В последнее время на фоне возросшей гражданской активности людей стало мелькать грозное слово «революция». Однако всякой революции предшествуют революционные настроения. Есть ли они в современном творчестве?
Революция 1917 года была подготовлена в умах и притом задолго до осуществления. Возьмём для примера хотя бы Максима Горького, обогатившего литературу образом грозно реющего буревестника или рабочей матери, ушедшей вместе с сыном в революцию. А как трудились десятки поэтов, призывая на свою голову грядущую «бурю»!
Революция 1991 года тоже готовилась в умах несколько лет перестройки: в литературе, кино, театре и на стадионах, куда красной волной русского рока вынесло Цоя, Кинчева, Шевчука, Бутусова и других талантливых парней. В их песнях не было никакой «политики», в них бушевало именно настроение: жажда перемен, обновления, свободы. Той самой «бури», без которой невозможен гордо реющий буревестник…
Итак, по прецеденту мы имеем такой сюжет: сначала буревестник, потом буря. Поэтому оглядываем современность с целью пристального поиска и возможного отлова буревестников.
Кинематограф стоит отмести сразу – он живёт на большие государственные деньги, поэтому любые революционные настроения тут отстреливаются ещё на стадии сценария. Впрочем, их и на этой стадии нет. Три самых значительных фильма уходящего года – «Елена» Звягинцева, «Цитадель» Михалкова и «Фауст» Сокурова – заслуживают внимания и, возможно, переживут своё время. Но ни пёрышка от буревестника мы тут не найдём.
На театральной сцене царит в основном перелицовка классики – иногда удачная, чаще нет. «Пер Гюнт» Ибсена в Ленкоме у Захарова и «Три сестры» Чехова у Додина (Малый драматический театр, С.-Петербург) – можно отнести к удачам. Взгляд постановщиков на жизнь человека глубок и мудр и поэтому далёк от любых революционных идей и настроений. Один из самых популярных спектаклей сезона – «Враги: история любви» Башевиса-Зингера в театре «Современник» – рассказывает нам историю любви, случившуюся в Нью-Йорке 50-х годов. Алиса Фрейндлих и Олег Басилашвили (БДТ) блистают в спектакле «Лето одного года», но в этой американской пьесе речь ведётся о старой интеллигентной паре, достойно переживающей близость смерти. «Наследники Рабурдена» Золя – премьера Малого театра, с отличными актёрскими работами В. Езепова и Э. Марцевича, – разворачивает картину жадной грызни своры буржуев за призрак наследства… И даже когда на сцену вдруг проникает современная пьеса, в ней трактуются темы, космически удалённые от «революции».
Например, «Дом» Е. Гришковца и А. Матисон – недавняя премьера МХТ (режиссёр С. Пускепалис). Зритель видит хорошего, современного героя – это врач-уролог в исполнении И.Золотовицкого. Он жаждет купить домик, а денег нет, приходится занимать, а никто не даёт. Почему в нашей стране квалифицированный специалист так унижен, что даже домик не может купить! – эта мысль посещает публику во время весёлого и занимательного представления. Но запеть «Дубинушку» и воскликнуть: «Доколе!!» никому в голову не приходит…
В литературе у нас есть группа писателей, разрабатывающих протестные настроения путём описания быта революционеров (притом из личного опыта), – это и Лимонов, и Прилепин, и Шаргунов. Ненависть к порядку вещей им удаётся изобразить неплохо, а иной раз и отлично. Но мрак и нравственная духота, царящие в их произведениях, скорее отвращают, чем привлекают. Революционеры много пьют, дерутся и грубят окружающим. Никакого образа привлекательного будущего, никакой сильной мечты, обаятельного героя и убедительного призыва в этой литературе нет. Разве что интересная, но не новая идея – глушить водку не просто так, а в виде протеста.
Если делать революцию, то во имя чего? Какую новую картину мира создавать? Под какими лозунгами хотя бы?
Единственный лозунг, который чётко звучит сегодня, – это «Россия без Путина». Прикажете всерьёз верить, что без него жизнь мгновенно расцветёт, истина воссияет?
Некоторую артистическую убедительность несёт в себе проект «Гражданин поэт» Д. Быкова – М. Ефремова. Правда, трудно назвать это «революционным искусством», скорее перед нами боевая сатира, «синяя блуза», «утром в газете – вечером в куплете». Насмешка иногда разит точно, иногда летит мимо, приносит лёгкое удовольствие, веселит иллюзией свободы ума. «Надо же, вот они их как!» Но, истребляя огнём сатиры то, что ненавистно, что может автор (Д. Быков) предложить взамен?
Что плохо, мы знаем. А что хорошо? Кто хорош? Кому уготовано увлечь жизнь блеском мечты? И где хоть краешек этой мечты?
Но главное, что доказывает неготовность общества к революции, – это полное отсутствие революционных песен. На Болотную площадь люди шли под призыв всё того же Цоя – «Перемен, мы ждём перемен». Всё тот же хмурый честный Костя Кинчев выходит на сцену и кричит в зал. «Есть тут кто-нибудь, кто голосовал за…?» «Нет!!! – ревёт зал. – Нет, никто!!!» – «Интересно получается… – недобро смеётся Костя и поёт затем свой знаменитый «Тоталитарный рэп».
Но этой песне 25 лет. Она, конечно, созвучна и нашему дню. И всё-таки где же новые звуки нового времени? Везде царит шансон и только шансон. Шансон уголовный, шансон ресторанный, шансон, притворяющийся романсом, и шансон, который даже в шутку нельзя показывать цивилизованному миру. Шансон, от которого хочется удавиться, и шансон, сдобренный крупицами таланта, – но всё тот же шансон, то есть агрессивная пошлость.
Шансон и есть подлинные звуки этого времени. Песни вырвавшихся из зоны на волю рабов, желающих теперь погулять «по-господски».
Возможно, идеологическая подготовка к революции только начинается – но пока что мы к ней не готовы. Нет образа будущего, ради которого надо переворачивать настоящее. Не создали его ни «мастера искусств», ни молодые таланты.
Может, за сто лет вывелась сама порода этих загадочных птиц – буревестников?