Incidental/музыка по случаю- так называется новый диск Леонида Десятникова, который презентовали в галерее NICO. Это особая прикладная музыка : к фильмам, спектаклям, частным юбилеям. Здесь собраны известные сочинения — Ноктюрн из «Мании Жизели», «Смерть Авессалома и Танго» из «Заката», «Старинный романс» с богатой концертной биографией.
«Для большинства - это редкий, удивительный и вообще малоизвестный Десятников. Забытые мелодии для флейты, жемчужины, закатившиеся за плинтус перестроечного кинопроизводства, лейтмотивы, растаявшие на титрах, заказы, потерявшие заказчика. «Обрезки и остатки», как сдержанно характеризует их сам композитор. Этот диск — результат кропотливого архивного нотоискательства, и это занятие в случае Десятникова гарантирует самые неожиданные и упоительные находки.
Диск открывается темой из триллера «Прикосновение» (1992) , одного из первых отечественных фильмов ужасов, неловкого, но по-настоящему страшного и занимающего важное место в сердцах любителей жанра.
И если звуковую дорожку к «Прикосновению» кто-то еще, быть может, помнит, то Siciliana исполнялась лишь однажды на фестивале «Возвращение», причем без объявления имени автора. Это короткая тема из балета «Утраченные иллюзии», точнее, из вставного «балета в балете», павшего жертвой финальных сокращений.
Тему подарков и подношений продолжают сразу два сочинения — «TheSecretLand» и «Письмо отцу». Романс на стихи Роберта Грейвза был написан к юбилею Людмилы Григорьевны Ковнацкой, выдающегося петербургского музыковеда, и, естественно, в нем слышатся отголоски музыки Бриттена, композитора, которым Ковнацкая занимается всю жизнь. Холодный мерцающий огонь, которым охвачена эта музыка, — из мгновенно узнаваемых десятниковских феноменов; уместно слушать ее бок о бок со «Свинцовым эхом» и, например, с песнями из кинофильма «Москва». «Письмо отцу», одно из самых ярких открытий диска, написано на подлинный текст письма десятилетнего Гидона Кремера и стало подарком к его 60-летию; фортепианные фигуры из вступления, имитирующие звук открытых струн скрипки, отсылают к профессии юбиляра.
Самой ранней и, возможно, самой неожиданной находкой можно считать «Три истории шакала», написанные в 1982 году, то есть после «Бедной Лизы» и «Дара» и в один год с хулиганским «Букетом», но задолго до «Любви и жизни поэта». Мелодекламация на французском на тексты магрибских сказок была написана по просьбе Гидона Кремера, но, в силу обстоятельств, проект не получил развития, и «Три истории» были исполнены впервые много лет спустя.
Куда более известны «Смерть Авессалома и Танго», избранные места из музыки к фильму Александра Зельдовича «Закат», подарившего миру характерный десятниковский гибрид — клезмер-танго, одесский микс из аргентинской и местечковой музыки. «Когда есть такая идея — полдела сделано, и саундтрек фильма у тебя в кармане», признался автор в одном из интервью.
И «Эскизы к Закату», и Титры из «Подмосковных вечеров», и вальс «В честь Диккенса» давно живут своей концертной жизнью, а у «Ноктюрна» есть целая армия поклонников. Тем любопытней проследить историю их возникновения. Так, ноктюрн, ставший главной темой кинофильма «Мания Жизели», был написан для неслучившейся оперетты по мотивам «Героя нашего времени», которая должна была появиться в Ленинградском театре музыкальной комедии; на фоне этой мелодии звучал внутренний монолог Печорина. Оттуда же возник и «Старинный романс», нежный оммаж русской дилетантской музыке XIX века. Фортепианный вальс «В честь Диккенса» когда-то исполнялся маленьким театральным оркестриком в спектакле ленинградского ТЮЗа «Сверчок на печи».
Миру драматического театра принадлежат и вариации «Невечерней», три фрагмента из музыки к спектаклю Александринского театра «Живой труп». Известная песня обретает вид дикого клезмер-гопака, а также — неявным образом — элегии и вальса в духе Аренского. «Тут я выступил как распоследний представитель нововенской школы», иронизирует Десятников. «Ноты известной мелодии остались неизменными, но сгруппированы они совершенно иначе — так, что вы попросту не можете ее идентифицировать. Получается такая весьма неопределенная сладкая музычка, которая могла бы звучать, например, в доме Льва Николаевича Толстого, почему нет».