«Нелюбовь» Андрея Звягинцева («Возвращение», «Елена», «Левиафан»), получившая на Каннском фестивале Приз жюри, моментально вышла в прокат: продюсеры фильма А. Роднянский и С. Мелькумов не мариновали зрителя полгода, как оно бывает. Любопытство стало возможным удовлетворить безотлагательно: так что там Звягинцев? Продолжил корить «левиафана» (власть) недостаточным состраданием к нуждам простого народа?
А вот и нет. Звягинцев в этой картине отринул всяческую конъюнктуру. Его художественный интерес – глубинные основы человеческой жизни…
Есть художники, которых увлекает сугубо «местный колорит» – Звягинцев же ищет универсальности. Действие его фильма происходит в России, но могло бы происходить почти что где угодно. Везде, где люди тычут пальцами в смартфоны, живут в многоквартирных домах, ездят на автомобилях, отправляют детей в школу, высиживают треклятый рабочий день в огромных офисах, мечтая о перерыве на обед в столовках с типовой едой на подносиках… Всё тут типовое, стандартное, узнаваемое. Не только обстановка жизни, но и слова, реакции, лица, чувства, надежды, отношения, мечты. Нормальная жизнь в типовом среднем регистре, нет ни святых, ни преступников, ни героев. Муж, унылый бородач (А. Розин), и жена, здоровая особа нормальной привлекательности (М. Спивак), разводятся. Продают хорошую квартиру (уточнено – 85 кв. м) на окраине города. Нашли себе новых партнёров: муж – прилипчивую и приторную, уже глубоко беременную от него любовницу, жена – брутального и состоятельного мужчину значительно старше её. (Живёт этот крепыш, кстати, в квартире, напоминающей обиталище героя А. Смирнова в «Елене» – окна во всю стену.) Осталась непрояснённой лишь судьба их двенадцатилетнего сына, плода этой «нелюбви». Чтобы сильнее уязвить мужа, жена говорит о намерении сдать ребёнка в интернат, но нельзя этому верить безоговорочно – при виде бывшего женщина моментально мечет искры ненависти и могла просто ляпнуть, чтоб его ранить побольнее. Важно, что этот разговор подслушал мальчик.
Вышел на минутку из своей комнатки, заполненной обычными детскими вещичками-игрушками, и услышал, как родители собачатся. И что о нём говорят. Отчаянно и беззвучно заревел. А потом пропал. И с этого мгновения нелюбовь превращается в несчастье. В изображении несчастья, его развитии, ритмах, в его звучании и воздухе Звягинцеву нет равных в современном кинематографе. У несчастья есть свои герои – это волонтёры-поисковики, к которым обращаются родители (на усталую полицию надежд никаких нет). А тут – огромный отряд «ангелов печали», суровых, искушённых в людском горе-злосчастье. Они изучили все этапы беды, все повороты возможного кошмара, их действия элегантно целесообразны, а лица прекрасны и бесстрастны. «Алёша!!» – раздаётся и замирает звук в тишине ранней зимы (или поздней осени – в любом случае это любимое время года артхауса вообще)…
Но где истоки несчастья? Видимо, в том страшном женском превращении, которое демонстрирует жена – вульгарная и склочная баба без капли женственности при нелюбимом муже, она превращается в румяную, пышущую радостью красотку при любимом мужчине. Там, глубоко внутри, сидит источник этого преображения. Он был отключён при зачатии мальчика. И эта нелюбовь бросила на его жизнь тень возможного несчастья. Конечно, и любовь (страсть) творит в жизни немало зла, но уж нелюбовь точно мертвит её, притягивает зону беды, с неумолимостью атмосферного явления. Страдают наименее защищённые…
Звягинцева томит детская доля. В его картинах немало грустных, заброшенных детей, детей без будущего, детей, словно бредущих из ниоткуда в никуда. В конце фильма мы увидим, как быстро и ловко красят детскую комнатку пропавшего Алёши рабочие. Вот и нет никаких следов Алёшиной жизни. И только обрывок защитной ленточки висит на дереве – это он её туда забросил машинально, по-мальчишески. У папы нынче новое дитя. Мама живёт с любимым мужчиной, правда, лицо её сосредоточенно-скорбно, но, может, это оттого, что она тренируется на беговой дорожке? Исчезла бесследно маленькая жизнь. Съедена каким-то «левиафаном», да только власти тут решительно ни при чём.
Новости по радио и ТВ несколько раз появятся в картине как фон жизни, эхо, дальний призвук. Дадут точную временную привязку (2013–2014 гг.), и более ничего. В фильме – ноль политики, ноль идеологии. Одно сильное, чисто художественное, выраженное мировоззрение. Виня в своих бедах начальство, не там ищут люди. Жизнью, даже столь расчерченной, стандартизированной, упорядоченной по всем правилам цивилизации, по-прежнему правят непостижимые законы Рока.
Что скажешь – снято и сыграно великолепно. Безупречна напряжённо-созерцательная камера Михаила Кричмана (никакого модного дёрганья!). Хороши скупые, чёткие диалоги (сценарий – О. Негин и А. Звягинцев). Правда, все говорят, как выпускники филфака, иногда для отвода глаз уснащая свою речь крепкими словцами, отчего ещё больше становятся похожими на выпускников филфака. Но это для «универсального кино» вполне нормально. Прекрасно сыграны маленькие роли (Н. Потапова – свирепая мать жены, С. Бадичкин – дурашливый сослуживец мужа, А. Фатеев – координатор волонтёров и другие). Однако вот что несколько тревожит: уж слишком сильно и чётко выработал Звягинцев свой стиль. Он узнаваем, ему можно подражать. Такой чистый, минималистский кадр без лишнего «копошения жизни», птица не пролетит и кошка не пробежит. Строго отобранные детали. Неумолимое и плавное движение к полному трагизму…
А может, для дальнейшего развития стоило бы отказаться от такого строгого стиля? Кроме того, что именно Звягинцев не любит, зритель уже понял. Было бы интересно увидеть – а что же он любит?
Хотя ответ я знаю – кино он любит, кино, кино… таковы почти все режиссёры. Редко когда в эту область врываются «агенты жизни» и производят там свои маленькие революции, чтобы опять уступить место «киноманьякам»…