У человека сбылась мечта. Много лет я грезила о том, что увижу «Войну и мир» на большом экране. И вот 20 октября (в этот день 25 лет назад Сергей Фёдорович ушёл из жизни) состоялся сеанс белой магии в кинотеатре «Аврора» (Санкт-Петербург). Отреставрированная по инициативе Карена Шахназарова на «Мосфильме» великая картина великого режиссёра, все четыре серии, предстала перед глазами потрясённых зрителей.
ПРИНЯТО обязательно упоминать, что «Война и мир» получил «Оскара» как лучший иностранный фильм 1968 года, что, значит, гарантирует его качество – но в те годы Страна Советов этот «Оскар» едва различала, оптики такой не было. Просто внимания не обращали. На одном заморском банкете Бондарчук увидел писателя Рэя Брэдбери и ринулся к нему, а все недоумевали – к кому это устремился режиссёр? Но у Бондарчука имелась своя система ценностей.
На создание картины пошла вся мощь советского государства, и можно себе представить ужас американских киноакадемиков, пытавшихся подсчитать, сколько это могло бы стоить. У них, как говорят у Островского, «цифирю не хватило». Но суть не в постановочном великолепии батальных сцен, которые снимались А. Петрицким невообразимо как. «Война и мир» – высшая точка развития художественного кинематографа вообще.
Умно и любовно сделанный сценарий (его писал сам Бондарчук с Василием Соловьёвым) отлично уместил четыре тома Толстого в четыре серии фильма (общая протяжённость – семь часов). В картине задействована актёрская школа нескольких поколений. Молодые (Вертинская, Савельева, Табаков, Шуранова), среднего возраста (Тихонов, Бондарчук, Скобцева, Ефремов, Трофимов, Стржельчик) и великие старики, в основном из Художественного театра – Степанова, Кторов, Станицын, Смирнов... Даже в эпизодах видим: на Бородинском поле – Сергея Никоненко, с подносом орехов в доме дядюшки Ростовых – Нонну Мордюкову. Как своего рода Ноев ковчег, фильм Бондарчука собрал почти всю прекрасную актёрскую «наличность» своего времени.
Не надо быть знатоком быта начала позапрошлого века, чтобы ощутить, что все интерьеры и костюмы в картине – безупречны. Что работа оператора за гранью понимания, а музыка В. Овчинникова великолепна, и так далее. Но вот что хотелось бы заметить: «Война и мир» Бондарчука вовсе не пир торжествующей эстетической мощи. Весь фильм напоён и пронизан смыслом, сверхзадачей, посланием.
Лев Толстой оставил нам четыре тома – словно четыре драгоценных сундука, где сложена закодированная в слове жизнь русских господ и русского народа. Бондарчук этот код воплотил. Мы видим жизнь русских господ, их балы и обеды, их досуги и занятия, их охоту и пирушки, их любовь, измену, жизнь, смерть, рождение и воспитание детей. Обаяние этой господской жизни неимоверно – да до сих пор миллионы хотят жить так, как жили в России 10 тысяч человек. Но главная притягательность в том, что русские господа настоящие были господа, с высотой душевных проявлений, с подлинным благородством. И не зря они без зазоров сливаются в общих порывах со своим смышлёным, лукавым, храбрым народом. Это Россия, которую надо и стоит защищать, она прекрасна и драгоценна...
Когда картина вышла на экраны, часть публики не приняла исполнение Савельевой роли Наташи и Тихонова – Болконского, но сегодня понятно, что это было «пленной мысли раздраженье», артисты превосходны. И никогда никто не посмел сказать, что Анатолий Кторов играет старого князя Болконского плохо: он играет идеально. Ведь это «екатерининский орёл», с ним в картину входит Восемнадцатый век, и мы можем себе представить, что это были за люди, при которых империя прирастала на несколько километров в день!
Зал смотрел «Войну и мир», замирая от восторга, а в это время без лёгкого даже шипения испарялся весь Голливуд, всё современное кино, и билась в душе грусть: боже мой, бедные мы бедные, что мы смотрим! что мы читаем сегодня! В этот просмотр я, знающая картину наизусть, обратила внимание на то, как дивно снят коварный обман жизнью – князя Андрея. Как он, разочарованный и всё-всё понимающий, влипает в великую иллюзию, устроенную жизнью, задействовавшей весь свой арсенал обольщения: весенний лес, лунную ночь, прелестную девочку... да вдобавок, зная Бондарчука, мы же понимаем, что всё настоящее в кадре: весна так весна, луна так луна. В сражениях даже на пятом плане бегут настоящие люди, и на их мундирах все пуговицы – те, что надо. А вот грандиозная сцена выноса перед сражением Смоленской иконы Божьей Матери – подробная, торжественная, с песнопениями, так вы говорите, всю дорогу при Советах религию гнобили?
Никакой архаики, никакой затянутости: совершенное кино. Понятно, как оно ушибло наших режиссёров, уж тем более критиков: следовало ведь поддерживать всё гонимое и неофициальное, а не падать ниц перед человеком, ставшим народным артистом СССР в 31 год по распоряжению Сталина. Сравните целые шкафы книг, написанных о Тарковском и крошечную полку того, что написано о Бондарчуке. Особенную обструкцию ему устроили после его гениальной картины «Степь» по Чехову (1977), поскольку он посмел залезть на территорию прогрессивной интеллигенции – дескать, снимай своего Шолохова, не трожь нашего Антона Павловича!
Но подросло уже не одно поколение зрителей вне этих давних разборок, и они искренне не понимают, отчего надо выбирать между Тарковским и Бондарчуком. Как говорил Гёте, когда шли споры, кто круче, он или Шиллер: «Вот дураки! Они бы лучше радовались, что у них есть два таких парня!» На самом деле всю историю отечественного кинематографа (как и театра) надо переписывать, а некому. И негде: мысль о кино замерла...
В идеале реставрированный вариант эталонного фильма Сергея Бондарчука хорошо бы посмотреть всем, кто ещё может что-то смотреть. Он должен идти всегда.
Дабы, споря о каких-то там «Джокерах» заморских, люди знали, понимали, чувствовали: высшая точка развития мирового кинематографа когда-то была в России.