Новая книга Дмитрия Быкова «Тринадцатый апостол. Маяковский» по объёму так же солидна, как его предыдущие книги о Пастернаке и Окуджаве, – 827 страниц. Читается легко – но, конечно, при непременном условии: надо знать русскую поэзию. Тогда книга Быкова воспринимается с живым интересом, вызывает мысли, подталкивает к спорам…
Пастернака и Окуджаву автор любит горячо и безоговорочно: с Маяковским, видимо, дело обстоит не так однозначно. Недаром книгу Быков писал долго, выход её был объявлен ещё в 2013 году, к круглой дате со дня рождения поэта, но появилась она только сейчас. Следы крупных творческих мучений заметны в тексте: он неровен, что-то выписывалось довольно тщательно, что-то в спешке, не все концы сходятся с концами. И композиционный приём – начинается с самоубийства Маяковского и заканчивается им же – кажется вынужденным. Поэт снял все противоречия своей жизни, убив себя, автор книги о нём «закольцевал» рассказ, погрузив все противоречия своего текста внутрь трагедии поэта.
Быков Маяковского любит, но не очень. Не слишком. Не безоговорочно. И несколько побаивается говорить об этом чересчур прямо – ведь те, кто развенчивал Маяковского, кончили жизнь не лучшим образом. У мёртвого Маяковского есть кое-какие возможности – намекает Дмитрий Быков и проявляет определённое благоразумие. Сохраняет по отношению к жизни и творчеству поэта некоторую дистанцию. И это, надо заметить, благотворно сказывается на качестве текста: книга о Маяковском удалась автору, на мой взгляд, куда лучше, чем сочинения о Пастернаке и Окуджаве.
«Тринадцатый апостол» – текст внятный, ясный, Маяковский в нём отчётливо виден и не заслонён страстной жаждой автора превознести излюбленного поэта. Желающие подробнее узнать о личной жизни Маяковского найдут почти (поэт был скрытен) всех его женщин, включая тех, с которыми, как говорится, «ничего и не было», кроме нежной дружбы. Любители истории литературы могут ознакомиться с отношениями поэта и его выдающихся современников (Горький, Луначарский, Есенин, Брюсов, Чуковский, Хлебников и многие другие). Правда, не для всех нашлось место – так, лишь упомянут и никак не представлен важный для Маяковского человек, режиссёр Мейерхольд, которому мы и обязаны появлением драматургии в творчестве поэта. Но что поделаешь, «всех не переброешь» – так сказал в анекдоте один парикмахер перед тем, как повеситься.
Трудно назвать книгу Быкова аналитической – он любит не записывать ход мысли, а давать сразу результат, формулу, афоризм. Получаются сплошные утверждения, и нередко впечатление, будто автор тебя грузит, что-то вдалбливает, да и не по одному разу. Но формулы и афоризмы любил и сам Маяковский, поэтому, будем считать, что автор книги заразился методологически от своего героя. Тем более что Быков чувствует некоторое родство с поэтом – по конфликту с современной им действительностью. «Первый признак затравленности – глубокой, настоящей – именно неразличение масштабов противника: реагируешь уже на любой укус, не раздумывая, стоит ли вообще брать в расчёт столь ничтожного оппонента» – пишет Быков. Конечно, это и о себе. (Хотя остроумная быковская формула верна в принципе). Вообще настроение автора книги «Тринадцатый апостол» – неважное. Можно сказать, плохое. Россия опять идёт не туда, и поэтам опять нет места в действительности, хотя оно им и не нужно, как они любят утверждать.
Да к тому же – «Литература не способствует душевному здоровью. В литературе никто никого не любит. У поэтов ещё случается подобие солидарности, потому что они от среднестатистических здоровых людей отличаются ещё больше, чем прозаики; но тоже, в общем, «обычай, в круг сойдясь…» (с. 750).
Что это за оборванная цитата – «обычай, в круг сойдясь»? Это из стихотворения Дмитрия Кедрина «Кофейня» (1936). «У поэтов есть такой обычай – в круг сойдясь, оплёвывать друг друга…» Быков считает, эти стихи настолько общеизвестны, что достаточно и трёх слов из них? Или фигура Дмитрия Кедрина ему для текста совершенно не нужна, лишняя, мешает, вредит концепции?
Возможно, что так. Ведь мысль автора книги, которую он упорно повторяет, состоит в том, что к 1923 году лирическая поэзия в Советской России (с введением НЭПа) стала не нужна, невозможна, немыслима, читатель исчез, поэты замолчали, самоубились, уехали. Дмитрий Кедрин (не он один, но он особенно) эту мысль опровергает. Причём – начисто. Поэзия была, есть и будет, другое дело – общественная востребованность поэтов, но ведь это совсем другой вопрос, не так ли? Если человек собирает тысячную аудиторию, а потом перестаёт собирать тысячную аудиторию – имеет ли это такое уж важное значение для собственно поэзии?
Маяковский в изложении Быкова не выглядит ни святым, ни чудовищем. Читатель, скорее всего, будет колебаться между симпатией и сожалением, и это для современной ситуации – отношение здоровое. Быков перелопатил столько литературы и натащил в свой текст столько цитат, что, вне зависимости от любви-нелюбви к Маяковскому, читателю гарантировано приятное напряжение интеллекта. Правда, воскресшим Маяковским трудно пользоваться в современных публицистических целях – ну не подходит он для этого. Для живописания своего отношения к России XXI века Быкову надо написать совсем другую книгу, которая кусками «вылезает» из «Тринадцатого апостола» и только портит хороший текст.
Специалисты, возможно, найдут ошибки и оговорки, я нашла одну. По словам Быкова, Маяковский «танцевать любил, выделывал, как Белый в парижских ресторанах, эксцентричные, сумасшедшие па».
Андрей Белый выделывал па в берлинских ресторанах. Но это, конечно, мелочь. В сравнении с тем, что автор так и не определился: Маяковский – трибун революции или глашатай империи? Если учесть, что революцию Дмитрий Быков почему-то любит, а империю почему-то ненавидит, это уже мелочью не назовёшь.