> По Америке с русской красавицей - Аргументы Недели

//Культура Книги

По Америке с русской красавицей

Глава 16. Как я стал бомжом…

11 ноября 2014, 07:57 [«Аргументы Недели», Андрей Троицкий ]

(Продолжение. Начало книги здесь)

Эта история скорее грустная, чем комическая. Поначалу я не хотел писать об этих приключениях, но, как говориться, слова из песни не выкинешь. 

Ближайшей целью мы наметили один город на Среднем Западе, где жила родная тетка Риты. Накануне приезда я разговаривал по телефону с Николаем, моим старым приятелем из Нью-Йорка, между делом рассказал о наших планах. «В этом городе живет моя знакомая, Марина, - сказал Николай. – У нее есть квартира, которую она сдает внаем. И, насколько я знаю, сейчас там никто не живет. Если хочешь сэкономить на гостинице, я позвоню Марине». 

В этом городе мы планировали провести три-четыре дня. Хотелось пожить в нормальной квартире, в домашних условиях, приготовить что-то по своему усмотрению, казенные гостиничные номера наводили скуку. Мой друг созвонился с Мариной, хозяйка встретила нас у подъезда шестиэтажного дома неподалеку от центра города. 

Квартира оказалась просторной: две спальни, столовая, гостевая комната. Кроме того большой телевизор и даже письменный стол. Марина отдала две связки ключей: от квартиры, подъезда, почтового ящика, подземного гаража, положила на тумбочку листок с номером мобильного телефона, и пожелала приятно провести время. Напоследок предупредила, что завтра вместе с мужем уезжает из города на природу. 

Впервые мы с Ритой остались наедине под одной крышей, я связывал с этим какие-то робкие надежды, что греха таить, хотелось перевести наше знакомство в иную плоскость, сойтись поближе… Ну, мужчины меня поймут. Я сходил в магазин через дорогу, купил бутылку хорошего вина и кое-какую закуску. Но Рита отказалась разделить со мной ужин, сказала, что плохо чувствует себя, закрылась в своей спальне и затихла. 

Разочарованный таким поворотом событий, я наскоро перекусил, залез в ноутбук и стал вычитывать рукопись. За работой я засиделся до поздней ночи, а когда лег, как всегда на новом месте долго не мог заснуть. Проснулся с тяжелой словно с перепоя головой. На тумбочке в прихожей лежала записка, Рита писала, что забрала машину, уехала к тётке, вернется завтра в полдень. Я вспомнил, что накануне забыл купить газированной воды. Надел старые джинсы без ремня, сверху мятой майки, в которой спал, натянул ветровку. Обулся в резиновые тапочки и, сунув в карман ключи, захлопнул дверь. 

В магазине напротив я залез в карман куртки, оказалось, не взял бумажник. Не беда – в другом кармане нашлись тринадцать долларов с мелочью. Купив дюжину алюминиевых банок воды, я вернулся к подъезду, вытащил связку ключей и выругался. Это были ключи от моей квартиры в Чикаго. Когда выходил, не глядя, схватил связку ключей и… 

В ту минуту я еще не осознал всех последствий случившегося, - после бессонной ночи туго соображал. В подъезд меня пустил молодой человек, возвращавшийся домой после прогулки с собакой. Еще теплилась надежда, что дверь в квартиру каким-то образом можно открыть, - но я ошибался. Какое-то время я топтался в коридоре, соображая, что делать дальше, но ничего путного не придумал. 

Один ученый, посвятивший себя изучению свойства памяти человека, как-то дал мне добрый совет: не перегружай голову, не запоминай адреса и телефоны, - на то есть записная книжка. Голова человека, отягощенная лишней информацией, похожа на твердый диск компьютера, она работает медленнее, если содержит много информации. «Человек, который помнит десять телефонов – дурак, - сказал мой знакомый. – Тот, кто помнит двадцать телефонов, – дурак в квадрате». 

С тех пор я следовал совету, даже телефоны близких людей, которые помнил с молодости, старался забыть. Память я разгрузил, но теперь уже не мог из телефона-автомата позвонить Рите или моему другу из Нью-Йорка, не мог позвонить вообще никому, а мобильный телефон отделяла от меня эта проклятая дверь. 

