Заслуженный артист России Сергей ПЛОТНИКОВ учился у Александра Калягина в Школе-студии МХАТ, а с 1993 года играет в его театре Et Cetera. Кинокарьера актёра началась поздно – в 38 лет. Одна из первых ролей – в фильме «Замыслил я побег», затем были работы в картинах и сериалах «Две судьбы», «Кадетство», «Исаев», «Большая нефть», «Медвежий угол». Но звёздный час пришёл к Сергею после роли Степана Кручи в сериале «Мент в законе».
- Сергей, как быстро вы освоились с ролью начальника РОВД? Для того чтобы быть правдивым в кадре, надо знать ситуацию изнутри…
– До этой картины мне не приходилось играть таких персонажей. Пришлось обратиться к друзьям – оперативникам, посмотреть, как работает районное РОВД. Поискать в себе те качества, которые определяют характер работника уголовного розыска.
– Но теперь вы уже с полным правом можете высказать своё мнение, как проходит реформа в системе МВД? И кстати, как вы относитесь к переименованию милиции в полицию?
– Милиция или полиция – для меня большой разницы нет. В Америке стража порядка называют «копом», в Англии – «бобби». У нас хоть и стал он официально именоваться полицейским, по жизни – «мент»… Главная цель преобразований какая? Очистить кадры и улучшить ситуацию внутри системы. Дело это правильное и нужное.
– Однако почти каждый день слышим: то сотрудник, будучи в нетрезвом состоянии, сбил женщину на переходе, то валялся в форме на помойке. Я уж не говорю о событиях в казанском РОВД «Дальнее»!
– Как заявляли после переаттестации чиновники МВД, в полицию попали лучшие… Но я вот что скажу в их частичное оправдание. Кто сейчас работает операми, участковыми, инспекторами, следователями? Те, кому по 20–25 лет. Они росли в циничные 90-е. Что эти ребята могли впитать в себя? Какую духовность, какие идеи? Время вырастило их такими, когда каждый сам за себя, когда главной идеей было набить карманы!.. Увы, и теперь ситуация не намного лучше. Ушли в прошлое бандитские разборки и сериалы, романтизирующие жизнь криминала, на смену им появились социальные сети. А они разве могут заменить живое человеческое общение? Конечно же нет. Сеть затягивает юношей и девушек. В результате многие из тех, кому сейчас
15–20 лет, не приспособлены к общению, к состраданию. А ведь та же улыбка, даже незнакомому встречному, дорогого стоит. Я был бы рад видеть на наших улицах побольше улыбающихся полицейских!
– Ваш отец был довольно известным провинциальным актёром. Он хотел, чтобы вы пошли по его стопам или всячески противился?
– Не особо хотел. Более того, не пускал нас с братом на свои спектакли в харьковском Русском драматическом театре. Кстати, моё первое образование – физкультурное. Тайно от родителей я поступил в студенческий театр. Сразу получил несколько главных ролей, но только после премьеры решил открыться отцу. Вердикт был таков: «Ты не гений, но способный». Он считал, что только в Москве есть настоящая театральная актёрская школа, я поехал в столицу. Причём отец посоветовал сначала показаться Георгию Жжёнову: «Скажет: бездарь – езжай домой и не позорься. Понравишься – можно пробовать дальше».
– И вы реально показались великому Жжёнову?
– Да, и Георгий Степанович сказал: «Способности есть, иди поступай». Но тут я получил удар с неожиданной стороны – неправильный прикус. Очень серьёзное препятствие для актёра, ведь страдает дикция. Расстроился ужасно, ходил кругами по всему городу, пока не взял себя в руки. Решил, что надо сдать все экзамены… И на прослушивании у Юрия Соломина мне неожиданно предложили перевестись из физкультурного института в Щепкинское училище. Но тут выяснилось, что я не умею ни петь, ни танцевать. В общем, пришлось вернуться в Харьков.
– Не поверю, что будущий «мент в законе» впал в уныние и депрессию.
– Сдаваться не в моих правилах. В первую очередь пошёл в институт ортопедической стоматологии. Полгода исправлял прикус. Всерьёз занялся танцами, посещал вокальную студию. На следующий год снова подал документы в школу-студию МХАТ и поступил на курс Александра Калягина. На четвёртом курсе Александр Александрович заговорил о своём собственном театре. Я тут же ухватился за эту идею.
– Ваша актёрская карьера началась в 90‑е, когда многие коллеги уходили из профессии. Тяжело было?
– А то! Грошовая зарплата, неустроенность. Многие актёры бежали из театра. Пришлось и мне на рынке поработать, вещи перепродавать, спирт в ларьке разводить. Но вечера были целиком отданы театру. У меня было по 25 спектаклей в месяц! С кино ничего не складывалось, десять лет меня никто не снимал, хотя я разослал свои резюме в различные кинокомпании, ходил на пробы. В 2000-м, так получилось, мои волосы основательно поседели. Тогда мы готовили спектакль «Моя прекрасная леди», где я получил роль молодого парня, влюблённого в главную героиню. Чтобы как-то соответствовать образу, постригся, надел смешные очки, укороченные пиджак и брюки. Получился выросший из своей одежды Шурик, такой «вечный студент». После того как я изменил образ, меня и пригласили в кино.