В российский прокат вышел фильм Кирилла Серебренникова «Петровы в гриппе»

На экраны вышла картина Кирилла Серебренникова «Петровы в гриппе», снятая по роману Алексея Сальникова «Петровы в гриппе и вокруг него». Фильм участвовал в конкурсе Каннского фестиваля, но получил только загадочный «приз технической комиссии». Ну и чёрт с ними, с этими Каннами, там у нас сам Герман-старший провалился, там Сокурова игнорировали, да и Тарковского в своё время не шибко залюбили. Наше кино – оно прежде всего для нас, да.

На роман Сальникова наша газета обратила внимание в 2017 году, когда книга молодого екатеринбургского писателя ещё не была увенчана призами и отмечена общественным вниманием (см. «Наши люди сегодня: быт как безумие?», «АН» от 20.12.2017). С тех пор миновали эпохи и эры, Сальников выпустил ещё одно произведение (роман «Опосредованно»), режиссёр Серебренников в состоянии домашнего ареста завершил свой лучший пока что фильм «Лето». И вот – «Петровы в гриппе», не шедевр и не провал, сильных чувств не вызывает. Идёт 145 минут (длительность картины эстетически не вполне оправданна).

Если определять главные отличия фильма от романа, то прежде всего это центральный образ – города Екатеринбурга. Для Сальникова родной город принципиально важен, он отмечает все заветные места, ловит сам дух Екатеринбурга как одного из центров могучего и угрюмого русского выживания. Действие же фильма происходит в обобщённом провинциальном городе, где есть зима, общественный транспорт, библиотека и очаг культуры, устраивающий для детей новогодние ёлки. Для режиссёра важны не особость и неповторимость Екатеринбурга, а то, что роднит его с тысячами современных российских «н/п» (населённых пунктов). Второе крупное различие – мера кровавости. В романе описана реальная жестокость и даже преступность персонажей, и библиотекарша, жена Петрова, действительно – безумная серийная убийца. Режиссёр эту кровавость приглушил, набросил флёр двусмысленности, грипп же, лихорадит людей, мерещится им всякое. То и дело герои воображают сцены жестоких расправ и с властями, и с раздражающими обывателями, так что наша Петрова (Чулпан Хаматова) вполне могла замечтаться в троллейбусе, как она чикнет на пустыре какого-то бедолагу ножичком. Глаза-то у неё тёмные, жутковатые, но воплощает ли она свои грёзы в жизнь – сомнительно.

Другая тема волнует Серебренникова, и её нельзя не признать серьёзной и важной. Почти все персонажи «Петровых в гриппе» – не «простые», натуральные, примитивные существа, а люди, ушибленные культурой, шандарахнутые и отравленные ею, с набором сложных томительных претензий к миру. Райское состояние неведения ими утрачено.

Они пишут графоманские книги, сочиняют дурацкие философские системы, рисуют дикое, поют нелепое, куда-то стремятся в неизбывной тоске. Хороша сцена в библиотеке, где эти горемыки собираются в изрядном количестве и дело доходит до потасовки «по культурным мотивам». Единственный персонаж-интеллигент тут – редактор маленького издательства (его играет идеальный для этого артист Сергей Дрейден), он обладает одним из основных свойств интеллигента, а именно: внимательностью к другому человеку. Остальные – несчастные, покинувшие «тёмное царство», но никуда не добравшиеся – целиком замкнуты в своём эгоцентрическом существовании. Все куда-то идут, бегут, спешат, двигаются, но это мельтешение бессмысленно. Единственная разумная цель – новогодняя ёлка, куда надо обязательно привести дитя, потому что на ёлке всё наконец правильно, и Яга в наличии, и Дед Мороз, и Снегурочка, примерно такие же, как в 1977 году. Когда Петров был маленьким и взял за холодную руку красавицу Снегурочку (Юлия Пересильд).

Лихорадит всех, все нездоровы, и времена мешаются в общей лихорадке – из нашего времени мы прыгаем в 1977 год и узнаём о судьбе Снегурочки-Пересильд и о том, откуда в нашем времени взялся древний, 70-х годов аспирин, но нельзя сказать, чтобы это знание было таким уж необходимым.

Наши артхаусные режиссёры обычно подражают либо Квентину Тарантино, либо Ларсу фон Триеру, Кирилл же Серебренников открыт всем ветрам и учится у всех сразу, так что его хаотичный сумбурный стиль не подпадает ни под какую точную графу. Не думаю, что ему по-настоящему интересно копаться в жизни провинциальных неудачников – среду маргинальных полуинтеллигентов он давно покинул. Поэтому с шутливым размахом на маленькие роли режиссёр выбрал нынешних «социально близких»: водителя катафалка играет драматург и режиссёр Николай Коляда, маму Снегурочки – киновед Любовь Аркус, в гробу лежит (потом воскресает) рэпер Хаски, Петров в гриппе – режиссёр Семён Серзин, ещё одну маму играет завлит «Современника» Евгения Кузнецова, занят в фильме также певец Иван Дорн (но его я не опознала, поскольку вообще не знаю, кто это). Такого рода кастинг обычно повышает общую энергетику фильма, однако актёрское существование основных героев в целом не впечатляет – бородатые лица мужчин не отчётливы, глаза не просматриваются, и, собственно, о ролях трудно вести речь. Артисты – лишь фигуры в общем «броуновском» движении из ниоткуда в никуда, и картина не заканчивается, а обрывается.

Сатира, фантасмагория? Может быть, но отчего так длинно и столь эпично (с привлечением 70-х годов), и для чего зрителю эти самые кашляющие Петровы, ежели все их метания ему довольно безразличны, как и страдания прочих персонажей? Много лишнего и нет необходимого… Хотя стремление режиссёра к негрубой шутливости я бы даже приветствовала – во всяком случае «Петровы в гриппе» куда обаятельнее и веселее кошмарных фильмов екатеринбуржца Василия Сигарева («Жить», «Страна ОЗ»). Замечу ещё, что впервые в жизни мне не приглянулась работа оператора Владислава Опельянца, так впечатлившая каннскую техническую комиссию. Это они «Статского советника» (Опельянц – оператор) не видели.

А на прямой вопрос, стоит ли это смотреть, я уж никак вам ответить не могу. Сто сорок пять минут… Ей-богу, не знаю, товарищи.