Можно зайти в ближайшую библиотеку, поискать адрес и телефон Ритиной тетки в городском справочнике, но я знал только её имя - Ольга, весьма распространенное. Она живет на другом берегу Миссисипи, замужем за американцем. Но искать в городе с миллионным населением, - занятие бесперспективное. Я оставил у двери упаковку воды, вышел из подъезда. 

Теперь моя задача – скоротать время до возвращения Риты, немногим больше суток. Что ж, мне выпадали задачи потруднее, и ничего, - справлялся. Я сел в автобус, идущий в сторону центра, заплатил за проезд два двадцать пять и, устроившись на мягком сидении, разглядывал город, в котором никогда прежде не был. 

Светило солнце, горожане спешили по своим делам. Я успокоил себя мыслью, что сутки – это не так долго, - глазом не успеешь моргнуть, и всё кончится. Только, денег мало. Если бы в моем кармане оказался бумажник с кредитной карточкой… Тогда все проблемы оказались решены. Я пообедал бы в ресторане и снял номер в гостинице. Но карточки не было.  

Жаль, что я не надел массивный золотой перстень с дорогим камнем, - можно было заложить его в этом самом ломбарде, что виден из окна автобуса, и получить до завтра хотя бы долларов пятьдесят. Жаль, что я не ношу обручального кольца, за него бы я смог выручить хоть двадцатку. Имей я удостоверение личности или права, мог бы зайти в свой банк, объяснить ситуацию и снять со счета некоторую сумму. Но все документы остались в бумажнике. 

Я вышел на центральной улице, прошелся по ней. И в поисках туалета завернул в дорогущий магазин, где отовариваются миллионеры и богатые туристы.                  

Менеджеры торговых залов - люди тертые и опытные, они умеют безошибочно определить, пришел человек только для того, чтобы провести время в магазине, поглазеть на обновки и пощупать товар или собрался что-то купить. Мало того, кажется, им известно, сколько у вас денег, когда вы еще не открывали бумажник. Точно говорю: они это знают. 

Один из таких парней, высокий и статный, одетый, с шиком правительственного вельможи или крупного бизнесмена, прогуливался между прилавками. Он скользнул по мне взглядом, остановился и, одарив меня улыбкой, спросил, как я поживаю. Парень уже понял, зачем я пришел в этот храм высоких цен и высокой моды. И точно знал, что в моем кармане после покупки автобусного билета осталось около десяти долларов. 

- Дела идут отлично, - сказал я, одергивая короткую майку, чтобы не вылезал голый живот. – Прекрасно. А у вас? 

- Неплохо. Вы ищите туалет?

Мне из чувства противоречия не хотелось сознаваться, что зашёл я сюда именно в поисках туалета, поэтому я ответил: 

- Не совсем. Хотел бы что-то выбрать. Для девушки. Что-то… Что-то такое…

Рукой я прочертил в воздухе изогнутую линию. 

- Вот как? – администратор внимательно следит за движением руки и делает вид, что понимает, что именно я ищу. Он - сама любезность. – Для девушки, сэр? Я могу вам как-то помочь?

- Нет, нет, спасибо, - я снова одергиваю майку, но она почему-то опять задирается вверх, оголяя молочно белый живот. - Я еще не решил, что куплю. Пока думаю. 

- Понимаю, не буду мешать, - администратор приветливо улыбается, хотя не поверил ни одному слову. – Четыре нижних этажа – это товары для женщин. От летних пальто и платьев из последних коллекций до нижнего белья. На всякий случай - туалет прямо по залу, до конца. И налево. Там будет табличка. 

- Спасибо, - выдавливаю я из себя. – Большое спасибо.  

  Через десять минут я снова оказался на улице, задумался, куда направить стопы, но, по большому счету, мне было все равно. Надо просто убить время. Погода была прекрасная: тепло, но не жарко, налетал легкий ветерок, я прошагал вдоль улицы до большого сквера с фонтаном. За два доллара купил в автомате газету, устроился на скамейке, на солнечной стороне. После бессонной ночи хотелось спать. 

Я с трудом осилил материал о сокращении городского бюджета в связи с финансовыми трудностями: со следующего месяца здесь ликвидировали четыре автобусных маршрута от центра до окраин. Солнце пригревало, я снял ветровку и положил рядом, прочитал еще пару заметок о новинках на автомобильном рынке. Вытянул ноги и задремал. Спал недолго, но когда проснулся, рядом не оказалось ни ветровки, ни газеты. Мне было жаль куртку, хоть она не новая. 

