Вышел новый том грандиозного сибирского «романа-пеплума» Алексея Иванова «Тобол». Первая часть называлась «Тобол. Много званых», вторая, естественно, «Тобол. Мало избранных». Все нити повествования, завязавшиеся узелками в первом томе, во втором развязаны. Видимо, рассказ исчерпан. А жаль. Жизнь в ивановской Сибири эпохи реформ Петра Великого суровая до жути, зато и увлекательная до восторга.
В ПЛАВАНИЕ по многостраничной книге пускаешься вначале с осторожностью, вспоминая героев: да, вот они, и губернатор Сибири, плут-герой Матвей Гагарин, и «архитектон» упрямец Ремезов, и язычница Айкони с близняшкой-сестрой Хомани, и пленные шведы, и бухарец-магометанин, хитрый Касым, и прочие. Есть и новые персонажи – к примеру, из племени джунгаров. И тут получилась некоторая засада. Описания джунгаров ведут к утомительной этнографии. «Ойраты состояли из четырёх народов: дербентов, торгутов, хошутов и джунгар. Хошуты, которых возглавлял тайша Байбагас, и джунгары, которых возглавлял тайша Хара-Хула, решили жить в горах. А дербенты тайши Далай-Батыра и торгуты тайши Хо-Орлюка решили искать себе новое отечество. Вот их-то, ушедших, и назвали калмыками…» Вязнешь в именах и событиях, а толку немного: если русские, шведы и вогулы получились у автора живыми и завлекательными, то степняки для героев романа не годятся: скучные. Воюют и воюют, психических движений почти не имеют и романных коллизий не создают.
Другое дело – русские. В хитросплетениях их характеров чёрт ногу сломит. Вот губернатор Сибири: исполинский тип. Он, собственно говоря, тоже царь, единоличный властитель огромного края, но совсем другой складки, чем непостижимый Пётр. Гагарин – человек со своими достоинствами и слабостями, а Пётр явно человеком не был. Пётр появляется в конце «Тобола» и более всего напоминает вогульских деревянных идолов-богов: ужасен, велик и непредсказуем. Пьёт мальвазию и любуется на пытки. Он в общем и есть натуральный русский бог, и, уж конечно, куда языческим таёжным идолам до него. Пётр силами русских литераторов – до Иванова – предельно идеализирован, но проблема в том, что идеализирован он мощно и талантливо. Опровергнуть не получится, но в общем Иванов и не опровергает, Пётр у него персонаж эпизодический и ложится мазком в общую картину нравов. Это нравы эдакого первозданного бытия, где великое неотъемлемо от ужасного. Сцена казни Матвея Гагарина страшна, а как прикажете поступать с изменниками отечеству? Ведь Гагарин нарочно послал русское войско на гибель, продавшись китайцам. Трагическая история гибели войска под командованием полковника Бухгольца – лютой зимой, когда для обороны ворот крепости их заваливали трупами умерших от «скорбута» (цинги), – сильнейшие страницы романа. А эта гибель целиком на совести губернатора. Вот и его косточки трещат на дыбе, а в суде он встретит своих приятелей, даже свойственников, весёлых палачей вроде Меншикова, и они бестрепетно обрекут Гагарина на смерть. Такое время стоит – без признаков гуманизма. В суровых обстоятельствах и честный швед Ренат оказывается предателем и убийцей – без всякого рвения. Так уж вышло.
Но есть и другие люди, которые «силою духа превозмогают превратности судьбы» – и старик Ремезов с его страстной любовью к родному краю, и мудрый владыка Филофей, избегающий всякого насилия, и Маша Ремезова с Ваней Демариным, сохранившие свою любовь в бурях времён и событий. Демарин вообще вырастает из самолюбивого паренька в героя и, раскрывая измену губернатора, говорит важные слова – «Отечеству без правды нельзя»… Это персонажи «человекоразмерные», проще говоря, симпатичные, в их состав не подмешан космический ужас, исходящий то ли из тайги, то ли из степи, то ли из-под земли, то ли с неба… Но одинаково превращающий людей в чудищ, готовых на грандиозные и бессмысленные подвиги. Вроде самосожжения раскольников. И не разберёшь: боги или бесы тешатся над людьми? Впрочем, языческие боги мало отличимы от бесов. Зато они всегда с людьми, тогда как истина – Христос… где ж он был в это время на этой земле, в битвах воинственных народов, когда в кровавом зареве казней и пыток рождался рогатый младенец Империи?
Кроме людей, есть ещё два героя романа «Тобол»: тайга и степь. Так писать о тайге и степи сегодня, пожалуй, никто не умеет – автор словно бы и сам растворяется в стихиях и не подбирает слова, но слова сами находят его. Иванов воскрешает для себя и для нас утраченный вкус бытия, его тяжесть и ценность, его натуральную длительность, которую отбирает у современности бес скорости. Конечно, перетаскивая на себе огромный груз длинного рассказа, нет-нет да и увязнешь в описаниях и подробностях, однако умного, меткого, точного в романе немало. Вот, скажем, о шаманах – никогда такого не встречала: «Шаманство – это проклятие, беда. Шаманы слабые, больные, измученные. Отвары ядовитых грибов, пляски в дыму, корчи с пеной изо рта, жуткие мороки и восхождения в верхний мир истрачивают шаманов до срока. Они быстро седеют, трясутся и много плачут»... Во второй части «Тобола», в отличие от первой, меньше значения имеют женщины – шведка Бригит стала лицом эпизодическим, а раскольницу Епифанию автор вообще сослал в монастырь и там подзабыл. Осталась в активном действии только вогулка Айкони, а этого, пожалуй, маловато для 800-страничной книги. Всё-таки женские персонажи разнообразят ритмы повествования: кто ж стал бы читать «Войну и мир», ежели бы там не было «мира» с его Наташами и Марьями?
И вот что получается. Правитель страны – безумный жестокий бог, окружённый ворами и предателями. Губернатор Сибири – изменщик и плут. Кругом враги, готовые напасть. Войско гибнет зря, отстроенная Покровская церковь в Тоболе рушится. А держава между тем сильнеет и богатеет. И жив упрямый «архитектон» Ремезов, и даже в конце романа бежит к геодезистам с мольбой – «Научи!» Потому что свои карты рисовал как бог на душу положит, а теперь есть наука.
Не его ли негнущаяся натура и упорная душа – стержень мироздания? Не сказал ли нам здесь что-то важное Алексей Иванов и про себя?