И поди его пойми...
И вот, если мы возьмемся обсуждать сегодняшних людей, то какая будет цель? Мы берем человека, чтоб его утопить? Или берем человека, за которым есть перспектива созидания? Если, чтоб утопить и рассказать, какой это мерзавец, мне это неинтересно, это разрушение. А если есть перспектива развития и можно помочь человеку - это интересно.
- А что вы думаете о нынешнем экономическом кризисе? С одной стороны, кризис принесет беды всем, и культуре тоже. Уже закрываются кинопроекты и так далее. А с другой, трещит - и шатается эта рекламно-гламурная башня, абсолютно тошнотворная. Может, в кризисе есть свои плюсы?
- Да, шатается башня. Я вообще за параллельное существование многого. Коли, например, на православном месте стоит мечеть - я не за то, чтоб ее взорвать и вместо нее построить храм. Я за то, чтобы оставить мечеть, а рядом построить храм. Вроде бы пусть цветут все цветы. Так, да не так.
Эта рекламно-гламурная башня распространяет волны огромной энергетической силы, и далеко небезобидны все эти «фабрики» и «реалити-шоу». В круг этой темной башни втягиваются миллионы людей, для которых жизнь становится только тем, что на виду. Напоказ... Я помню, как один наш знаменитый поэт пришел в ресторан в норковой шубе - в пол. А рядом стоял другой, очень богатый, в таком поношенном, побитом молью кашемировом пальто, где норка была внутри. Одному надо было, чтоб мягонько и тепленько, а другому - чтоб богатство со всей дури выставить...
Некоторое сокращение глянцево-гламурного мира, возможно, отрезвит кого-то, избавит от суетности. А то настоящее, что сегодня в стороне, в тиши - будет востребовано. Пространство хоть немного очистится! Я как человек верующий думаю, что кризис получился неспроста. Он по-серьезному продлил нам жизнь. Ведь уже захлебывались некоторые люди, уже не могли переварить всех этих безграничных возможностей, и невероятная, дикая социальная несправедливость стала для некоторых нормой, образом жизни! Кризис заставит кого-то задуматься, кого-то начать работать иначе, выстраивать фундамент, на котором должно вырасти что-то более жизнеспособное. Хотя конечно же будет непросто. И всем непросто будет по-разному. Есть уже анекдот на тему кризиса. Олигарх говорит жене: «Ох, как трудно, обанкротился я, самолет придется продать, виллу в Швейцарии продать, дачу на Рублевке продать... Ничего не поделаешь, поедем в нашу старую двушку в Матвеевском, ты же будешь меня любить?» «Да, - отвечает жена,- я буду тебя любить... и скучать по тебе!»
- В живописи есть такое явление - школа мастера. Допустим, есть Рубенс, а у него ученики его школы. Они в его манере работают, конечно, пожиже, но тоже неплохо. Нет ли смысла вам открыть что-то вроде мастерской. Чтоб выращивать учеников своей школы?
- Так я хочу сделать Академию, сейчас договариваюсь, если все будет нормально, будет Академия - для тех, кто уже имеет актерско-режиссерское образование. Схема такая: мы, условно говоря, ставим «Гамлета». И нам со всей страны присылают диски, заявки, все, кто хочет сыграть «Гамлета» - это база данных. Мы выбираем, приглашаем, ставим «Гамлета». И параллельно - школа, мы действуем на основе системы Вахтангова, Михаила Чехова, Брука (не Станиславского, это они должны уже знать!). Такое повышение квалификации. Идет студийная работа, сценодвижение, работа с камерой, присутствуют операторы, художники, сценаристы.
У нас не работает эта разобщенность профессий в кинематографе, как на Западе, где каждый отвечает только за свой участок, у нас все это кончается халтурой. Итак, идут репетиции этого «Гамлета», а на выходе мы уже приглашаем, к примеру, Олега Палыча Табакова на роль Полония, за хорошие деньги на несколько спектаклей, еще кого-то. И запускаем спектакль в страну, на гастроли.
- Может, есть смысл тогда взять в свои руки театр имени Вахтангова, сохранить его сделать базой для академии, вы же учились в Щукинском, это ваша «родина»?
- Попробуйте, напишите это, посмотрим, что начнется.
- Возьму и напишу. Меня в детстве уронили - удачно.
- Идея потрясающая, не спорю.
- И?...
- Поехали дальше.
- Меня вот что удивляет - в политике, в дипломатии Россия завела такой независимый тон, смело критикует Америку, если что не понравится, и это понятно, даже и разумно. Однако как посмотришь наше телевидение, особенно после 23 - «ни звука русского, ни русского лица». Сплошь скверные, дешевые американские фильмы, ими вся сетка вещания забита. Политики грезят себе что-то, как будто сидят на летающем острове Лапуту, как у Свифта. А кто-то реальный, выходит, облучает массы совершенно чужой жизнью, чужими моделями поведения?
- Вы абсолютно правы! А что делать? Все непросто. В эту ауру вовлечено множество людей, и многие даже не понимают, во что они вовлечены и кто ими руководит. Вы знаете, почему американцы не дублируют иностранные картины? (Они всегда идут с субтитрами.) А для того, чтобы не возникало ощущения, что те люди, которые им неизвестны и чужды, - вдруг легко и правильно говорят на их языке. Там обо всем этом думают!
У агрессивных технологий управления нет мелочей. Геббельс запретил в армии шнурки на ботинках. Потому что немецкие спецы просчитали, что человек, наклоняющийся завязать ботинки, получает прилив крови к мозгу - и, соответственно, заряд энергии для мыслительного процесса. А не надо этого процесса! Мы же ко всему относимся - ха-ха. Вот скажите где-нибудь про засилье американских фильмов, что это неспроста - засмеют. А кто-то делает свое дело, медленно, аккуратно, деньги вкладываются, дела делаются.