За полчаса что-то изменилось в окружающем мире, солнце заслонили тяжелые облака, поднялся ветер. Я поискал ветровку на газоне за скамейкой, не нашел, вздохнул, вышел на улицу. И вскоре оказался возле станции метро, за два двадцать пять купил билет на одну поездку. Метро надземное, тем лучше, я полюбуюсь прекрасными городскими пейзажами. 

*    *    *

Дожидаться поезда пришлось четверть часа, не меньше. Пустой перрон обдувал ветер, поднимавший въедливую пыль, спасаясь от него, я жался к стенду с картой метро. Оказалось, что здесь всего одна линия. Проходит вдоль центра и обрывается на ближних окраинах. Я проехал туда и обратно до конца, снова сел в полупустой вагон и повторил поездку. Насладиться городскими пейзажами не удалось, маршрут пролегал мимо автомобильных стоянок, пустырей, старых складов со стенами из почерневшего от времени кирпича, унылых фабричных корпусов и ангаров. 

Даже согреться не удалось. Кондиционеры в вагонах почему-то работали на всю катушку. К тому же я мучительно урчал пустой желудок. Вчера я не поужинал, последний раз перекусил в три часа дня, но ведь это было так давно… 

Представляя, сколько еще времени впереди, я старался как-то отсрочить сегодняшний обед, не думать о еде. Но когда тебе холодно, голод чувствуется как-то по-особому остро. Я вышел на той же станции, где вошел, побродил по улицам, посмотрел на часы возле ратуши и убедился, что время почти не движется. 

Накрапывал холодный дождик, прохожих поубавилось, зато часто попадались нищие, в основном черные немолодые мужчины. На груди у них висели картонки со словами «Помогите бездомному» или что-то в этом роде. Они трясли передо мной стаканчиками из-под кофе и просили отдать им сдачу с обеда. Один из таких парней преградил мне дорогу, сердито затряс стаканчиком, в котором звенела мелочь. 

- Деньги не для меня, - горячо заговорил он. – Для наших братьев.

- Сегодня я на нуле, - я одернул короткую майку.            

- Деньги не мне, - повторил он. - Это для бездомных черных братьев. Для людей, которым сегодня нечего есть. 

- У меня нет мелочи, - я подумал, что без карманных денег человек превращается в ноль, точнее в некую величину с отрицательным значением. – Я бы дал. Но нету…

Этот нищий в сравнении с другим был каким-то по-особенному жалким. Затертая куртка лоснилась от грязи, штаны, продраны на коленях, ботинок нет. К босым ступням ног широкой клейкой лентой прикручены картонные прямоугольники. Даже в самых бедных черных гетто я редко встречал человека, одетого хуже. В глазах светился какой-то нездоровый голодный огонь. Я пошел дальше и подумал, что в короткой майке и спадающих штанах, которые надо придерживать двумя руками, выгляжу немногим лучше.

*    *    *

Сопротивляться голоду больше не осталось сил, я зашел в «Макдональдс», долго стоял у прилавка, впав в состояние глубокой задумчивости, считал и пересчитывал монетки. Все время получалась разная сумма. Доллар восемьдесят две, хватает как раз на чизбургер. Я отсчитываю мелочь и облизываюсь. От запахов кружится голова. Я выкладываю деньги, кассир пересчитывает.

- С вас еще двенадцать центов, сэр.

- Какие тринадцать центов? Чизбургер стоит доллар восемьдесят.

- Плюс налог с продаж, - говорит кассир. 

- Понял. Минуточку.

Я выгребаю из карманов и выкладываю на прилавок все их содержимое. Две оторванные пуговицы, которые руки не дошли пришить, одна от брюк, вторая от пиджака. Очередь за моей спиной с молчаливым интересом разглядывает эти жалкие трофеи. Вот еще три цента. Вот перочинный нож, в нем два лезвия, длинное и покороче, шило, маникюрная пилочка для ногтей и даже крошечные ножницы. Хорошая штука, я купил его год назад в Нью-Йорке. На прилавок ложиться измятая квитанция из прачечной, куда я сдаю пиджаки и рубашки. Вот чек из магазина, где покупал злосчастный лимонад. 

