Возможно ли художественными средствами опровергнуть или создать миф? Такие вопросы приходили в голову во время просмотра нового телефильма «Григорий Р.», посвящённого фигуре Григория Распутина. Старец Григорий – конечно, классический «беспокойник», то есть личность, активно живущая после смерти в сознании людей. В последние годы активность знаменитого «беспокойника» заметно возросла!
Когда речь ведётся об исторических фигурах и событиях, публика напрочь отказывается понимать, что такое «художественность», замешанная на вымысле и личных предпочтениях. Нет, ты, брат, «расскажи, как было»! И сколько ни объясняй, что «как было» никто не знает и не узнает никогда, – бесполезно. Распутин – миф о диком «русском духе», и выяснить о нём не то что полную историческую правду, но даже что-то локальное (скажем, был ли он половым гигантом) – нет возможности.
К примеру, историк Д. Коцюбинский в недавней книге о старце, довольно убедительно рассуждает, что половым гигантом при своей психопатии и образе жизни Распутин не являлся. Я верю историку, но при чём тут миф? Его не переспоришь. Это прекрасно показали французы в совместной с русскими залепухе «Распутин» (2011), где Жерар Депардье возлежит на бескрайней кровати с тремя прелестницами. И это не вызывает возражений – для Депардье одной прелестницы было бы маловато, как и одного гражданства. На свой лад Депардье очень даже убедителен – этакий крестьянский Дед Мороз или, точнее, Пэр Ноэль, обладающий неиссякаемой жизненной силой и поразительным добродушием. Громовой вопль «Это не Распутин» удивителен своей бессмысленностью – разумеется, это не Распутин, это кино, игра света и тени, это актёр в роли. Другое дело, что Депардье, что называется, глубоко не копал, так с чего бы ему, мужичку с французских виноградников, глубоко копать? Никогда Бель Франс нас не понимала, но всегда восхищалась нашей варварской эстетической выразительностью, более века питая пристрастия ко всем блюдам «а-ля рюс».
Вот уж чего не было в Распутине – Иване Охлобыстине (фильм «Заговор» 2007 года), так это добродушия. Его герой нёсся в вихрях азартного шарлатанства, он был ловкий и весёлый прохиндей, в котором проступала артистическая чертовщинка. В обстоятельствах крушения империи Распутин-Охлобыстин чувствовал себя вольготно и даже комфортно. Охлобыстин твёрдо гнул свою линию обаятельного мошенника, для которого история – цирк, а основная задача – оказаться в этом цирке фокусником или гипнотизёром. И то, что в Петербурге 2007 года слишком уж откровенно лезли в кадр стеклопакеты, ему нисколько не мешало: актёр откровенно трактовал Распутина как русского балаганного чёрта, который в любые времена может выскочить из своей коробочки.
А вот Алексей Петренко из картины Элема Климова «Агония» (1974) балаганным чёртом не был. Фильм Климова не шедевр, но в нём есть воздух трагедии, мучительная сложность распадающейся жизни и необходимая для этого исторического сюжета мрачность. Петренко-Распутин передавал ужас происходящего: как в блистающие дворцы «из тьмы лесов, из топи блат» пришло ОНО. И несло в себе это ОНО, скрываясь под человеческой личиной, всё то, что будет потом: анархию, хаос, кошмар войн и революций. ОНО как будто вырвалось из-под земли, вобрав в себя все ереси русского сектантства, всю разбойничью ярость русского бунта. В игре Петренко было нечто сверхъестественное – как оно, несомненно, было в его герое.
Новая трактовка (сценарий Э. Володарского и И. Тилькина, постановка А. Малюкова) как будто берёт на себя миссию уяснить историческую правду. «Григорий Р.» взял в проводники по историческим лабиринтам фигуру следователя, ведущего дело о Распутине. Правда, эта фигура вымышленная, но тем не менее мы вправе ждать даже от вымышленного следователя точного и внятного заключения: виновен, не виновен.
Не виновен по всем статьям! Коня не крал, девушек не портил, взяток не брал, царя с толку не сбивал. Более того, в голову Григория Р. уже при сборке был вмонтирован мобильный телефон, по которому он связывался лично с Господом Б. И не его вина, что связь постоянно прерывалась и шли помехи – это всё провайдеры.
Владимир Машков, играющий Распутина, только что в картине с Депардье сыграл Николая Второго. Там он, конечно, тоже задействовал главные средства своей выразительности: сдвинутые брови и неподвижный исступлённый взор, который артист вперяет в пространство перед собой. Но в роли слабого императора главной задачей актёра было приглушить внутреннюю силу, которой он так славен. В роли же Распутина Машков эту силу полностью изверг наружу.
Как Депардье был убедителен на свой лад, так и Машков убедителен – на свой. В нём нет добродушной психофизики много евшего, пившего и любившего баловня судьбы. В нём есть воспалённая жажда спасти мир, столь характерная для русских «маньяков истины». Это человек «об одной идее», как выражался Достоевский, цельный, страстный и неисправимый. Актёр играет несколько однообразно, но сильно, заразительно, да и вся картина Малюкова довольно любопытна, много хорошо сыгранных ролей второго плана, но…
Но к чему всё это? Опровергнуть миф художественными средствами невозможно и противопоставлять мифу – некую «историческую правду» бессмысленно. Миф опровергается (или дополняется) мифом, а не «правдой». Тем более в новой картине эта правда не историческая, а псевдоисторическая. На новый миф новый Распутин не тянет. Он и задуман не как миф, а как его опровержение – герой, уверяют нас, не брал, не крал, не распутничал, не, не, не… Так какой же это герой, если у него нет действенных характеристик? Положил руку на голову, что-то пошептал, и всё. Раздавленные встают, больные пляшут. Какой-то кастрированный выходит «русский дух», какой-то невозможно приторно-добродетельный, сладко-карамельный. Хоть и в звероватом облике.
Так что иноземцы, для которых Григорий Распутин – это «кошмарный русский бред» в стадии максимальной эстетической выразительности, оказываются лучшего мнения о «русском духе», чем соотечественники, соблазнённые химерой псевдопатриотизма. Иноземцы убеждены, что русский дух распутен и непременно снабжён всеми атрибутами ужасного божественного величия (беспробудное пьянство, богатырская жизненная сила, эротическая несокрушимость).
А русские, видимо, считают, что главное – это не пить, не курить, матом не выражаться, сексуальную ориентацию не выяснять, не, не, не… А что да, да, да? Как – что? Любить императора.