В театре «Балтийский дом» (Санкт-Петербург) состоялась премьера спектакля «Одиссея» по мотивам поэмы Гомера, режиссёр-постановщик – Андрей Прикотенко (ставил в Петербурге, Риге, Орле, сейчас возглавляет Новосибирский театр «Старый дом»). Зрелище незаурядное.
Вообще-то, когда театр выступает как накопитель культурной памяти, это прямое общественное благо, однако можно понять и настороженность зрителя, когда он видит в афише пресловутое «по мотивам». Нарваться можно крупно с этими «мотивами». Тем более творческих побед по части сценического освоения античной классики совсем немного. Но есть – несколько лет назад Римас Туминас в Вахтанговском театре поставил выдающийся спектакль «Царь Эдип», и не по мотивам, а точнёхонько трагедию Софокла, где даже действовал «хор», время от времени распевающий что-то на древнегреческом. Активация античного мироощущения тогда явно шла вразрез с настроениями мирного московского обывателя. Тогда ведь он, обыватель, и не подозревал, что столкнётся с вселенским фатумом, роком, чем-то уму непостижимым, перед чем, по разумению эллинов, бессильны даже боги.
Но вот «оно» явилось к нам. И стало так ясно-ясно, отчего боги, обращаясь к людям, именуют их «смертные» – потому как это их главная характеристика. Андрей Прикотенко поставил свою «Одиссею» уже с полным знанием настроений времени, и мир его спектакля – сумрачный и тревожный. Даже нимфы и боги ступают по планшету в грубых чёрных ботинках (бог Посейдон – в чёрных ластах). А «хитроумный» Одиссей (Тарас Бибич) – не весёлый пройдоха, но вполне интеллигентный печальный мужчина, вверженный занапрасно в пучину бедствий. Его несчастья устроены Посейдоном, который мстит за своего ослеплённого Одиссеем сына, циклопа Полифема. Но Одиссей тогда был прав, а циклоп виноват – Одиссей рассказывает, как было дело, но объяснения с богами бесполезны.
Это весёлые ребята. Они нацепляют маски, меняют костюмы, пререкаются со смертными, причём доминируют боги женской породы (Афину, Цирцею и Калипсо играет одна актриса – Мария Лысюк). На Калипсо даже надет игривый костюмчик, имитирующий голое тело, причём у нимфы не две груди, а двенадцать. Пенелопа, верная жена Одиссея (Елена Карпова), – та нормальная, приятная молодая женщина в красном платье, но появляется лишь в начале и конце спектакля, и добрёл ли до неё вообще Одиссей, непонятно.
Сочинение режиссёра действительно сделано по мотивам Гомера, в нём не использованы приметы нашего времени, кроме макета стиральной машины в глубине сцены – туда время от времени втягивается одежда, сброшенная персонажами. Конечно, есть и велосипеды – куда ж режиссёрскому театру без струй воды, дымомашины и велосипеда. Происшествия и даже отчасти тексты гомеровские (в переводе В. Вересаева), правда, кое-что отважный Прикотенко придумал сам. Это не конъюнктура, не погоня за модой, но реальная попытка выстроить особенное трагическое пространство. Здесь тоже есть своеобразный «хор» – семеро молодых людей, появляющихся и проваливающихся в многочисленные квадратные люки в планшете; иногда они что-то поют на (возможно) древнегреческом. Изобретательность режиссёра по части сценических форм выше среднего по нашей театральной больнице. Он не использует видеопроекции и прочие наваждения шайтана, обходясь деревом, верёвками (особенно выразителен тяжёлый шпагат, которым изображается буря на море), чёрной пластиковой плёнкой и телами артистов. Причём у актрис правильные стройные ноги, у актёров развитые торсы с рельефом мышц (это важно, поскольку щедро предъявлено публике). Но игра сценических форм, сама по себе занимательная, всё ж таки на театре хороша, когда для чего-то нужна, чему-то служит. В «Одиссее» эта игра – избыточна. Сценических фокусов слишком много, и они, будучи постановочно довольно трудными и громоздкими, утяжеляют спектакль.
Противопоставление «нормального парня» и ужасного мира, в который он попал, – вполне плодотворная в принципе мысль. Но тогда надо бы понять, к чему пришёл вернувшийся всё-таки на родину Одиссей. Он воссоединился с семьёй? Странствия и испытания привели к счастью? Пока что всё тонет в туманах. Выросший сын Телемак кидает отцу сомнительные претензии, и вообще есть опасность, что он его угробит, были предсказания. От покровительницы Одиссея богини Афины ждать помощи бесполезно – она ещё в начале спектакля вступала в… гм… романтические отношения с велосипедом. Нечёткость финала навевает впечатление, что спектакль мог бы идти и идти, длиться не три часа, а пять, шесть и так далее.
Обращение к античному мироощущению, к миру, куда ещё не приходил Спаситель и у человека, у «смертного», нет надежды на избавление от хаоса, от того, что он пылинка, игралище для чудовищ, – то и дело возникает в искусстве. Вспомним хотя бы романы Пелевина. Но ведь в античности было и убеждение в том, что смертный может стать героем, и Одиссей – конечно, герой. Выводя такого героя на сцену, неплохо было бы иметь о нём особенное попечение. Спектакль Андрея Прикотенко интересен, весьма интересен, чрезвычайно изобретателен, временами остроумен. Если бы режиссёр вдобавок умел сам себя остановить, пожертвовать ради общей мысли излишками своей фантазии и строже и чётче эту мысль выражал – было бы ещё интереснее.