- Мне очень жаль, сэр, - кассир возвращает мне деньги.

Снова выхожу на улицу, потеряв ориентировку, бреду не поймешь куда. Так глупо, так бездарно распорядиться деньгами, что лежали утром в кармане. Зачем я сел на автобус, зачем поехал в центр? Затем была бесцельная поездка на метро. А покупка газеты… Это уж вовсе неслыханное расточительство. Я выбросил деньги, на которые мог пообедать и поужинать! 

Я сажусь на лавочку в каком-то сквере и стараюсь думать о высоких материях, стихах и классической музыке. Но из стихов в голову приходят только те, где так или иначе затронута тема смерти и прочая загробная лирика. Классическая музыка вертится вокруг мелодии Похоронного марша. Я стараюсь думать о женщинах, но думаю о болезнях. Стараюсь думать о жизнерадостных детях, но думаю о больных стариках.   

Рядом села черная женщина примерно одних лет со мной. Мы обменялись несколькими фразами, женщина как-то по-доброму многозначительно улыбалась, словно надеялась, что завязавшиеся отношения вдруг получат продолжение. 

- Вы женаты? – спросила она.

Почему-то человек, попавший в глупое положение, как я, всегда находит самые глупые слова. 

- Женат. 

Я тут же пожалел о сказанном. Возможно эта добрая женщина, окажись я холост, отнеслась ко мне по-другому. Вошла в трудное положение, одолжила немного денег до завтрашнего дня. Пригласила бы к себе и накормила обедом. Я не притязателен в еде, чашка горячего супа – все, что надо для счастья. Возможно, судьба готовила мне мягкую и теплую постель, несколько часов глубокого освежающего сна, даже нечто большее. Мало ли, что могло быть дальше. Нет, я был слишком смел в своих мыслях. Все равно ведь, сбыться им не судьба. 

Интерес в глазах собеседницы погас, будто я сказал грубость. Она перестала улыбаться, отвернулась, встала и ушла еще до того, как я придумал слова, способные как-то изменить ситуацию. Например, можно было сказать, что женат я чисто формально, с женой не живу… А живу я… С кем же я живу? С кем? Может быть, с Ритой? Эту мысль я не додумал. 

Впрочем, уже поздно, момент был упущен.

*     *     *

Поднимаюсь и медленно бреду вдоль улицы, ветер дует в лицо, холодит голый живот. Наконец натыкаюсь на забегаловку, где на доллар можно купить стакан кофе любого размера. Денег хватает на пончик, горячий, посыпанный сахаром. Я проглатываю его на ходу, не успев донести от прилавка до столика. Затем долго, бесконечно долгу пью сладкий горячий кофе. Сижу за крошечным столиком, через витрину смотрю на пешеходов. 

Здесь тепло, уходить не хочется. Но запахи жареных гамбургеров, исходящие из кухни, рождают новые приступы голода. Съеденный пончик только возбудил аппетит. 

На улице прохладно, дождь, который едва капал полчаса назад, принимается с новой силой. Через минуту это уже ливень, с неба низвергаются потоки холодной воды. Я бегу, не разбираю дороги, укрываюсь под парусиновым навесом над булочной. И тут только замечаю, что потерял резиновый тапок с левой ноги. Ничего, дождь кончится, я вернусь и найду его. 

Нетерпеливо переминаюсь с ноги на ногу, мокрая майка прилипает к груди и спине, я прошу сигарету у мужчины, стоящего рядом. Затягиваюсь дымом, приятно кружится голова. Я не курю уже давно, но сейчас сигарета нужна, чтобы немного согреться и справиться с аппетитом. Так и есть, чувство голода притупляется. Я еще некоторое время стою под навесом, но вот дождь затихает, я иду обратной дорогой в поисках тапочка. Сворачиваю направо, налево. Но его нет нигде. 

Снимаю с ноги и выбрасываю второй тапочек, теперь он ни к чему. Иду босиком, одергивая короткую майку, в мою сторону никто не смотрит. Как одет человек, что у него на ногах – такие тонкости здесь никого не интересуют. Но ходить босиком по асфальту не самое большое удовольствие. На мое счастье впереди парк, сквозь который протекает речушка. 

