Аргументы Недели → Культура № 2(595) от 18.01.18 13+

Гамлет, принцесса Датская

, 21:12 , Писатель, критик, драматург

В Театре имени Ленсовета (Санкт-Петербург) состоялась премьера спектакля «Гамлет» в постановке известного режиссёра Юрия Бутусова. На новом витке режиссёрского демонтажа классики главный удар приходится на центральную фигуру – принца датского. У Бутусова эта роль отдана обаятельной молодой актрисе Лауре Пицхелаури. Зачем? Есть ли «в этом безумии своя система», как говорится у Шекспира?

ЕСЛИ, например, у воспетого всеми театроведами режиссёра Някрошюса актёры на сцене постоянно носят палочки и развешивают верёвочки, не сидя без дела подобно трудолюбивым крестьянам литовского хутора, то у Бутусова в «Гамлете» – строго петербургский стиль. Чёрная мебель на белом фоне, чёрные и белые костюмы. И – огромное количество разноцветных и разнокалиберных пустых бутылок. Их, издающих родной звук, артисты то составляют в шеренги на столе, то выстраивают сзади или сбоку. Все спектакли Бутусова схожи между собой, будь то композиция по Чехову, Брехту, Шекспиру или Гоголю: их как бы разыгрывает компания мрачных клоунов, и речь идёт о чём-то отвлечённом и возвышенном. Типа нет в жизни счастья, и всё суета сует. Но на этот раз компания клоунов не поёт и не пляшет, не работает излюбленная режиссёром снегомашина, персонажи не разбрызгивают воду, потому что у нас тут своеобразная «Дания» – страна наоборот. В ней и без снегомашины жутко.

Гамлет – печальная хрупкая девушка с пластикой подростка, в пиджачке и джинсах. Соответственно, если Гамлет – девочка, Офелия – странный мальчик с выбеленным дёргающимся лицом, довольно злобный демон (Ф. Пшеничный). Правда, после встречи с принцессой Гамлет вместо мальчика за Офелию начинает действовать актриса Ю. Вонщик, то есть Офелия у нас раздваивается не пойми с чего. Призрак отца – разумеется, молодой человек. Розенкранц и Гильденстерн – два унылых чувака, один из которых тоже трясётся, как желе. Горацио нет. Могильщика и Актёра играет один артист (А. Новиков). Зато Клавдий и Гертруда вполне традиционные, средних лет. Гертруда – рыжая, Клавдий – бородатый. Хотя, по идее, должно было быть наоборот: Гертруда – бородатая, а Клавдий – рыжий... Гертруда режиссёру неинтересна, роль её сокращена, и для чего она бродит по сцене, непонятно. А вот Клавдий (Сергей Перегудов) – пожалуй, самый внятный персонаж спектакля, эдакий жизнерадостный негодяй, который с удовольствием демонстрирует Творцу, что он ровно таков, каким задуман и создан.

Мы между тем исправно ползём вдоль шекспировского сюжета буквально от появления Призрака до финального поединка. Звучит шекспировский текст, хоть и в безобразном, на мой вкус, переводе А. Чернова (он коряв, вульгарен и содержит рекордное количество стилистических нелепостей). Дело за малым – постичь смысл и цель этой постановки и хоть чем-нибудь в ней увлечься. Ведь, несмотря на формальное разнообразие передвижений артистов по сцене, с бутылками ли, с чёрными досками ли, не решена ни одна сцена и не придумана ни одна роль.

Суть ведь не в том, что Лаура Пицхелаури играет Гамлета, а в том, что играет она неважно. Милое лицо интеллигентной петербургской девушки искажено гримасой страдания от застенчивости и ответственности, а из сдавленных связок вырываются сиплые звуки. И хотя от 11 тысяч слов (подсчитано!) роли Гамлета оставлено, может быть, семь-восемь, они кажутся назойливо излишними. Впрочем, многие персонажи этого «Гамлета» молотят текст так, как будто хотят поскорее избавиться от этой бессмысленной махины слов... Аффтар, много букав!!

Но чего же вы хотите от агонии режиссёрского театра? Когда современные театральные режиссёры начинают свой творческий путь, театроведы убаюкивают их сказками, что они самые главные и должны явить миру своё личное мироощущение. Проходит несколько лет – и перед нами набор штампов, бесконечные самоповторы. Режиссёры берут одни и те же пьесы, демонстрируя якобы оригинальность трактовки. Они не идут на контакт ни с авторами, ни с действительностью. Теряют социальную и культурную ответственность. Им приходится применять всё более сильные средства – превращать героев в монстров, менять им пол, мудрить над текстом. Их композиции разбухают, теряют форму, вступают в свои права скука и однообразие. Вам скучно? У критиков есть прекрасный аргумент: это не вам скучно, а это спектакль такой, о скуке и абсурде жизни!

Один молодой человек прочёл Шекспира и спросил меня, где можно на драматической сцене в Петербурге посмотреть «Гамлета». Ах, сынок, мы плохо подготовили мир к твоему приходу. В Александринском театре ты увидишь артиста (Д. Лысенков), который играет Гамлета, смертельно пьяного, и его тошнит монологом «Быть или не быть». В Малом драматическом у Додина ты познакомишься с тупым агрессором, мечтающим исключительно о власти (Д. Козловский). А теперь изволь насладиться принцессой Гамлет... В «Бесах» Достоевского Верховенский-отец спрашивает у своего чёрта-сына: «Петруша, неужели ты, какой ты есть, хочешь себя людям вместо Христа предложить?»

Вот и я иной раз хочу спросить современных театральных режиссёров: «Вы всерьёз хотите предложить людям себя вместо Шекспира, Чехова, Гоголя – и никак и ничем за это не расплатиться?»

Режиссёры, демоны, покайтесь!

 

Подписывайтесь на «АН» в Дзен и Telegram