24 января в Большом зале консерватории состоится концерт одного из ведущих оперных певцов мира. Как себя чувствует русский певец за границей, и в какой стране публика лучше принимает артиста в интервью с Родионом Погосовым.
- Когда Вы поняли, что хотите и можете петь?
- Это произошло в период моего обучения в училище им. Гнесиных на факультете «Актер музыкального театра». Я тогда и не думал быть певцом, а мечтал о карьере актера. Это был экспериментальный факультет, на котором готовили артистов синтетического жанра, способных на сцене и петь и танцевать. Я попал в вокальный класс к Дмитрию Вдовину, на тот момент мне было 17 лет. Этот возраст довольно ранний для постановки голоса у молодых людей, не занимавшихся пением с детства. Я до сих пор не знаю, что он во мне тогда увидел. Стыдно признаться, но я никогда не тянулся к классической музыке и как нормальный молодой человек своего времени слушал рок. На первом занятии Дмитрий Юрьевич попросил меня спеть, я исполнил одну из неаполитанских песен, которую много раз исполнял в детском театре. Сейчас я понимаю, как это было забавно. Тем не менее, он стал со мной заниматься, долго объяснял технику звукоизвлечения, что такое пение на дыхании и именно благодаря ему я открыл для себя мир классической музыки. А когда я посмотрел фильм Милоша Формана и услышал «Реквием» Моцарта, то осознал, чего был лишен, и как раньше не слышал и не видел огромный мир музыки. Я стал впитывать как губка все, что только можно, слушал огромное количество записей. В конце концов, Вдовину удалось изменить мое отношение к драматическому театру. Я понял, что для меня гораздо интереснее совмещать на сцене актерское мастерство и пение, ведь музыка это готовая эмоция, ничего не надо придумывать, создавать иллюзию игры, как бывает в обычном театре. Вот именно в этот момент пришло четкое понимание того, что я хочу делать дальше.
- После нашумевшего дебюта в «Волшебной флейте» (театр «Новая опера, партия Папагено) Вы уехали из России в программу молодых певцов театра «Метрополитен-опера». Чем было обусловлено это решение?
- Это все случилось достаточно неожиданно. Дмитрий Юрьевич Вдовин постоянно подталкивал меня к участию в разных мастер-классах и вокальных конкурсах. Потом была постановка «Волшебной флейты» в театре «Новая опера». В 19 лет меня взял в штат Евгений Колобов, хотя на тот момент я даже не закончил Гнесинку. И в это время на мастер-классы в Москву приехала кастинг-директор Метрополитан-опера Ленор Розенберг. Я спел 3 арии, она подошла к Вдовину и пригласила меня на прослушивание в молодежную программу театра. Желания ехать у меня не было, на тот момент я и представить себе не мог, какие возможности открываются у участников этой программы. Тогда из России мало кто еще уезжал, был конец 90-х годов. И тем не менее он меня уговорил и я поехал, ни разу не пожалев потом об этом. Я был первый русский в молодежной программе Метрополитан-опера.
- Считаете ли Вы, что для современного оперного певца обязательны ангажементы в ведущих театрах мира? Или важнее иметь стабильный контракт, например, в труппе Большого театра?
- Многие певцы сходятся во мнении, что русскую музыку очень тяжело петь. Вам, как русскому человеку знакомо это определение? Или это мнение подходит лишь западным певцам?
- Для западных певцов естественно, русская музыка необычайно сложна, прежде всего, из-за языка. Но также русскую музыку тяжело петь и нам, певцам русской вокальной школы. Когда мы учимся петь, упор идет всегда на итальянский репертуар. Считается, что именно его необходимо уметь петь, ведь родина певцов - Италия. Много поют и немецкого репертуара. А про русскую музыку зачастую забывают. И когда я уже сам захотел петь Онегина и начал учить всю партию, я понял – я, русскоговорящий человек, не могу петь по-русски! Все это невероятно сложно. Произношение слов, редуцирование гласных, специфические звуковые окончания слов. Так что русская музыка сложна для всех певцов без исключения.
- Если сравнивать российскую публику и публику в Европе, в чем разница, и есть ли она?
- Да, разница есть. Например, американская публика очень открыта, даже немного наивна. Они приходят на концерт что бы получить от него удовольствие. И иногда они это удовольствие, могут сами себе немножко надумать, найти. В Европе понравиться сложнее. Европейцы несут в себе огромный исторический культурный пласт, и они достаточно избалованы уровнем артистов. В Европе нужно вдумчиво и глубоко работать, что бы произвести впечатление на публику. Но на самом деле зрители везде становятся одинаковы тогда, когда ты находишь с ними контакт, когда со смыслом работаешь роль, честно выдаешь все, что можешь и умеешь. Вот тогда твои эмоции и то, что ты хочешь передать в зал, достигает своей цели.
- Большой зал консерватории –своеобразная Мекка для всех уехавших российских музыкантов. Каково это, петь в сольном концерте после такого перерыва на этой сцене?
- В России петь всегда тяжело, поскольку это мой дом, место, где я родился. Тут от меня ждут всегда большего. И поскольку я связан с Метрополитан-опера, это дополнительная нагрузка. Значит, я и петь должен как солист знаменитого театра, это огромная ответственность, должен быть на 2 головы выше возможного. Конечно, я очень волнуюсь.
- В программе каждого сольного концерта есть своя изюминка. Что особенного будет у Вас?
- Прозвучит то, что я раньше еще не исполнял, например, арию Мазепы Чайковского или арию из оперы «Заида» Моцарта, которая вообще крайне редко исполняется. Конечно Фигаро, которого я много исполнял на разных сценах, публика её знает и любит. В целом будет много интересных произведений, некоторые не столь известны у нас. Надеюсь, зрителям понравится.
- Где Вы чувствуете себя, как дома?
- Моя профессия предполагает частые поездки, и я приобрел такую хорошую привычку делать домом то место, где я живу в данный момент. Так легче и правильнее. Я могу приехать в отель и поверить в то, что я дома. Тогда везде будет хорошо и комфортно.