Я устраиваюсь на скамейке у воды и отдыхаю. 

*    *    *

Метрах в двадцати от меня неторопливо бродят по траве десятка три канадских гусей. Они прилетают сюда с севера и частенько остаются надолго, не возвращаются обратно в холодные края. В охотничий сезон – эти птицы становятся добычей, но сейчас, летом никому и в голову не придет убить или обидеть эту гордую независимую птицу, тем более в парке. Гуси неторопливо подходят ближе, они не боятся человека, но изредка все же посматривают в мою сторону. 

Есть особи очень крупные, килограммов на пятнадцать, есть помельче. Вот этот крайний, килограммов на восемь, мне бы подошел. Вокруг никого. Я думаю о том, что моим ножиком можно разделать гуся. Надо подпустить птицу ближе, рвануться вперед, подмять под себя, свернуть гусю шею. А дальше уж ножом… У самой воды густые заросли кустов. Там меня никто не заметит. 

Но одна проблема все же остается. Здесь парк, территорию которого убирают очень тщательно, сухих веток, тем более дров на костер не найдешь. Поэтому, разделав и ощипав гуся, надо отнести его в сторону окраины, я видел лесок, с виду неухоженный. Там наверняка найдутся сухие ветви. Я представляю теплый вечер, небо, усеянное крупными звездами. Догорает костерок, я подношу к губам гусиную ножку, рву её зубами. Наступает очередь крылышка, такого румяного, поджаристого. Да, это будет великий пир. 

Теперь мне кажется, что в этом состоянии, голодный, отупевший от холода, я способен на всё, абсолютно на всё. То, что вчера даже в страшном сне не могло присниться, сегодня кажется вероятным, легко осуществимым, даже необходимым. Да, над секретами человеческого разума ученым предстоит еще долго мучиться. 

Я замираю на скамейке, стараясь не совершать ни одного движения, сижу и выжидаю, гуси подходят ближе. Тот, восьмикилограммовый, на расстоянии пяти метров. Он пощипывает травку, не догадываясь, что смерть рядом. Из него выйдет знатное жаркое, я отлично поужинаю, засну у костерка, на прогретой земле, а утром позавтракаю. 

Тут мои мысли обрываются. Я представляю себя, босого, в майке, заляпанной свежей кровью. Я бреду к лесу. Путь лежит по тротуару, мимо остановок общественного транспорта. Я прижимаю к себе окровавленную гусиную тушку. Интересно, сколько дадут за гуся? Год тюрьмы, два года… Или больше? 

Вспоминается случай, описанный в центральных газетах. Четверо мужчин на пикапе с открытым кузовом поехали охотиться на оленей. Все по закону: охотничий сезон, у них куплена лицензия. Свернули с дороги, увидели оленя и погнались за ним на машине. Олень попался резвый, пробежал пару миль, пересек ту самую дорогу и снова углубился в лес. Охотники все-таки догнали его, подстрелили и бросили в кузов. Нашли шоссе, двинулись к городу. Тут их остановил лесник. Осмотрел убитого оленя, попросил сдать оружие. Двух охотников, что сидели в кузове, посадил в свою машину, двое поехали в лесничество на своем пикапе. 

Стали разбираться. Оказалось, что олень был убит на территории заповедника, та дорога, которую пересекли охотники, являлась его границей. Два мужчины из той компании оказались влиятельными людьми, занимавшими высокие должности в администрации штата. Но никто из них не подумал качать права. В голову не  пришло ослушаться приказов лесника или тем паче припугнуть его, - так можно вообще в тюрьме сгнить. 

Состоялся суд, прокурору удалось доказать, что дорога была пересечена в том месте, где стоял столбик с табличкой «Заповедник, охота запрещена». Люди, находящиеся в кузове и кабине, не могли не заметить таблички. Приговор – восемь лет реального срока каждому охотнику. Восемь лет за отстрел оленя, на которого была лицензия. Закон есть закон.  

- Восемь лет, - шепчу я. – Восемь… 

И за гуся восемь? Ведь вокруг парк, это тот же заповедник. Значит, по одному году за килограмм живого веса? Господи, да у меня и лицензии на этого несчастного гуся нет! Значит, могу больше схлопотать. 

(Читать далее)



Обсудить наши публикации можно на страничках «АН» в Facebook и ВКонтакте