Юрий Цендровский: За музыкой всегда стоит тишина

Предваряя свое выступление в Творческой мастерской «Лега», Юрий Цендровский сказал, что слушатели могут воспринимать его музыкально-поэтические композиции, как некие узоры или ощущения, но самое лучшее – попытаться почувствовать тишину, которая всегда стоит за музыкой. Известный автор-исполнитель, лауреат всероссийских фестивалей авторской песни, с 1997 года служит в Театре музыки и поэзии п/р Елены Камбуровой. Цендровский – исполнитель песен в спектакле-посвящении Булату Окуджаве «Капли датского короля», а также автор концертных программ, среди которых «Дом посреди Солнца», «Время по имени Чайка», «О Зеро» и др. 

Сегодня музыкант рассказывает о своем творчестве. 

- Юрий, как вы приобрели умения поэта-исполнителя, вы же отказывались учиться по правилам?

- Родом я из Нижнего Новгорода, из семьи музыкантов, и в последнем классе школы какими-то нотками почувствовал нечто врожденное в себе, что резонировало с музыкой, словно напоминающей, что я должен что-то вспомнить и выпустить на волю. Такое впечатление на меня производил Булат Окуджава, гитару осваивал, распевая его песни. Завораживали и Beatles, казались наиболее пронзительным из того, что со мной резонирует.

Мне повезло, я попал в сообщество людей, которые занимались авторской песней, в клуб «Нижегородец», и к 20 годам уже начал сочинять свое. Был более-менее подготовлен, потому что с детства интересовался музыкой – симфонической, камерной, оперной, слушал на пластинках хоры, Баха, Моцарта. Поэзия тоже возникла изнутри. Помогала природа: с детства люблю путешествовать, особенно по рекам. Важно еще, чтобы никто не мешал чувствовать музыку и природу вокруг.

- Когда вы появились в Москве?

- Где-то в середине 80-х - уже лауреатом фестивалей, с пластинкой фирмы «Мелодия». Целая история, как ее записал: никто не знал, кто я такой, и меня направили на большой худсовет. Редактор сказал, что ничего подобного не слышал, но мои песни настолько его зацепили, что он дал мне карт-бланш. Так что я сам выбирал, что писать на большом виниловом диске. Меня часто спрашивают, как называю стиль своего пения, но разве это важно, ассоциации-то у всех разные? 

- Назвала бы вас современным трубадуром.

- Наверное, да, по ценностям, по образу мышления, по отношению к музыке и поэзии, и вообще к жизни, так оно и есть. Почему и Окуджава так зацепил -  он для меня один из великих трубадуров, если бы пел в трубадурские времена, прекрасно был бы принят и понят в том сообществе. Естественно, использовал бы другую стилистику и другие образы, но то, как он это делал, - подача интонации, отношение к Прекрасной даме, жизни, любви - это все трубадурское. Ведь трубадуры воспевали жизнь как таковую, ценили женское начало, чувствовали единство мира и проповедовали это. Хотели дать понять, что все люди едины через любовь, и своей музыкой пытались донести это. 

- Как это делаете вы в «Небе Прованса», где поете о раскаленной горе, «пряно дышащей травами», на которой в 11 веке «сжигали упрямых людей»?

- Да-да, я исполнял эту песню в Провансе, и французы очень тепло ее приняли. Вот только текст забываю, он настолько слит с музыкой, что вспоминаю его заново, лишь когда беру гитару.

 - А вы ведь в реальности были странствующим певцом в 80-90-х? 

- В какой-то степени это и сейчас не закончилось, время от времени беру гитару и куда-нибудь отправляюсь. А в то время я жил, свободно перемещаясь из одного пространства в другое, останавливался в городках у друзей и знакомых, которые меня где-то слышали и им важно было услышать еще раз. Такое перемещение было текуче, как река или ручей, и мои песни звучали там, где собирались люди. В основном, в России, а также на Украине, в Молдавии, Прибалтике, в пределах СНГ, тогда я не выбирался за рубеж. Это потом объехал полтора десятка стран, побывал в Голландии, Швейцарии, Австрии, Германии. На концерты приходили, как русскоязычные слушатели, так и местные жители. 

- Более двадцати лет вы работаете в Театре музыки и поэзии под руководством Елены Камбуровой, какая нота ваша?  

