Сергей Кубрин работает в полиции старшим следователем и пишет прозу – он стал лауреатом премии «Лицей» для молодых писателей (до 35 лет). Это не автобиографическое сочинение, хотя, разумеется, Кубрин претворяет в слово личный опыт службы. Немудрёные вроде бы зарисовки жизни складываются в общую картину нашего быта-бытия – и обаятельную и отталкивающую, и мрачную и забавную…
Никаких головоломных преступлений и бравых рыцарей-оперов без страха и упрёка. Первая (и основная) часть книги Сергея Кубрина, цикл рассказов «Мирный житель», посвящена невесёлым будням майора полиции Егора – Гоши Жаркова. И начинается так: «Жена сказала: «Напьёшься ещё раз – можешь не возвращаться». Какая отчётливая перспектива судьбы героя и атмосфера повествования встаёт из одной этой фразы!
Конечно, Жарков напьётся. И таблетками, взятыми у беглого барыги, станет закидываться. И невинного колдыря изобьёт просто так, от приступа тьмы в душе. Автор не страдает никакими сверхценными идеями, начисто лишён пафоса и вместе со своим героем копошится в неказистом быту «старых серых пятиэтажек» обыкновенного города – который вроде бы на юге, а может, и на севере. Да везде, где «мирные жители» развлекаются пьяными драками и всюду понатыканы публичные дома под видом «массажных салонов». Осмыслять и сознательно формировать свою жизнь тут некогда, незачем да и нечем. «Хотелось выпить, вернуть молодость, а больше ничего не хотелось».
С женой разошёлся, любовница у него из «массажного салона», дочку изредка водит в «Макдоналдс», сам затаривается в «Красном и Белом», выезжает на происшествия, всё сплошь – дурная бытовуха. Жена зарезала (не до смерти) мужа-изверга – «баба хорошая, так уж получилось… психанула, нож взяла – и всё тут». Кубрин тщательно очищает фразы от всего лишнего, характеристики персонажей и событий лаконичны и скупы. Барыга с таблетками: «Тайху без разницы было, в какое время встречаться: спал мало, жил плохо – и не хотел, в общем-то, жить, но по ряду причин ещё держался. Боялся умирать: тридцать лет по лагерям и зонам…» Задержанные: «Не виноват. Каждый первый и второй, ни одного, кто бы сам признался… Только он, Жарков, виноват. И за то, что кольцевал, и за то, что доставлял и задерживал, и вообще за то, что был и появлялся…» Приходится иной раз спать в кабинете: «Он скоро достал раскладушку и, уткнувшись в старый засаленный матрас, отключился. Никому не хотелось (слу)жить, но каждый почему-то (слу)жил».
Предельно отточенные, обструганные, как доски, фразы плотно пригнаны друг к другу – это вам не университетская литература с заковыристыми культурными ассоциациями и абзацами величиной со страницу. Безусловно, рассказ вызывает доверие, причём его достоверность далеко не низшего порядка (дескать, жизнь как она есть).
Жизнь как она есть – пустые слова, ни в каких видах искусства её нет и быть не может, она пропущена через автора, это жизнь, как он её видит и понимает. И вот что, как мне кажется, ощущает читатель следователя-писателя Кубрина: его герой обладает непростым мироощущением. Таскаясь по убогим квартирам и пустырям по унылым и жутким в своей обыденности происшествиям, потеряв жалкий, но устойчивый уют семьи, не справляясь сам с собой, майор Жарков хронически чувствует упадок жизненных сил. Надо жить, живёшь по инерции, но эта самая жизнь обернулась к майору непарадным своим лицом, даже, можно сказать, малопривлекательным низом. А не полиция, так что, «охранником в «Пятёрочку»? У простого городского мужчины не такой уж богатый выбор житейских тропинок.
Однако жизнь не оставляет Жаркова без попечения – то и дело происходят в нём непонятные припадки радости, причём на ровном месте. Зима на носу, тоска кругом, а вышел просто покурить во двор и чувствует: хорошо! Или Аллочка-давалочка сегодня приветлива. Или можно в баре взять две бутылки пива и подумать «как хорошо, что есть такой бар, где тебя могут убить, но никто почему-то не убивает». Жарков и в церковь иногда заходит, правда, когда пропал его стажёр и заболел отец, заявился в неподобающем виде, пьяным: «Жарков не знал ровным счётом ни одной молитвы – и потому сказал, как умел, как его никто никогда не учил, но как разговаривал каждый день: «Да сделай что-нибудь, хоть что!» никто его не остановил, он подошёл к свечкам и, набрав воздуха, дунул сильно-сильно, как пытаются затушить свечи на праздничном торте в надежде, что желание исполнится».
Прямо скажем, выразительная сцена. Правда, есть в цикле рассказов «Мирный житель» и неловкие, лишние фрагменты, к примеру, сон-фантазия Жаркова, как будто списанная с второсортного голливудского кино. Слабее рассказов о майоре Жаркове и вторая часть книги – байки из армейской жизни «Домой ужасно хочется» о солдатах-срочниках. Понятен ориентир – «Зона» Довлатова – но персонажи бесцветны и происшествия незанимательны. Завершает книгу «Виноватых бьют» третья часть, «Вещественные доказательства» – небольшие заметки о том о сём, и без них вообще можно было бы обойтись. Правда, есть там трогательное наблюдение: автор часто заходит в те кафе и магазины, где можно услышать обращение «мой хороший». «Здравствуй, мой хороший. Конечно, мой хороший. Специально задаю глупые вопросы типа «можно с собой?» или «карты принимаете?» Знаю, что можно. Знаю, что принимают. А всё равно».
Такие качели – то от безнадёги тянет вопить к Всемогущему «да сделай что-нибудь, хоть что!», то от обращения «мой хороший» хочется жить и служить.
Совсем неидеальная книга – «Виноватых бьют» Сергея Кубрина. Но вот – запомнилась.