На Новой сцене Большого драматического театра (Санкт-Петербург) состоялась премьера спектакля «Алиса». Это первая работа в БДТ нового художественного руководителя театра Андрея Могучего. И новый выход в непривычной обстановке для Алисы Фрейндлих – одного из главных символов Ленинграда-Петербурга.
Женщина по имени Алиса оказывается в запертом лифте, откуда попадает в страну, где когда-то бывала девочкой, – сильно постаревшую Страну чудес. Там доживают свой век чокнутые чудики. Там бродят пожилые воспоминания и печали, обычно приходящие во время бессонницы. Растерянная Алиса пытается не дать себя запутать, старается выбраться из этого дурного мира, и в конце концов ей это удаётся.
Литературная основа спектакля «Алиса» –плод коллективного сочинительства самого А. Могучего, а также драматурга С. Носова и завлита БДТ С. Щагиной. Это клочковатый текст с множеством сентиментальностей и философствований, иногда занятный, иногда пустой. Но ничего не поделаешь, подавляющее большинство современных режиссёров глухи к слову.
Трудно понять, к примеру, зачем в начале спектакля персонаж Кролик (А. Петров) произносит длинную речь на тему «Была надежда, но всё проср…». Последнее слово звучит раз тридцать, а ведь достаточно было бы одного раза (лучше, конечно, ни одного). Начало второго действия – огромные мнимоисповедальные монологи персонажей в отсутствие Фрейндлих – по-моему, совершенно ни к чему. Без неё на сцене скучновато. Вдобавок все персонажи одеты в чёрное, как это принято поголовно у режиссёров-«новаторов». Эти новаторы уже и сами обросли густыми штампами, не хуже старичков-рутинёров.
Музыку режиссёры любят больше, чем слово, но как-то безразмерно. Нередки на драматической сцене беспрерывно играющие рояли и оркестры. В «Алисе» с неизвестной целью играет камерный ансамбль. Музыка к спектаклю сочинена специально композитором Н. Хрущёвой. Чистенько, грамотно, бесцветно.
А вот пространство «Алисы» придумано Могучим изобретательно и забавно. Обитые бархатом ложи и ярусы, позолота и хрустальные люстры Новой сцены БДТ замотаны белой холстиной, сцена и зал меняются местами – в первом действии зрители сидят на сцене, во втором – перемещаются в зал. И это маленькое зрительское приключение сбивает инерцию восприятия, приближает немного к свежим радостям детского мира. Ждёшь, что будет странно, чудесно, весело, смешно, – и кое-что сбывается.
Это странно. И даже иногда интересно. Но не весело и не смешно, тем более не чудесно. Рассказ об усталом, выдохшемся мире, потерявшем смысл. Здесь рассуждает умный Шляпник (В. Ивченко), пытается командовать взбалмошная Королева с вздыбленными волосами (И. Венгалите), дерзит клоун Шалтай-Болтай (А. Шарков)… Но это по инерции, без вдохновения, точно в провинциальном репертуарном театре. Этот потухший мир ждёт спасения от той Алисы, «шалуньи-девочки-души», что когда-то умела плакать и смеяться, которая принесла с собой жизнь и радость. Но теперь она всё забыла, она сама устала и растерялась…
Глаза зрителей впиваются в маленькую фигурку загадочного существа без возраста, с белыми волосами и поразительно живым, изменчивым, неповторимым лицом. Среди них, конечно, есть те, кто помнит дебют Алисы Фрейндлих более полувека тому назад на сцене Театра имени Комиссаржевской. Вера Фёдоровна рано оставила сцену и жизнь, Алисе Бруновне суждена иная участь, другая весть заключена в её умном и упорном существовании. Фрейндлих по-прежнему доставляет наслаждение одним фактом своего пребывания на сцене. В данном случае – ещё и предъявляя судьбу человеческой нормальности в свихнувшейся обстановке.
Вместо того чтобы играть очередную бенефисную скукоту про голливудскую актрису или европейскую пианистку, вспоминающую свою жизнь, Фрейндлих принимает участие в оригинальном представлении, где неизвестно, как себя держать и что делать. Это бодрит, творчески встряхивает. Другое дело, что фантазии Андрея Могучего кого-то увлекают, а кому-то кажутся инфантильными и бедноватыми.
Алиса Фрейндлих (1934 года рождения) принадлежит к героическому поколению интеллигентных ленинградских женщин, переживших девочками эвакуацию и блокаду, привыкших к непрестанному труду, достигших удивительной нравственной высоты. Они и сейчас работают – учителями, врачами, архитекторами, библиотекарями и т.п. И тот ясный свет, что льётся из глаз Фрейндлих, для них – нечто заветное и родное, помощь, опора и поддержка в трудном пути. Театр же существует не для театроведов, а для публики. В том числе и для таких женщин.
Думаю, многое их тронет в спектакле – в основном монологи Фрейндлих о бессоннице, о встрече с умершей мамой. Это понятно и человечно. Остальное вряд ли будет им близко – более молодая аудитория может заинтересоваться фарсовыми зигзагами представления и даже отыскать в них глубину. Новая «Алиса», очевидно, будет иметь определённый успех у публики, и для труппы БДТ она полезна, как встряска застоявшегося организма.
Однако встряска встряской, а работать БДТ после реконструкции придётся в зале на 1200 мест. Неясно, как с этими бархатными ярусами и хрустальными люстрами справится Андрей Могучий, для которого зальчик-трансформер мест на 200 – это идеальное пространство. На свете есть мера всех вещей, считали древние греки, и сочетаются ли Могучий и БДТ, видимо, надо спрашивать у какого-нибудь древнегреческого оракула, я такого ответа дать не могу. У нового художественного руководителя БДТ есть привлекательные черты – он способный к своему делу человек, не циник, не любит на сцене смаковать извращения и девиации (и вообще как режиссёр аполитичен и асексуален), в нём нет пошлости, у него живой подвижный ум и открытый характер. Но 1200 мест товстоноговского БДТ при нелюбви к пьесам, при отсутствии чёткого метода работы с актёрами! Не знаю, не знаю… Единственное, что я знаю, – спектакль «Алиса» длится недолго, два действия по часу, а Фрейндлих в прекрасной творческой форме и может играть и то, и это, и всё что угодно. Радость наша.