Писатели наконец-то сознались!

В свет вышла объёмная захватывающая книга под названием «Как мы пишем». Издательство «Азбука» предприняло повтор эксперимента, осуществлённого ещё в 1920–1930 годы, когда маститые писатели отваживались на искренний разговор о времени и о себе. «Как мы пишем» – так и назывался сборник 1930 года, где читатель встречал имена Горького и А. Толстого, Белого и Зощенко, Пильняка и Тынянова… А кто и как пишет сегодня?

В СБОРНИКЕ участвуют 36 писателей. Некоторые известные литераторы (Лимонов, Быков, Петрушевская) отказались, некоторые не смогли по тем или иным причинам (Битов, Терехов, Рубина, Буйда, Шаров). Но вообще-то к читателю вышла делегация крупная и представительная, даже по возрасту: от маститых Улицкой и Юзефовича до тридцатилетних Шаргунова и Левенталя. И по территории есть значительный охват: начинается книга с «дальневосточника» Василия Авченко (отличный писатель, заметим в скобках), включает екатеринбуржцев Матвееву и Сенчина, новосибирца Постнова – и конечно, трудовую бригаду двух столиц, Москвы и Санкт-Петербурга.

Никто не схалтурил, не «отписался», не задействовал «левую ногу» – так или иначе писатели решились на исповедь. Как они пишут сегодня, когда бумажная книга не в фаворе, читатель поредел, гонорары плачевны, государство литературу почти[end_short_text] игнорирует, а из СМИ фигура писателя, за редким исключением, можно сказать, исчезла. «Всё, что нам остаётся, – это как всегда. Писать максимально хорошо, даже если не прочтёт вообще никто. Думать только честно, как бы тяжело это ни было. Быть верным себе и своему делу, чем бы это ни грозило» – заключает свой занимательный спич Михаил Веллер, не боящийся пафоса. Андрей Рубанов вообще видит в сегодняшнем положении литературы большие нравственные преимущества – «В литературе денег исчезающее мало или совсем нет; однако парадоксальным образом именно это обстоятельство превратило русскую литературу в некое честное, бескорыстное движение фанатиков, бессребреников, гордых бедняков, сражающихся за идею и за истину, без всякой шкурной подоплёки». Действительно, может, с гордых-то бедняков ещё и налог брать дополнительный за счастье сражаться за истину? Однако не поможет: из нашего человека так просто Логос не выбьешь. Несмотря ни на что, все редакции завалены «самотёком», процветают разнообразные «литературные школы» и курсы: с желающими стать писателями перебоя нет. Проблема как раз в читателях.

Долгое время читатель проблемой не был – и нынешние писатели все сплошь из запойных, неистовых читателей. Людмила Улицкая вообще дала не свою писательскую биографию, а свой читательский список: как книги (зачастую подпольные, запрещённые) входили в состав натуры, меняли мышление и жизнь. Андрей Аствацатуров наваял целую лекцию о литературе в принципе – филолог, что поделаешь. Но филология в писательском деле мощный фигурант: если пишущий не обучался на филфаке, то где-то близко филолог по его биографии прохаживался, будь то бабушка или учитель.

Но кроме любви к слову писатель имеет ещё и роман с жизнью. В которой мы все прошли через распад социализма, причём многие не только уцелели, но даже выстояли. «Я пережил страшное время – конец страны, – пишет Александр Проханов. – Мне казалось, что умерла не только страна – умер я сам. Я потерял смысл существования, кругом торжествовали другие люди, другие образы, они появились из каких- то страшных катакомб… Они пришли в Кремль, пришли в университеты, в гарнизоны, в милицейские участки… Умер красный кит. И из этого кита лезли странные упыри, трупоеды, которые наваливались на меня…» Проханов – писатель с исключительным нервно-общественным возбуждением, но вот куда более гармоничный Павел Крусанов тоже решительно отказывается зачёркивать прошлое. «Я должен осудить своих пращуров, своих дедов, своих отца и мать за то, как прожили они свои жизни. За то, как пахали, как воевали, кого оплакивали, во что верили. Осудить своих предков! Подумать только! А вот хрен с коромыслом». И люди откровенно рассказывают, как их буквально спасла литература. Они сочиняли – и ужас бытия отодвигался. И многим даже удавалось связать разорванные времена и вырастить из хаоса жизни чудесные кристаллы Слова. Особенно тронули меня эссе молодых писателей, по детству и юности которых шарахнули 90-е годы. Запас прочности у них был вроде бы невелик, не тот, что у советских юношей и девушек, – однако он оказался достаточным.

Все писательские индивидуальности в сборнике определённым образом раскрылись – кто-то проявил себя с неожиданной стороны, как, скажем, агент постмодернизма Вячеслав Курицын, который натуральным образом и весьма обаятельно раскаялся за самого себя в 90-х годах. А про кого-то и так всё давно понятно – не удивит же читателя несносная хвастливость героического вообще-то Захара Прилепина. Скромность петербургских писателей иногда кажется нарочитой – ну какой москвич начнёт рассказ о себе фразой «Мои литературные достижения, если допустить, что таковые имеются…», как это сделал Александр Мелихов? Но, поверьте, это не поза. Писатели-петербуржцы действительно чудаки и оригиналы, но ежели к ним пристрастишься, то уже не пропустишь ни одной книжки ни Сергея Носова, ни Валерия Попова, ни Александра Етоева.

«Как мы пишем» – внятное пособие для желающих понять, кого читать из современных авторов. Вот они, рядышком стоят, с непокрытой головой, на злобном ветру истории – выбирай, если кто-то понравится своим рассказом «о времени и о себе». Конечно, не у каждого найдётся то особое «вещество», о котором написал Игорь Малышев: «Не звучит, не живёт, не играет, если автор не любит читателя и героев. Если он недостаточно силён, чтобы обнять ребёнка, прячущегося в каждом из нас, посадить этого несчастного, задёрганного, затюканного малыша себе на колени, вытереть слёзы. Погладить по голове и сказать: «Что, трудно, брат? Знаю, трудно. Но что же делать? Жить-то надо. И мы будем жить».

И маленький героический отряд бойцов литературы продолжает идти – и даже петь песни.