- Репертуар у нас довольно разнообразный: около 30 спектаклей. Елена Камбурова часто приглашает людей, работающих в самых разных жанрах, близких ей по духу. Главное, чтобы искусство - чтеца, музыканта, актера – было на высоком уровне. Полтора десятка лет не сходит со сцены спектакль «Капли датского короля», поставленный по идее Камбуровой Иваном Поповски из Македонии, где я пою песни Окуджавы. Также постоянно делаю вечера, состоящие из моих песен и баллад, в содружестве с каким-нибудь музыкантом. Со скрипачкой Ладой Морозовой сделали спектакли «Дом посреди Солнца» и «Пробуждение на сияющей планете», всего у меня более десяти программ. Еще я устраивал в Москве и Нижнем Новгороде концерты в жанре «Чаепитий странников», на которых собирались музыканты-любители путешествий и за чаем обменивались своими историями и песнями. 

- Изменилось ли что-то в вас, когда стали работать в Театре Елены Камбуровой? 

- Елена Камбурова позвала меня в свой театр, услышав мои песни и Окуджаву в моем исполнении. Я же ее слушал со школьных времен как поющую Богиню, заброшенную на нашу грешную землю. Думаю, она всем своим существованием здорово помогла мне звучать, невзирая ни на какие препятствия и трудности. Взаимодействие, соприкосновение с ней случилось давно, длилось долго, не заканчивается и по сей день. 

- Как вы пишете свои песни?

- Ну, импульсом для «Неба Прованса», например, было то, что я как будто все это совершенно ясно знал, видел и помнил. Иногда новая песня приходит, а то и - обрушивается как цветная многомерная мыслеформа, как некий информационный пакет с вложенными туда эмоциями и чувствами. И самое трудное - этот пакет правильно распаковать.

- Встречались ли вам единомышленники? 

- Да, Виктор Луферов – поэт, бард, артист, руководитель Театра песни «Перекресток». Мы познакомились, когда я стал появляться в Москве, и сначала пел в его театре. И то, что пел и писал я, и – наоборот - было близко для нас обоих. Наша дружба продолжалась много лет, до самого его ухода. 

- Каковы ваши приоритеты в поэзии? Что читаете?

- Мне трудно сказать о предпочтениях. Дело в том, что я воспринимаю мир русской поэзии без имен, фамилий, названий - как единое пространство, как было в средние века. Тогда ведь не принято было подписываться под своим творчеством, подчеркивать авторство. Считалось, что музыка и поэзия никому не принадлежат, что люди - просто проводники, через которых все прекрасное приходит в этот мир. Так и для меня вся музыка и поэзия – Божьи, приходят откуда-то сверху. 

- В каком времени вам хотелось бы жить?

- Вспомните строчки – «Времена не выбирают, в них живут и умирают». Мне больше всего подходит то, в котором живу сейчас, дело в том, что можно жить в любом времени, но при этом чувствовать и другие. Например, 12-й век, нет никакого противоречия. 

- А что за любовь к экстремальным одиночным походам? Как вообще закаляетесь?

- Ледяную воду люблю, йогу, всякие походы на байдарках. А в одиночку осваивал самые разные пространства, например, путешествовал в Индии, в Гималаях. Приехал в священный город Ришикеш, и просто ходил по горам и горным тропинкам. Обычно приезжаю в не известную мне страну, выбираю просторы, которые нравятся, и хожу по тропам и маршрутам, где можно почувствовать живую силу земли. В России любимое место - Нижегородский край. Долго рассказывать, но я много где, побывал - в Сибири, на Алтае, на Урале, на Кавказе, в Крыму. Жизнь длинная за плечами, и разных путешествий было много - иногда в одиночку, иногда в хорошей компании. Завтра лечу на Кипр: несколько групп людей изъявили желание организовать мой концерт, причем, где-то в горах, на пасеке. Наверное, горным медом угостят.

- Знаете ли вы происхождение своей фамилии?

- По слухам, в 19 веке после какого-то «бунта на корабле» (скорее всего, Польского восстания 1830 г. – Ред.) некий офицер по фамилии Цендровский был разжалован и выслан в Астрахань. И то ли он сам, то ли его сын, стал православным священником, и потомки пошли по духовной линии. Из интернета знаю, что среди моих предков в роду, действительно, было несколько священников. Также повествуется об истории с кораблекрушением вблизи Нижнего Новгорода, когда часть моряков, во главе с капитаном Цендровским, сумели доплыть до берега. Там и остались. Во всяком случае, чувствую, что род вел довольно бурную, противоречивую во всех отношениях жизнь. Мой отец уже был музыкантом. Но я никогда в Польше не гастролировал, и никаких вибраций, в связи с этим названием, не испытываю, много всего произошло за это время.