Представлять одного из ста лучших кинорежиссёров мира нет необходимости. Оставаясь всегда при своём мнении, он этого мнения не скрывает, выражая его как в творчестве, так и в личном общении.
О создании фильма
«Франкофония» – совместное производство Германии, Франции и Голландии и не является документальным фильмом. Это художественная попытка через индивидуальные впечатления человека передать особенности исторического переживания. Пытаясь определить жанр, европейцы придумали подзаголовок «Европейская элегия» – такое лирическое отношение к истории… Название – выдуманное слово, предположение о любви ко всему французскому. Анализируя жизнь немецкого общества после Первой мировой войны, я обратил внимание на поголовную влюблённость немецких офицеров во французскую культуру. Это были высокообразованные люди, не раз и не два побывавшие во Франции. Это был единый мир, единое общество, это была война двух сестёр. Это означает, что «воюем мы – не воюем, но мы всегда сядем в одном кафе за чашкой кофе». И мы всё время стремимся сесть за этот стол, взяться за ручку той же чашки, ан не выходит: мы там – чужие. И попытка понять, почему мы чужие, предпринята в этом фильме. Это не нравится как европейцам, так и моим соотечественникам: в картине мало комплементарного для тех и других. Французы говорят: «У нас не принято говорить об этом». Выход картины совпал с моментом, когда в Европу пошли толпы явных и фиктивных беженцев, и, возможно, кому-то «Франкофония» поможет что-то понять.
О проблеме
Что это за проблема, когда большая цивилизованная страна, считающаяся главным хранилищем искусств XIX века, сдаётся стране-неприятелю? В чём французы выиграли, а в чём проиграли? Потерянные миллионы, разрушенная страна, но сохранённая честь или потерянная честь, сохранённые жизни, спасённая культура? Это имеет буквальное отношение к происходящему в Европе и к тому, что происходит с нашим Отечеством. Это всегда находит отражение в жизни отдельного человека. Что такое компромисс? Об этом надо говорить молодым людям. Когда компромисс является честным и мужественным решением, а когда – трусостью и сдачей позиций? Этот фильм формулирует эту проблему. Через это можно молодых людей научать этике, эстетике, проблематике и драматизму истории, который кроется в таких сложных проблемах.
Как в условиях глобальной катастрофы, когда гибли города, сотни тысяч людей на фронтах, можно было думать «что может произойти с тем, что у нас в музеях?». Для меня музейная жизнь, музейное сообщество являются качественным признаком цивилизационной основы интеллигенции. Какая атмосфера в музее? Кто работает в национальных архивах? Это важная характеристика национальных привычек, национального качества жизни. Долгое время в Европе это было запретной темой для разговора. Размышления на эту тему вызывали замечания: меня называли националистом. А я говорил, что, сливаясь в европейских объятиях, французы и немцы не должны забывать, что они французы и немцы.
Реакция французской публики на показе в Ницце была эмоциональной, но я не услышал осуждения за моё мнение, что Франция, как государство, несла тогда часть ответственности. Европейцам было интересно, но насколько это будет интересно моим соотечественникам, сказать не могу.
О прокате
Фильм будет показан в Европе, Штатах, Латинской Америке, Японии. В Германии, где фильмы обычно полностью дублируются, в случае «Франкофонии» сделаны немецкие субтитры и сохранён авторский вариант, где существуют русский голос, а также франко- и германоговорящие персонажи. Вопрос дублирования – это вопрос художественной целостности фильма, его атмосферы и его интонации, являющейся признаком художественного качества ленты и стремления автора. Моё стремление – это попытка достижения художественного результата, а не документалистика.
В Италии есть ещё специальные показы в университетах. Как сказал Пиотровский, этот фильм нужно показывать в вузах. Для меня это самая высокая оценка. Не только потому, что это мнение выдающегося деятеля культуры России, но и потому, что это принципиальная оценка нашего труда.
В кинотеатре «Аврора» с 28 февраля начнутся показы «Франкофонии», но мне неизвестно, сколько фильм продержится на экранах. У меня есть подозрение, что сегмент людей, интересующихся серьёзным в визуальной культуре, сужается.
Знаю, что прокатчику придётся упрашивать кинотеатры: «Найдите время для такого-то фильма!» При отсутствии государственной системы показа серьёзного кино судьба таких фильмов непредсказуема. Нам надо воссоздавать этот сектор кинопроката. Нужны небольшие бюджетные кинотеатры на 50–100 мест – по всей стране, начиная с городов с населением 50 тысяч. Русские режиссёры, создающие фильмы на государственные деньги, должны иметь право отчитаться, на что потратили эти средства. А нынешняя система кинопроката удовлетворяет лишь интересы голливудской киноцепочки.
Об отечественном кино
Все известные сегодня культурные и некультурные фонды, правительство, Министерство культуры отказали мне в деньгах на съёмку этого фильма. Я обратился за помощью к европейцам, понимая, что я уже в эти битвы не воюю.
Нужно менять что-то в банковском деле, потому что во всём мире существуют дешёвые кредитные деньги, которые легко взять на производство кинокартин. Сейчас нелёгкое время: кинопроизводство сокращается, мы теряем кадры. Активно может работать только «Мосфильм». Всё остальное кинопроизводство скукоживается. Перестала существовать Свердловская киностудия, оборвалась документальная цепочка в Сибири, нет кинематографа на Северном Кавказе… Нужна государственная политика в отношении кино. Сегодня национального кино, которое было в советское время, не существует. Существует московский кинематограф, но человек, живущий в Екатеринбурге, имеет другую эстетику, у него другие проблемы и темы. Он не будет снимать то, что снимают москвичи…