Вышла книга сценариста и режиссёра Ираклия Квирикадзе «Вспомни Тарантино! Или Седьмая ночь на «Кинотавре». Это вольная и прихотливая композиция из рассказов и воспоминаний разных лет, связанная только личностью автора. Квирикадзе – по природе своей рассказчик, занимательный, остроумный и свободный. Ему 82 года, о чём он нам охотно сообщает, и ему есть что вспомнить…
Живущий с молодой женой и двумя сыновьями то в Москве, то в лесничестве под Москвой, Квирикадзе в прошлом году перенёс известную болезнь и стал складывать книгу под девизом, вручённым ему супругой: «Вспомни Тарантино!» То есть плети что хочешь, не заморачиваясь на сюжет, композицию, последовательность и прочее. Открыв ящики, забитые рукописями, набросками, отрывками (Квирикадзе пишет от руки), автор принялся их перечитывать и пускать в дело свой «графоманский архив», как он его называет. Без всякого железобетонного плана. Соответственно, читатель даже не предполагает, где и почему он окажется в следующей главке – в советской Грузии, новой России, Лос-Анджелесе 90‑х годов и т.п. И кто станет героем микросюжета – товарищ Сталин, поэт Маяковский, режиссёр Параджанов или кто-то из бесчисленных грузинских родственников и соседей автора, которые все сплошь чудаки и оригиналы. Вроде дяди Филиппа, застрелившего прибежавшего в Тбилиси тигра и затем пристрастившегося ходить в музей к фотографии происшествия, чтобы посетители его узнавали. Это уж само собой. Люди прежнего времени помнят грузинское кино, всё сплошь состоящее из бесшабашных и очаровательных выпивох и причудников, в числе создателей такого кино был и Ираклий Квирикадзе.
Судьбы многих авторов советского грузинского кино зачастую оказывались далеко не безоблачны – и Квирикадзе пишет о трагической истории Картлоса Хотивари, режиссёра чудесной короткометражки «Серенада» (1968). Но жизнь жизнью, а грузинское кино того периода навек запечатлело какое-то уникальное мироощущение. Которое завораживало советских интеллигентов напрочь и абсолютно. Культурный миф Грузии и так в советский период был развит и укреплён монументально – русские советские поэты постоянно ездили туда, переводили тамошних поэтов, республика пользовалась привилегированным положением в «семье народов» (учтём и национальность товарища Сталина), в том числе и в культуре. Но грузинское кино 60–80‑х годов воплотило миф в экранную действительность. Главными, ключевыми фигурами в этом процессе были, конечно, сценарист Реваз (Резо) Габриадзе и режиссёр Георгий Данелия, но они блистали не на пустом месте, а в активной, плотной творческой среде исключительно талантливых коллег.
Грузинское кино, замешанное на выдумке, мечте и юморе, имело особенный аромат и действовало на публику (советскую интеллигенцию) как наркотик. Хотелось немедленно куда-то туда, за праздничный стол в залитом солнцем дворике, где сидят упоительные усатые мужчины и протяжно поют гортанными дивными голосами, попивая божественное вино. Совершенно неважно, какое там тысячелетие на дворе и на что живут все эти усачи, – важно ощущение жизни как праздника, жизни как пиршества, жизни как мечты, где нет трагических противоречий, а так, маленькие смешные недоразумения.
Надутая этими миражами жизнь отомстила люто – и грузинский миф приказал всем влюблённым в него великороссам долго жить. А без русской влюблённости чем питаться мифу? Ни одна из соседних и ближних к Грузии стран так в неё не влюблялась никогда – скорее напротив. Остались фантомная боль и несколько героев того миража, среди них и доблестный Ираклий Квирикадзе. Так что его книга для меня – это такая «последняя «милая Грузия» (если перефразировать название нового фильма Федорченко «Последняя «милая Болгария»).
Повезло человеку с характером – к примеру, рассказывает он, как вместе с Михалковым, на Николиной горе работал над сценарием фильма о Грибоедове. Целый год! Фильм так и не был снят. Удавиться можно, а Квирикадзе вздохнул, да и взялся за другую работу. Кинематографисты знают, что Ираклий не только сочиняет сам, но и охотно помогает коллегам со сценарием, с монтажом анонимно – его даже нет в титрах. Нельзя сказать, что он любимец Фортуны – особенно если вспомнить рассказ, как его бабушка, провожая внука поступать в Москву во ВГИК, вручила ему пачку долларов, которые его дед надыбал ещё в Баку до революции, снабжая англичан чёрной икрой. Доллары оказались старого образца, их принимали только в Америке, а в родном магазине «Берёзка» у студентов возникли крупные проблемы… Да и международные призы за сценарии не слишком помогли карьере Квирикадзе. Но вот он живёт в своём Гришинском лесничестве, смотрит на огромного лося, бродящего возле его дома, и от души радуется. Мираж «милой Грузии» разбился вдребезги, а осколки остались. Наверное, Ираклия Квирикадзе очень любят дети и животные – так притягательна исходящая от него солнечная сила.
Через всю книгу проходят признания в любви к жене, эксцентричной художнице Томе Стэнко. Младшему сыну Квирикадзе семь лет, так что путём несложных арифметических подсчётов мы понимаем, что зачал он сына в 75 лет. Да-а…
Хаотичность композиции книги «Вспомни Тарантино! Или…» мне ничуть не мешала – даже удобно: отвлечёшься, вернёшься, новый остроумный пассаж прочтёшь, и опять можно пойти чайку попить. Конечно, для полного удовольствия надо знать, кто такие все эти Феллини и Параджановы… Квирикадзе ни аналитик, ни философ, он не занят мироосмыслением. Какой смысл в его прелестном (наверное, выдуманном) рассказе про операцию «Антимедведь»? Дело было в 60‑х годах, когда юный Ираклий попал в отряд сборщиц ягод на склонах гор. На женщин стали нападать медведи, любители ягод. Тогда командир придумал специальный костюм из стальных обручей и прочих деталей. Далее следуют описания встречи человека в костюме «Антимедведь» и собственно медведя… это ярко, занимательно, дико смешно, и вопросов «а зачем?» не возникает вовсе.
Затем, что увлекательный рассказ – сам по себе ценность, а Ираклий Квирикадзе – молодец.