Как и вся Россия, заветный город над вольной Невой собирается жить, мужественно осмыслив груз истории. С 25 по 28 мая в Петербурге прошёл Книжный салон, на котором живой интерес публики вызвала довольно объёмная иллюстрированная книга «В Питере жить». В ней петербургские писатели рассказывают личные истории своих отношений с разными районами, улицами и закоулками Санкт-Петербурга. Примечательно, что книга издана в Москве (редакция Елены Шубиной).
Если в названии сборника вам слышится парафраз известной песни Шнура («В Питере – пить!»), то это так и задумывалось: книгу предваряют два эпиграфа – из И. Анненского и из песни Шнурова. Можно было бы, конечно, назвать книгу «В Петербурге жить», и это тоже была бы цитата, и почтенная, из Мандельштама. Да только звучит она так: «В Петербурге жить – словно спать в гробу». Эффектно, однако такого лозунга на знамёнах не напишешь и под ним бойцов не соберёшь. Трагизм положения бывшей столицы империи в наши дни и так очевиден. А петербургские писатели склонны к лирическому интеллигентскому занудству. Которое с трудом преодолевают как раз по рецепту Шнура, удачно прикрывшего своё интеллигентное лицо бодрой маской неунывающего жлоба... Итак, писатели гуляют по городу и рассказывают истории. Все они урождённые петербуржцы в широком возрастном диапазоне: от патриарха Даниила Гранина до молодой Ксении Букши. К ним присоединился, правда, Дмитрий Быков, поведавший читателю о Елагином острове и своей дружбе с поэтом Нонной Слепаковой. Когда-то Ленинград был для писателя отдушиной, но всё исчезло с «торжеством московской азиатчины», и остались лишь воспоминания. Эта интонация («остались лишь воспоминания») совершенно роднит Быкова со многими другими авторами книги, так что он отличненько мимикрирует под петербуржца. Понимая, что сборник грозит стать обширной элегией, составители пригласили участвовать в нём для повышения уровня бодрости героев, более довольных жизнью: директора Эрмитажа Михаила Пиотровского, актрису Елизавету Боярскую, художника Михаила Шемякина, барда Александра Городницкого, краеведа-блогера Татьяну Мэй. Вдобавок у нескольких питерских писателей оказалось в наличии чувство юмора. И общими усилиями опасность, что книга станет письмом из бутылки затонувшей Атлантиды, отступила. Книга стала пёстрой, занимательной, познавательной, интонация лирического занудства о безвозвратно погибшем то и дело перебивается забавными историями из личного опыта. Писатели предстают не величавыми наследниками Былого, а нормальными обывателями, которые, правда, умеют думать и писать. Петербург по-прежнему вызывает сильную любовь к себе, а о взаимности этой любви не приходится и мечтать. Люби себе и терпи. Получше тебя были люди и терпели. «Пока пространство не напитается яркими жизнями, жертвенными смертями, талантами и мечтами его насельников, оно не оживёт, не одухотворится, останется просто камнем, перекрёстком, улицей – предметом без всякой метафизики и внутреннего огня, ветшающим без грусти и умирающим раз и навсегда, как случайная чепуха...» – пишет Павел Крусанов в прекрасном эссе «Центр новый, незатопляемый» (посвящено Московскому району).
Такое впечатление, что Город безошибочно выбирает себе таких «оживителей» и никуда не хочет их отпускать. Вот писательница Елена Колина четыре раза пыталась уехать в другие места (иные страны) на жительство, а в результате так и осталась на улице Рубинштейна. Потому что зарплаты, пенсии, комфортная безопасная жизнь – это одно. А чувство, что ты лично причастен к чему-то неподдельно прекрасному, – другое. Из иных измерений жизни.
«Для драгоценных для каждого человека связей с вечностью необыкновенно важно ощущать, что его жизнь протекает в тех же декорациях, что и жизнь самых значительных его предшественников», – утверждает Александр Мелихов (очерк «Как бы нам остаться варварами»). Писатель давно твердит о необходимости мечты, сказки, да хоть бы и иллюзии (но величественной) в жизни человека. Вот и авторы сборника «В Питере жить» так или иначе заворожены иллюзиями и мечтами. Они ничего не требуют от Города – наоборот, готовы отдать ему духовную и душевную эссенцию своей жизни.
Потому неожиданным образом не парадно-музейный центр более всего вдохновляет авторов, но места, ещё и не воспетые, закоулки и задворки. Ждановскую набережную «оживляет» в прелестном эссе Евгений Водолазкин. Угрюмый проспект Стачек становится милым сердцу из-за обаятельной искренности Ксении Букши. Из такой безнадёги, как Ржевка, сочиняет презабавную повесть о своём детстве Ольга Лукас... В конце концов возникает ощущение, что жуткие разрывы времени (имперский Петербург – советский Ленинград – Петербург новых лет) преодолены коллективным усилием отдельных людей. Пусть это иллюзия. Но блистательная! Пусть на каждом шагу бродят тени погибших и замученных. Но мы же их помним, знаем, окликаем по именам! К тому же Петербург населяют не только люди, но и памятники, об этом неустанно напоминает Сергей Носов, автор книги «Тайная жизнь петербургских памятников», – в сборнике «В Питере жить» опубликован его чудесный рассказ о памятнике Достоевскому. Понятно, что это сам писатель одушевляет своих каменных, бронзовых и бетонных героев. Но ведь получается! «Я не хочу простой человеческой жизни. Я хочу сложных снов» – слова из эссе Татьяны Толстой «Чужие сны». Это, конечно, поэтическое преувеличение, но в нём заключён очевидный «закон Петербурга»: без воли к культуре («сложных снов») в этом городе делать нечего. Для простой человеческой жизни на свете много иных городов.
И если читатель, обычный любопытствующий читатель, всерьёз погрузится в книгу «В Питере жить», он может попасться на крючок и шагнуть из «простой человеческой жизни» к «сложным снам». Станет ходить по городу и искать воспетые места. «А! Вот садик Сен-Жермен, про который писала Наталья Галкина! А где Лабиринт петергофский, где Илья Бояшов любит сидеть? А это здесь жил Андрей Битов?» Не станет его жизнь ни радостнее, ни легче. Но от подсчёта рублей и проклятий (истории, правительству, начальнику и т.п.) она вырвется в другое измерение.
Есть такая вероятность.