Я принес В.В. Путину одну школьную тетрадку. Что было на обратной стороне школьной тетради нашего с вами детства? Пушкин, таблица умножения. А здесь - четыре портрета американских президентов! Кто-то ведь помог своим спонсорским вкладом, чтобы вместо таблицы умножения были американские президенты, чтоб наши детишки знали их, как таблицу умножения. Это вопрос серьезный. И американцы - люди серьезные. Они вот свою нефть спрятали под замок, они ею не пользуются, мало ли, когда-то через сколько-то лет понадобится, а мы расточаем... Я бы сделал все, чтобы телевидение не облучало скверными американскими фильмами отечественную аудиторию. Вот скажите, что делать - пойду и сделаю.
- У вас только одна картина была впрямую о войне, дипломный фильм «Спокойный день в конце войны», и то там весь день тихо, только в конце стреляют. А теперь вы вошли в настоящую военную историю, снимая картину «Утомленные солнцем - 2». Не тяжело ли это вашей мирной, в общем, душе?
- Тяжело - и потрясающе. Я многое переосмыслил. Актерская сущность, если она подлинная и умеет внедряться в материал, вплотную приближается к обстоятельствам. Кровь не настоящая, пули не настоящие - а ощущения как настоящие! Вот - зима, Алабино, минус 17, ветер, замерзшие окопы, массовка, дымы, снимаем, играем, бежим... И все, конец съемке. Я мечтаю, уже в машине, как поеду в баньку, погреюсь... и вдруг мысленно оп! Возвращаюсь туда, к своему герою, понимаю, что он-то остался там, и нет у него ни машины, ни баньки. Он какой есть, такой и будет там днем и ночью, всегда... И я почувствовал этот ужас и взял для себя задачу приблизиться к его состоянию, познать его через простые физические действия.
Нам невозможно понять сейчас, что такое была та война. Читал о человеке, вышедшем из окружения, который нес в фибровом чемодане собственные кишки. Его задело осколком, разрезало брюшину, а внутренности не повредило. Кишки выпали, и он несет их 40 километров, укладывает бережно, чтоб крышкой не придавило. И у него одна мечта - кусочек лимона. И что тут поймут сегодняшние Ксюши-из-плюша, которые расстроены, что им подарили голубой «Бентли», а не розовый? Этот кусочек лимона не придумаешь нарочно. Прав Лев Николаевич Толстой, бытие только тогда бытие, когда ему грозит небытие. Если воевали 30 миллионов человек, то это было 30 миллионов войн. Каждый человек был со своей историей, со своими воспоминаниями, запахами, страхами, победами, предательствами, мозолями, несварениями желудка, болезнями ушей...
Я применил в этом фильме тот метод, что испробовал в картине «12». У меня есть мастер-план, две камеры, хорошо организованные, - но три камеры я посылаю внутрь кадра. Вглубь! И ребята, в военную форму одетые, там внутри снимают, что происходит. Идет массовка: 800 человек в атаку под дождем, кто-то упал, кто-то ругается, все детали снимают. Показать кровь, насилие легко, этим никого не удивишь и не испугаешь, а нужен художественный подход.
- Картина «12» была чисто мужская, и вы заметили как-то, что хотели бы снять и «женский» фильм. Но у вас во всех фильмах женщины какие-то идеализированные, слишком хорошие. Это не соответствует действительности. Вы никогда не показывали подлых, скверных женщин!
- Я их видел достаточно. Слава богу, не в близкой своей жизни. Я таких женщин ненавижу и боюсь настолько, что опасаюсь впускать их в свое кино. Я еще Достоевского так же опасаюсь, сыграл только князя в «Униженных и оскорбленных», да подпустил «достоевских» интонаций в Пожарского из «Статского советника»... Женское негативное начало намного страшнее мужского, а экстраординарное мужское негативное начало - как правило, очень женское. Подлый мужчина - как будто существо женского рода. Ведь любая подлость не имеет прямого движения, она имеет движение скрытое, женственное.
Если говорить о разрушительных женщинах, то их зеркало - мужчина, который рядом с ними. Не та женщина страшна, которая рвется к власти, крикливая, грубая, противная, глупая - такие, в сущности, чаще всего безобидны. А вот если рядом с ними мужчина теряет себя и превращается в не пойми что. Становится опустошенным, безвольным, каким-то образом она с ним это делает - вот где негативное влияние. Я вообще опасаюсь мужчин, которые находятся под всеобъемлющим влиянием таких женщин. С ними невозможно иметь дело. Да, такие явления достойны, конечно, серьезного художественного разговора.
- Вы два раза спели в кино - в «Я шагаю по Москве» и «Жестоком романсе» - и оба раза получились мегахиты. Может, рискнуть в третий раз?
- Меня мама учила - никогда не выгребать всего до конца, чтоб не услышать, как скребок коснулся днища. Но как раз про «спеть песню» была идея. Чтоб композитор И. Матвиенко написал цикл на стихи казачьего поэта Николая Туроверова. Гениальный поэт! «Уходили мы из Крыма среди дыма и огня...». Одну песню мы спели с Николаем Расторгуевым, но надо цикл. Тогда еще спою!
- А как встречаете Новый год? Не было идей сделать что-то новогоднее для телевидения?
- Новый год встречаю на даче с друзьями. А что касается телевидения, один раз я делал новогодний праздник в Фонде культуры, хороший, веселый.Но повторять зачем? И вся эта гламурно-рекламная обязаловка... Я тут был на 60-летии Юры Николаева и говорю: если бы сюда вдруг упала бомба, все каналы телевидения оставили бы нас без новогодних передач. Одни и те же, одни и те же, одно и то же... Нет, я люблю штучные вещи.