К 120-летию Фаины Раневской Театральный музей имени Бахрушина (Москва) 27 августа, в день рождения актрисы, открыл выставку, занимающую один просторный зал. Разглядывая фотографии Раневской, всегда удивляющие своей запредельной выразительностью (неужто это один и тот же человек?), задумываешься: почему всё-таки именно её легенда оказалась такой мощной, живёт до сих пор...
Раневская изрекает афоризмы и после смерти – ей приписывают острые фразы и анекдоты. Она решительно «ушла в народ». Её уже дважды играли в современном кино (Татьяна Васильева и Юлия Рутберг). Нет ни одной книги, где анализируется только её актёрское творчество (а что там анализировать, когда всё ясно: гений), – но существует неимоверное количество воспоминаний о ней самой. Все актрисы, для которых Раневская – кумир и высший авторитет, обладают своеобразной внешностью, умны, начитанны, и Раневская для них – ободряющий пример беззаконной уникальности. Вот, можно оглушительно прославиться, не сыграв ни одной молодой героини в музкомедии или мелодраме. Можно обворожить современников и даже потомков без хорошенького личика. Можно стать не просто актрисой, но – художественной личностью, у которой и бытовые проявления эстетически выразительны, запоминаются свидетелям, тянет их записать, рассказать о них миру.
Принято считать, что Фаина Раневская сыграла мало, страдала от невостребованности. Думаю, это не совсем так. То есть страдать-то она страдала, куда же актрисе без этого, но в кино, к примеру, для своего диапазона она сыграла немало (в какой стране мира пишут роли для женщин в возрасте, помилуйте!). Кроме того, у Раневской было два блистательных «двойника», две актрисы, которые могли бы сыграть многие «её» роли: Серафима Бирман и Рина Зелёная. Бирман и сыграла царицу Ефросинью в «Иване Грозном» Эйзенштейна – роль, в которой режиссёр видел Раневскую. Начальство забраковало Раневскую из-за еврейской-де внешности. Можно себе представить, в какой ярости была бывшая Фанни Гиршевна Фельдман (настоящее имя Раневской), ради русского театра порвавшая с семьёй, отрешившаяся от своей родовой среды бесповоротно! Она виртуозно могла свою еврейскую внешность как «включить», так и «выключить».
Если Роза Скороход (шедевр Раневской, фильм «Мечта» Ромма) была квинтэссенцией сущности еврейской мещанской матери в напряжённо-трагическом варианте, то мамаша из чеховской «Свадьбы» – неоспоримо русская. Какую-то особую скептически-хитрую, кисло-злобную гримасу придумала для неё актриса. И совсем другой, подло-лицемерный вариант – фрау Вурст из картины 1949 года «У них есть Родина». Никаких еврейских черт, это именно немецкая гадина, с её показной дешёвой сентиментальностью... Кстати, за небольшую роль в этой чугунной ленте по сценарию С. Михалкова (злобные англичане удерживают в берлинских приютах советских детей) Раневская получила Сталинскую премию. А всего у неё их было три – Сталину нравилась Раневская. «Раневская всегда разная», – заметил он. Тиран разбирался в актёрском искусстве.
В кино были сплошь мещанские стервы или интеллигентствующие идиотки – театр давал больше возможностей, там она играла и сложных, страдающих, незаурядных женщин. Но в любом случае выжимала из роли всё, что возможно, и более того. В любой роли светилась личная обворожительность актрисы, виден был её умный глаз. Она сама иронизировала над своими стервозными героинями – чаще всего такими наивными и простодушными в своей дурости или злобе. С публикой общался некий умный и проницательный дух, преодолевший пол, возраст, национальность, историческое время жизни своего биологического носителя. И он смеялся! В грозах и тьме жестокого века – он смеялся! Всё-таки в стихии комического Раневская была сильнее всего – её «трогательные» роли превосходны, но мне нравятся куда меньше. Женщинам легко плакать над собой – посмеяться над собой умеют немногие.
Как она работала, какая у неё была «техника» – бог весть. Никто не знает. На выставке представлены потёртые листочки машинописи – тексты ролей, куда Раневская вписывала от руки придуманные ею самой реплики. Актриса как будто «видела» своих героинь живыми и слышала, что они должны говорить. Это уже не «техника», а чудо и тайна. Такому обучить невозможно...
Что касается самой выставки в Театральном музее, в ней есть странности. Так, на стене справа от входа развешены фото Раневской, некоторые из них – редкие, широкой публике не известные. Но развешены таким образом, что некоторые из них оказались под потолком, их не разглядеть и подписи не прочесть. В нише в конце зала размещены киноплакаты фильмов с Раневской и водружён монитор, но он ничего не показывает. Я нажимала кнопки пульта – напрасно. Другой монитор, в зале, предъявляет фильмы с Раневской, и стоят сиденья с афоризмами от Раневской на спинке. Ладно.
Самое странное – слева от входа. Там расположены некие ширмы с вращающимися маленькими панелями – эдакий «интерактив». На лицевой стороне – портрет какого-нибудь видного современника актрисы (Шостакович, Ахматова и многие другие). Перевернёшь – с изнанки можно прочесть что-то из писем и заметок актрисы об этом современнике или из его письма к актрисе. Немножко, так, отрывочек. Люди в музее – они как дети, ходят, вращают панельки. Но, скажем, фото знаменитой актрисы Малого театра Ольги Садовской не подписано, а некоторые «изнанки» просветительских этих панелей показались мне сделанными наспех, небрежно. Как говорится, креативили-креативили, да недокреативили (о, предлагаю новую скороговорку для уроков сценической речи). Больше всего впечатляют подлинники писем и заметок Раневской. И её лицо.
В молодости она была интересной девушкой, кстати, худющая, глазастая, в декадентском стиле. «Старая харя не стала моей трагедией – в 22 я уже гримировалась старухой» – писала актриса. Она приводила людей в состояние экстатического восторга – и никогда не была довольна собой. Нигде не училась официально актёрскому мастерству – и явила собой фантастическое проникновение в самую сущность актёрства в принципе. Одинокая в жизни, вызывала и вызывает любовь миллионов людей. Дружила с Ахматовой и нравилась Сталину...
Нет, как бы Раневская ни жаловалась на судьбу, она – победительница.