С 15 по 18 марта в Париже проходил традиционный книжный салон (по-нашему – ярмарка). К своему изумлению, я оказалась в составе русской делегации вместе с Леонидом Юзефовичем, Евгением Водолазкиным, Владимиром Сорокиным и другими известными литераторами. Имеются впечатления.
В ПРОШЛОМ году Россия была в парижском книжном салоне почётным гостем, и на открытие ожидали Макрона, но он не пришёл: подгадили Скрипали. В этом году у России был один стенд, рядом с Румынией. Румынские литераторы оказались страстно говорливы и часто перекрывали по звуку наших интеллигентных писателей. Смысл происходящего заключался в том, что на стенде всё время велись литературные дискуссии (шёл синхронный перевод на французский) и продавались русские книги. Кругом же бушевала собственно французская литературная жизнь: точно так же, как и у нас дома, царила толчея и было яблоку негде упасть, а за автографами знаменитостей вроде Шмитта или Вебера стояла преогромная очередь.
В это же самое время Петербургский музей театрального искусства открывал в Гран-Пале выставку, посвящённую советскому авангарду, а в кинотеатре «Бальзак» шёл фестиваль русского кино, где, к примеру, показывали полную семичасовую версию «Войны и мира» Сергея Бондарчука. То есть Скрипали Скрипалями, а Франция по-прежнему питает устойчивый культурный интерес к России, и это её чувство взаимно. Однако салон открылся в пятницу, за пятницей по плану идёт суббота, а суббота – это «жёлтые жилеты». Марши социального протеста идут каждую субботу с осени.
К счастью, книжный салон расположился в выставочном комплексе на окраине Парижа, у метро Porte de Versailles, и ему ничто не угрожало. Не повезло фестивалю кино: он проходил в районе Елисейских Полей. Там обычно и маршируют «жёлтые жилеты», так что зрители, насладившись семичасовой версией «Войны и мира», выйти из кинотеатра, зоны мира, долго не могли. Да, в последние годы Париж потерял славу города весёлого, легкомысленного и беспечного. В нём поселились напряжённость и тревога.
Рассказав аудитории, есть ли в современной литературе образы, напоминающие Анну Каренину, я поехала в центр. В район церкви Сент-Эсташ, где теперь разбит парк. И есть приятный ресторан. Сделав заказ, я стала свидетелем удивительной сцены. Вдруг по дорожкам парка стали бежать люди, тысячи людей, многие забежали в приятный ресторан, а служители его, в белых жилетах, стали проворно убирать столы и стулья с улицы. «Что случилось?» – спросила я, в своей стране не видевшая такой картины никогда. «Жёлтые жилеты!» – отвечал официант. Видимо, в парк забрёл какой-то один «жёлтый жилет», потому что паника скоро прекратилась, но характерно настроение граждан: у них чёткий рефлекс почище, чем у собак Павлова. Где «жёлтые жилеты» – там полиция, дым и газ, драка, вандализм и так далее. Полицейские авто с сиренами рассекают по городу кавалькадами по 10–12 машин.
Из дискуссий на русском стенде менее всего заинтересовала публику тема современной драматургии, что неудивительно. Я знаю многих людей, работающих в жюри литературных конкурсов, так вот – здоровее всех выглядят те, кто лакомится прозой и поэзией. Вынужденные читать современные пьесы впадают в крайнюю озлобленность и уныние. Поскольку лет 15 потенциальным драматургам внушали, что необходима какая-то небывалая на свете «новая драма». Было сбито с толку целое поколение. Теперь-то, когда эта «новая драма» исчезла с радаров, не дав ни одного имени, люди постепенно приходят в себя и возвращаются к старой доброй советской конъюнктуре – но уже куда более низкого качества, поскольку писать нормальные пригодные для сцены вещи они разучились или не умели никогда. Пришлось об этом рассказать на салоне. А вот тема влияния Европы на современных русских писателей вызвала повышенный интерес. «Чувствуем ли мы себя европейцами?» – спросила меня и Юзефовича модератор диспута. Леонид Юзефович, лишённый дара демагогии, отвечал, что он не думал на такую тему – европеец ли он, – но в детстве прочёл семь томов истории Европы, и эта история стала для него не чужой. А я ответила, что лично никакой не европеец, но Европа и культура для меня синонимы, я воспринимаю Европу только через культуру, а потому люблю. В доказательство прочла наизусть фрагмент из поэмы Альфреда де Мюссе «Майская ночь», которую нам в школе ставили в исполнении актёров «Комеди Франсез», чтобы научить произношению. Французы развеселились. Ко мне подошёл алжирский писатель и заверил меня, что он пять раз перечитывал «Дон Кихота».
Попала я и на интересное мероприятие уже с чисто русской публикой: в одном русском центре презентовал выпущенные им книги Институт мировой литературы. В нём неимоверное богатство архивов. Они издали всю переписку Александра Блока с женой – сотни писем, огромный том получился. Так что можно отследить все горестные нюансы этого трагического брака. В эпоху, когда уже вывески пишут безграмотно, держать в руках выверенное академическое издание с тщательными ссылками и сносками – это вести из рая.
Напоследок пришлось выступать в парижском Институте иностранных языков перед учащимися русского потока (второй год обучения). Тут мудрить не приходилось – они пришли послушать русскую речь. Это всегда пожалуйста! Стоимость обучения за год в этом институте – двести евро. Копейки, но ведь надо где-то жить и что-то есть, а это совсем не копейки. Недвижимость в Париже стоит дорого даже в аренду, а в собственность – просто космос. Я нашла на витрине агентства по продаже ошеломляющее предложение – комната в центре, девять метров. Двести двадцать тысяч евро! За эту сумму в Петербурге можно полностью упаковаться: купить отличную двушку, приличную машину да ещё и загородный дом с удобствами…
Одна женщина-француженка на русском стенде спросила меня, есть ли в моих сочинениях тот же юмор, что и в устной речи. Я повинилась: юмор есть, но пока не победил. Пока я не созрела для чистой и высокой комедии, но старательно приближаюсь – это идеал.
Если уж и Париж стал городом тревог – что остаётся, как не смеяться?