Станция. Письмо второе.
20 ноября 2012, 11:53 [«Аргументы Недели», Галим Шаграев ]
Неделю назад мы начали публикацию нового произведения Галима Шаграева - "Станция". Сегодня мы публикуем вторую главу. Точнее, второе письмо. Именно так предпочитает сам автор именовать 12 частей своей новой оригинальной работы.
Станция
или Двенадцать писем сокровенного человека
Письмо второе
ПРОТОКА
...Там солнце купалось лучисто и жарко.
Вода протоки — почти без движения — прозрачнее и легче, чем на реке.
Золотисто-желтый песок ее берега глубоко прогрет солнцем.
Девочка, с которой знаком уже три недели, тихо трогает меня за руку и, прижав палец к губам, незаметно, чтобы никто не увидел, кивает в сторону протоки; лениво, как бы нехотя, отряхивая налипший на мокрое тело песок, я встаю, а ноги не гнутся, и сладко ноет сердце, — мне нравится быть с ней, и мы, случается, частенько уходим от почему-то ставшей слишком шумной для нас компании сверстников.
До девочки я ходил на протоку один.
Сколько в ширину та, моя, протока?
Шагов двадцать - двадцать пять, не больше.
Но лучистое отражение солнца здесь так близко, что, кажется, можно достать его рукой, но, как я ни пытался, как ни хотел поймать тесно сдвинутыми ладонями блестящий сгусток отражения энергии, комок блескучего света упрямо отодвигался, уплывал, и, незаметно для себя, я оказывался у другого берега.
...Я ни разу не достал то блескучее, подвижное отражение солнца.
Потому лучше сесть на песке у самой кромки воды и, плотно обняв руками колени, зажмурить глаза и, слегка откинув назад голову, впитывать лицом и солнце и его искристый отблеск от воды.
Двойной поток света пронзает веки.
Заливает красновато-желтым кипением голову.
И — будто вошел в кипящее нутро самого солнца.
Тогда-то и нужно быстро открыть глаза.
И — все начинает кружиться.
Вода кажется небом.
Небо — водой.
А между ними — кувыркается и смеется солнце.
…Тогда я еще не знал: закон сохранения и превращения энергии связывает воедино все явления природы, а сохраненная и преобразованная энергия обладает свойством проявлять себя даже из глубины иных времен.
Видимо, я не случайно ходил на свою протоку один.
Пусть еще бессознательно, но я, наверное, уже начинал понимать: таинство — действо сокровенное и постигается в одиночку и, вкусив его ранние начала, догадывался: наступит время, и мне придется непременно подарить кому-то часть своего, освоенного и усвоенного мира, и тот, кого еще предстояло узнать, обязательно оценит значение того подарка и не испортит насмешкой или небрежным непониманием свое соприкосновение с таинством дара.
...Девочка зовет на протоку.
И мне приятно: на берег протоки привел ее именно я, именно я показал ей, что нужно делать, чтобы от солнца в воде кружилась голова.
Мы шли на протоку, и у меня прыгало сердце.
Я скрывал, что хочу взять ее за руку, а тут ее ладонь оказалась в моей.
И, как это бывало не раз, голову залил жар.
Жар тот стал постоянным спутником наших встреч.
Стоило увидеть девочку, как я тут же смущался, начинал краснеть, а остроглазые друзья, заметив это, смеялись, и, что неприятно, ехидничали, отпуская колкости; ни я, ни мои сверстники не знали — то было предвестие мучительно-сладостного сочетания двух вечных и прекрасных начал этой жизни — мужского и женского.
Я густо покраснел и вырвал сразу вспотевшую ладонь из ладони девочки.
Она тоже засмущалась и покраснела.
И мне уже хотелось, чтобы с нами шли мальчишки и девчонки, оставшиеся на реке, а моя спутница только мелькала бы среди них.
Мы пришли на протоку.
Девочка сказала, что будет купаться, и стала раздеваться.
Она, я хорошо помню, не снимала одежды на реке и не купалась.
Не делала этого и здесь, на протоке, и так хотелось одного: чтобы она только присела рядом и, подставив солнцу и его отблеску от воды тонкое лицо, обняла колени руками и, как я ее учил, слегка откинув назад голову, зажмурилась.
И — знакомо закружилась бы голова.
Вода показалась бы небом.
Небо — водой.
А между ними — кувыркалось и смеялось солнце.
И я снова увидел бы на губах девочки влажный отблеск солнца.
Протока и девочка дарили мне новые ощущения.
И так хотелось, чтобы они повторялись и повторялись.
Но девочка, сбросив платье, и, осторожно вытягивая, перед тем как ступить на горячий песок, носочки, пошла к воде.
Увидев ее округло набухшие соски, я смутился и отвел в сторону глаза.
И узнал горечь от разрушения тайны человека.
На другой день мы снова были на протоке.
Осторожно вытягивая, перед тем как ступить на горячей песок, носочки, девочка снова входила в тихую воду и оставляла за собой маленькие, плавные полукруги маленьких, плавных волн, а я сидел на берегу и не мог прийти в себя.
Она сказала, что скоро уедет и ей грустно от того.
До ее отъезда я плохо спал.
И — познакомился с тоской.
Через неделю соседи провожали мою знакомую к поезду.
Я видел девочку в последний раз.
Все, что сделал, — коротко махнул ей со ступенек крыльца.
Она махнула в ответ и улыбнулась.
И я запомнил ее улыбку.
И впервые испытал ощущение утраты.
И — познакомился с разлукой.
Но я помнил ее и время от времени приходил на протоку.
Однако прозрачная и легкая вода ее перестала улыбаться солнцу.
И я узнал, что в этой жизни есть и пасмурные дни.
Потом была зима.
Плохая зима: я надолго заболел.
Катался на своей протоке на коньках, и там, где купалась девочка, увидел вмерзшую в лед маленькую рыбку. Сбросив валенок, и расшнуровав конек, я стал откалывать им лед вокруг рыбки: показалось, — во льду замерзла моя девочка, и, заплакав от обиды, откалывал и откалывал коньком лед, сломал до крови ноготь большого пальца, но застывшая вода была твердой, как камень.
И я узнал безысходность.
И — еще неясную по своей природе, но, — существующую на свете, — тревогу.
(продолжение следует)
Читайте также: