Вышел объёмный сборник воспоминаний современников о Владимире Семёновиче Высоцком под названием «Всё не так, ребята...». Составил его друг Высоцкого, поэт и журналист Игорь Кохановский, предисловие написал Дмитрий Быков. Сорок воспоминаний, разложенных по рубрикам «Актёр», «Поэт», «Кумир», в совокупности своей создают портрет гениального человека – но, как всегда, чего-то не хватает...
Стала читать предисловие Быкова и сразу споткнулась на фразе «...фальшь самого статуса «общей совести», пророка в своём отечестве». Ничего не поняла: что фальшиво, статус пророка в своём отечестве? Но в Старой Книге сказано: «Нет пророка в своём отечестве», то есть пророков таковыми в их отечествах не признают. Или фальшив был статус именно Высоцкого как средоточия общей совести? Но ведь это поздние измышления, такого статуса у него при жизни не было. Он был для народа мощный пацан с гитарой, который давал жару. И только в конце пути – Глебом Жегловым, который постановил пламенным голосом, что «вор должен сидеть в тюрьме». Что-то не выходит у Быкова осмысление Высоцкого, ну никак – будто человек старательно мимо
нот поёт. Может быть, это от принципиальной мировоззренческой разницы: Быков в своих стихах описывает себя как тотального изгоя и чужака, а Высоцкий всё ж таки воспринимался как «родимый», близкий, свой, носитель общей памяти. И никакой фальши в этом нет и не было.
Но воспринимался он так – публикой, аудиторией, на расстоянии. Близко подошедших людей ждали муки разной степени ужаса. Для здорового понимания Высоцкого лучше всего было любить его на гигиенической дистанции – вот друг-одноклассник Высоцкого Игорь Кохановский уехал в Магадан (да, это тот самый «мой друг уехал в Магадан, снимите шляпу...»), долгое время виделся с ВСВ во время коротких наездов – и был спасён. От страданий зависти и ревности, от чего же ещё. И воспоминания Кохановского – самые мирные, благостные, нежные.
Он помнит славного «оттепельного» юношу, из которого только в начале 1960‑х годов полезли песни. Всего через 5 лет после Инспирации (получения Дара) Высоцкий уже в больнице. Дар был огромен, и Высоцкий героически принял его весь. Выжить в этой ситуации – почти невозможно. Следующий получатель Дара такого типа – Александр Башлачёв – продержался всего 27 лет.
Станислав Говорухин вспоминает, как встречал ВСВ в аэропорту, а у того был при себе журнал «Советский экран», на полях и между строк весь исписанный. Это так из человека пёрло. Вообще режиссёры, чьи воспоминания представлены в сборнике «Всё не так, ребята...», рассмотрели Высоцкого сочувствующими и любящими глазами – и А. Митта, и Г. Полока, и Г. Юнгвальд-Хилькевич. Что понятно: режиссёр нуждается в актёре и обычно не ревнует к нему, ведь режиссёрское положение в кино всё равно главное. Другая история – актёры Таганки: вот это мученики чистые.
У Любимова ведь была прекрасная труппа, но что делать, когда Этот выходил на сцену и невольно превращал многих в невидимок. В своих страданиях честно признался простодушный (но воображающей себя таким хитрым и ушлым!) Валерий Золотухин. Да, зависть и ревность, и дикие силы уходят, чтобы их обуздать или хоть не выдавать. «Мы обыватели, мы серость, волей чьей-то оказавшиеся рядом с явлениями. Не то же ли есть и друг мой Высоцкий? Мы греемся около его костра, мы охотно говорим о нём чужим людям, мы даже незаметно для самих себя легенды о нём сочиняем...» Это в 1968 году написано. Человек всё понимал! Но ведь он тоже актёр, ему тоже хочется славы и любви. И рядом чуть не ежедневно – тот, кто могучим образом показывает тебе, что такое слава и любовь, которых у тебя не будет никогда. Сосед по гримёрке А. Васильев, отличный артист, поделился короткими честными воспоминаниями – как раздражал его ВСВ, как он долгое время не воспринимал его масштаб напрочь. Подумаешь, парень с гитарой. Васильев с Хмельницким тоже были парни с гитарами. Вообще нет на свете таких обязанностей – как завидел талант, так и бухайся ему в ножки. Вон министр просвещения Уваров, когда умер Пушкин, сказал: «Писать стишки не значит проходить великое поприще». Да что министр – друзья твердили, что поэт давно исписался, когда он какого-нибудь «Бориса Годунова» сочинял. Старая история. «Мы тоже, мы тоже...» – и не поспоришь...
Свою личную драму ВСВ великолепно понимал: кони привередливые. То есть, занудно-рационально говоря, неумение снимать нервное перевозбуждение. Творческое исступление он тут же сменяет на алкогольный драйв – и рухнуло даже такое железное здоровье, как здоровье советского, до войны рождённого мальчика. Но есть и драматизм общего порядка, и это вовсе не советский режим, который помешал ему не так уж сильно в творчестве. Да, роли хорошие в авторском кино мимо прошли, снимался в основном в «синема-бис», но ещё пяток лет протянуть, поберечь себя – и сыграл бы несыгранное. Думаю, не хватило ВСВ уважения. Не любви (её было море-окиян), а уважения. Такого, каким, скажем, окружают в Германии учёных людей («о, это герр профессор!»), а во Франции – писателей (ну, раньше так было). Просто вот – не в нашей традиции. Кстати сказать, единственное воспоминание в сборнике, окрашенное в тона глубокого уважения, – статья Аллы Демидовой. Так на то она и есть – Демидова, наверное, зависти не знавшая в жизни вообще никогда.
Сейчас, конечно, странно и говорить об уважении к талантливому работнику: новое время двигает на нас полки людей, гудящих дружно это самое «мы тоже, мы тоже!». Все поют, все пишут, все пляшут и сами себе критики к тому же. Какова должна быть сила Инспирации, чтобы талант пробился в такой ситуации, уж и не представляю. Миллионы полуграмотных полузнаек, загрязняющих мир своими «мнениями», вряд ли будут способны просто – послушать, помолчать, преклониться, отдать дань почтения...
У Высоцкого была публика. У нового Высоцкого такой публики уже быть не может – поэтому нового Высоцкого ждать не стоит.
Да и зачем? Нужны нам гении, что ли? Одно беспокойство.