Новая книга Даниила Гранина («Иду на грозу», «Зубр», «Блокадная книга») под интригующим названием «Заговор» – это заметки разных лет о разных предметах, написанные, как всегда, ясно и отчётливо. Что же думает о жизни старейшина литературного цеха России и почётный гражданин Петербурга?
Как всякий российский долгожитель, Даниил Гранин вызывает здоровый интерес: вот ведь, удалось человеку более восьми десятилетий прожить в стране, слабо для этого предназначенной. Он и сам не знает, как это у него получилось. «По утрам не бегал. Диеты не соблюдал. Правда, я малоежка, но это моя охотка. Рад бы дать вам какой-то рецепт. Стыдно сказать, жил-жил, и ничего полезного не нажил. Просто жил в своё удовольствие, не заботясь стать долгожителем. Пороков не чурался. В войну приохотился к курению. После войны продолжал. Отвыкал с трудом. Война приучила к водке. Нам полагалось по сто грамм, и пили… Женщин тоже было немало. Работал помногу. Прихватывал ночь. Днём служба, вечером садился за роман и строчил за полночь…»
Хотя на рожон Гранин, как говорится, не лез, приличную репутацию сохранил. При отсутствии пророческого дара или пламенного публицистического пафоса вещи Гранин видит реально и оценивает чётко.
«В нынешней России нет ни политики, ни религии. Вот посмотрите, идёт церковный праздник. В храме стоят у алтаря со свечками губернатор с женой или высшая власть, министр, премьер, не со всеми стоят, а отдельно, рядом со священником, да ещё где-то рядом там сзади охранники стоят. Что это – политика? Нет, это не политика, это дешёвка. Что это – религия? Нет, это не религия, это кощунство. Они же ни в какого Бога не верили и не верят, для них вертикаль ведёт не к Богу, вертикаль – это они сами и те, кто над ними, а над ними – это другой ярус власти. Поднялся всего на две ступеньки, и уже спустя год он превращается в другого человека…»
Гранин помнит Петербург, по которому ездили извозчики и ходили мастеровые. Он воевал в обороне Ленинграда и видел, как у обмороженных людей отваливались уши и пальцы. Он лично был знаком с великими советскими учёными и явно предпочитал общение с ними литературным кругам. И вот такой человек, спокойно и просто, без несносного литературного самоутверждения (чего уж там!) пишет о русской жизни. Его ничем не обманешь, не проведёшь. «Какой правитель всех лучше»? – рассуждали греческие мудрецы. Ответы были самые разные. Наблюдая судьбы наших начальников, допустим, мэров городов или губернаторов, я бы определил так: лучшие это те, кто остаются после отставки жить в своём городе, вот, может быть, показатель. Правда, таких примеров я бы привести не мог…»
Из всех правителей России Гранин привержен исключительно Петру Великому и его дочери Елизавете Петровне – за истовое служение Отечеству. С горькой иронией пишет он о том, как в 2009 году, когда исполнялось 300 лет со дня рождения императрицы Елизаветы, мысль о том, чтобы хоть как-то отметить юбилей просветительницы, оказалась чуждой руководству. «Спросил в мэрии, спросил у губернаторши нашей. «Какая Елизавета? Что за юбилей? Никаких указаний нет. Чего это будем выпендриваться? Нет, ни в коем случае».
Указаний нет! Хороша она, жизнь чиновная: сиди и жди указаний. А как жить без указания, по своей совести? Можно, однако трудно, и об этом пишет Гранин, вспоминая, как его уламывали подписать письмо, одобряющее высылку Солженицына и как он всё-таки этого не сделал. Поступок не героический, но достойный – в этом и суть. Требовать от человека святости и героизма никто, в общем, не вправе, такое поведение сверхъестественно. А вот жить достойно может каждый. Об этом то и дело вспоминаешь, читая Гранина, рассказывает ли он о том, как кроют дёрном крыши в Норвегии или ухаживают за воинскими захоронениями в Голландии. Это не просто путевые заметки, это поиски разумной, ответственной и достойной жизни. Жизни, где есть память, есть культура, есть строгие образцы и стандарты поведения.
Любимые герои Гранина, давшие множество образцов достойного проживания жизни – учёные – у современной жизни не в почёте. «Интеллигенция занята борьбой за выживание. Если учёный, доктор наук, получает семь с половиной тысяч рублей, он думает только о том, где ему ещё заработать денег. Ему не до гражданского самосознания. И поэтому, когда говорят: «Нужно создавать гражданское общество», – я спрашиваю: «Из кого?» Из этих людей, которые вынуждены бегать: то там прочесть лекции, то здесь – им надо семью кормить. И дело не только в деньгах, а ещё в сознании того, что мне не платят, потому что я не нужен. Власти плевать на то, будет у нас наука или не будет».
Что касается собственно «заговора», то это забавная, с юмором написанная заметка о рассказах одного бывалого человека из Смольного. Он поведал нашему писателю, как его лично Брежнев подбивал на участие в заговоре против Хрущёва. Оказывается, посреди полёта в Москву Хрущёв, смекнув что к чему, обратился к командиру самолёта и приказал посадить машину в Киеве. «Дрогнул бы лётчик, посадил бы машину в Киеве, где Хрущёв был свой, где он мог рассчитывать на поддержку, – и события могли бы повернуться по-другому. Заговорщики бы струсили, разбежались, кто-то помчался бы в Киев виниться… Миг равновесия пришёлся на безвестного лётчика. Всё-таки он бывает, момент недоумения, когда всё оказывается во власти одного человека…»
Не думаю, что история сильно поменяла бы своё течение, задержись Хрущёв у власти из-за решения лётчика. Но как отвратительно это катастрофическое отъединение власти, как бы зависающей над страной и кувыркающейся там в облаках своих «заговоров» – и народной жизни. Правда, очень ободряет то, что Даниил Гранин пишет и рассуждает о душе и совести как о научно установленном факте. В его мироощущении существование Бога доказано развитием науки. Стало быть, кроме «заговоров», есть ещё и неотменимые нравственные законы. Их и будем придерживаться.