Режиссёрскую и художественную редакцию знаменитой булгаковской пьесы на сцене Московского художественного театра им. Чехова представил Кирилл Серебренников.
«Зойкина квартира» Михаила Булгакова впервые была поставлена в 1926 году, а в 1929-м пьесу запретили, чтобы не разлагать пролетариат в годы «великого перелома».
Прошло 86(!!!) лет, а булгаковская пьеса не только ведёт диалог с днём сегодняшим, но и благодаря блестящей режиссуре может стать оппозиционным манифестом всех несогласных. Серебренникову удалось невозможное. Притон в «Зойкиной квартире» превращается в настоящее кабаре путинской России, с музыкой, танцами, муаровыми платьями, наркотиками, красивыми женщинами, желанием жить красиво... и обязательным желанием уехать из этой страны. Хозяйка кабаре, простите, «нехорошей квартиры» Зоя Пельц (Лика Рулла) в российской действительности оказывается звездой мюзикла «Чикаго» (дебют в театре), а администратором зойкиного предприятия – авантюрист Аметистов, которого Михаил Трухин сделал обаятельным проходимцем середины 90-х годов. Короче, всё по Булгакову – от точки до точки, с небольшой корректировкой вместо червонцев на доллары, и всё про нас... про новую Россию. Даже китаец Херувим Евгения Сангаджиева воспринимается не как экзотика в те далёкие 20-е годы, а как наступающая на нас реальность, которая разрушает построенный Зойкой карточный домик.
Те, кто видел настоящее кабаре или хотя бы одноимённый фильм с Лайзой Минелли, понимают, что это такое. Тема крушения идеалов, краха человеческой жизни, борьбы за право на свою свободу пропета и в «Кабаре», и в «Квартире». Песни берлинского кабаре 1920–1930-х годов, которые блистательно перевели и адаптировали для российской действительности Игорь Иртеньев и Владислав Маленко, звучат так же едко и точно, как в фильме Боба Фосса. И если в первом действии спектакля ещё присутствует желание поиграть в песне со словом и образами (песни в стиле Хармса), то второе действие начинается с песни-манифеста «Вам не запретить нам сиреневые ночи...», которая вскоре станет гимном оппозиции и которую артисты в конце исполняют на бис.
В режиссёрской версии пьесы «Лес» Островского, поставленной Серебренниковым на этой сцене в 2004 году, звучит песня «Беловежская пуща», которую исполняет детский хор. Она звучит как песня-прощание с Советским Союзом и в спектакле выглядит как стёб. В «Зойкиной квартире» уже не до стёба. Все мы знаем, что случилось с Германией после 1930-х, и потому песни берлинских кабаре преднацистских годов в российской интерпретации в булгаковской пьесе благодаря Серебренникову звучат особенно. Вот такой театр и такая «Зойкина квартира» появились в Камергерском переулке в центре Москвы.